Женщина-зима - Знаменская Алина - Страница 62

Сестры Гуськовы со все возрастающим беспокойством наблюдали сквозь занавески, как агрессивная толпа собирается у ворот. Лаем взорвались собаки. Нарочно дразня псов, разразилась криками толпа:

– Бандиты!

– Выходите давайте. Не фиг прятаться!

– Не выйдете – подожжем, куркули несчастные! Раскулачим!

Агрессивные выкрики толпы напугали сестер. К односельчанам выслали мужа Лидии, Ваньку.

Ванька, мужик незаметный, невидный, вышел, остановился за калиткой.

– Вы чё, мужики?

– А ты выдь к нам, Иван! Чё там жмесся?

– Нет уж, я тут… Чего вы?

– За что Полину засадили? Сами приехали за ней, а потом – заявление накатали! Да за такое знаешь, что бывает?

– Да не знаю я ничего, мужики! – взмолился Иван. – В Москву я за товаром мотался.

– А Павел где с Игорьком?

– Нету их, не вернулись еще…

– Вернутся, так и передай: не заберете вашу заяву, худо будет!

– Не дадим житья!

– Беженцы называется! К ним по-людски, а они жо…й поворачиваются!

– Да ладно, мужики, вы чё? Я скажу, мне чё… Я скажу.

Иван попятился к двери дома. В это время подъехал Генка Капустин, искал мать. Та, разгоряченная, о чем-то говорила с Любавой.

– Ты щас куда, Генок? – поинтересовались мужики.

– В район, бухгалтершу в банк везу.

Мужики переглянулись.

…Никита Панин после обеда вызвал к себе своего первого зама, Опрелкова. Нужно было подготовить справку в область о ходе полевых работ. Колхозы в районе стали сплошь убыточные, техники не хватало. Отсеялись, но будущий урожай хранить было негде. Проблема насущная, но Панин так и не придумал, как ее решить. Тем не менее справку нужно было представить к трем часам. Изложить следовало гибко – не как признание в собственном бессилии перед упадком сельского хозяйства, а как бы честно, но – оптимистично. Губернатор готовился к выборам, и ему подходило только оптимистично.

– Что мы имеем? – вопрошал Панин Опрелкова, чувствуя, как непроизвольно слипаются глаза и рот растягивается в невольном зевке. После обеда Никита Матвеевич любил подремать. А тут эта справка, будь она неладна.

Опрелков явился с бумагами, но, по обыкновению, сразу подошел к окну. Он всегда подходил к окну у главы в кабинете и делал замечание: «А погодка-то!» И они некоторое время обсуждали погоду. В сельском хозяйстве без этого нельзя. Сегодня же, едва он подошел к окну, выходящему на площадь, на его круглом личике проступило неподдельное удивление.

– Никита Матвеевич, вы в окно смотрели?

– А что я там увижу, мать твою! Ликование аграриев по поводу будущего урожая? Ты эти байки про погоду оставь, Опрелков. Справку давай сочинять!

– До ликования, я думаю, тут далеко. Но своих аграриев вы точно увидите. Полюбуйтесь-ка!

Панин подошел к Опрелкову и выглянул в окно.

То, что он увидел, поначалу позабавило его. Какие-то мужики толпились на площади, деловито оглядываясь и размахивая руками. Некоторые уселись на асфальт, скрестили ноги по-турецки. Сзади разложили бумагу, на которой молодая девчонка что-то резво выводила красками.

– Это что это? – Брови Панина полезли вверх. – Беженцы, что ли?

Возле здания районной администрации сроду не было никаких сборищ и митингов. Лет десять назад вот так толпой пришли беженцы из Казахстана просить жилье.

– Непохоже, – пожал плечами Опрелков. – Вон ту бабу я помню, здоровую. Повариха из Завидова. И этот мужик в тельняшке тоже оттуда.

– Завидовские? – удивился Панин. – Земляки, значит? И чего они? Спустись-ка узнай.

Опрелкова перекосило. Не любил он общаться с народом. С ними и разговаривать-то нужно как-то по-особому. Лучше матом. У главы это получается, они его за своего принимают. А он, Опрелков, человек кабинетный, ему это все… Но – делать нечего, спустился.

Вернулся быстро, сияя круглым ликом. Радовался, что с заданием справился – поговорил с народом, все выяснил.

– Да медичку у них посадили. Требуют освободить.

– За что посадили-то? – поморщился Панин. Вот эти дела, связанные с криминалом, его раздражали. Только влезь – фиг вылезешь!

– Родня больной и посадила. Да там что-то темное. Вроде как личные счеты.

– Ну а я-то при чем? – По лицу главы стало заметно, что он струхнул. – Пусть к милиции идут и рассаживаются у Мишкина под дверью! Я-то что?

– Там негде, сразу дорога и остановка.

– Етит твою… – разразился Панин, покрываясь пятнами. – А у меня тут – условия! Да я… Да они… Да где… А если кто узнает? Корреспондент этот гребаный постоянно на меня в областную газету капает! А если журналисты? Прикинь, что будет-то! Перед губернаторскими выборами!

Глава забыл о справке. Опрелков глубокомысленно кивал.

Глава района в предстоящих выборах, как и полагается, поддерживал действующую власть. Кому нужны перемены, перетасовки? Встанет новый глава, начнет мести по-новому, да и тебя выметет ненароком…

И Панин знал: за демонстрацию колхозников накануне выборов его в области по головке не погладят. Он примерно представлял, чем для него может обернуться эта вылазка завидовцев.

– Звони в райотдел! – приказал он Опрелкову.

Опрелкову ответили, что начальник райотдела Мишкин находится в области на совещании и вернется только к вечеру.

– Заместителя! – выхватил трубку Панин. – Да я вас всех, ёшкин кот, растрясу там…

Зам. начальника райотдела не был в курсе насчет демонстрации завидовцев. Ничего не мог он сказать и по поводу завидовской медички. Начальник уехал. Никаких распоряжений не давал. Тут маньяка надо ловить, торговля наркотиками процветает и два убийства за неделю. Какая там медичка…

Панин свирепел.

– Их бы энергию да в мирных целях, – попытался пошутить Опрелков, кивнув в сторону окна.

– Собирай совещание! – рявкнул вспотевший глава. – Главврач чтобы была, этот умник из райотдела с делом медички. Прокурора позови. И без шума давай. Всех – ко мне!

Опрелков убежал, а Панин вызвал к себе заместительницу по соцвопросам, Арбузову. Не мог он сейчас находиться один в своем кабинете, было необходимо с кем-то делиться мыслями. Арбузова прибежала, вытаращив глаза, нервно одергивая на себе костюм. Панин подозревал, что Арбузову в любых ситуациях больше волнует, как она выглядит, чем то, что происходит. Он частенько позволял себе запускать шпильки в ее адрес по этому поводу. Но сегодня ему нужно было, чтобы кто-то стоял рядом, хотя бы как манекен.

Едва вошла Арбузова, зазвонил красный телефон. Панин и Арбузова – вместе – уставились на него. Панин вспомнил – справка. Взял вспотевшей рукой трубку. Арбузова стояла и смотрела на главу, вытаращив глаза. Как преданный солдат на генерала.

– Да, здравствуйте, Сергей Леонидыч. Да как мы? Работаем. Справку… А? Справку, говорю, готовим…

И вдруг Арбузова заметила на лбу главы появившуюся испарину.

– А вы откуда знаете? – пробормотал в трубку глава и послал взор в сторону окна. – Разведка? – Он постарался улыбнуться, но получилась кривая гримаса. – Чего хотят? Да чего они хотят… – как можно беззаботнее забормотал он, а сам напрягся, вытаращил глаза на Арбузову. Думай, мол, скорей. – Требования? – неуверенно повторил он и кивнул Арбузовой.

– Открыть медпункт у них в Завидове и вернуть им врача! – громким шепотом подсказала Арбузова.

Глава слово в слово повторил подсказку Арбузовой. Через минуту заговорил бодрее:

– Да, закрыли. Ну, эти умники из Минздрава решили, что обойдутся. Да это до меня было, Сергей Леонидыч, при Козлове. Да я бы разве допустил? Почему накануне выборов? Стихийно. Заболел кто-то… Так, кучка колхозников.

Панин долго подобострастно кивал, почти счастливо поблескивая глазами. Арбузова сияла отраженным светом. Вот как ловко подсказала она с этим медпунктом. А то бы сейчас – что, да как, да почему… Нет, все-таки глава ей цены не знает.

Поскольку разговор у главы с администрацией области пошел бодрее и он уже не таращился на Арбузову, как на маму родную, та посчитала уместным отойти к окну и взглянуть, что делается на площади. Там происходило интересное. Колхозники откуда-то достали ведра. Простые ведра, оцинкованные. Толстая баба в цветастом платье ходила и раздавала всем не то ложки, не то половники.