Секрет Высоцкого - Золотухин Валерий Сергеевич - Страница 26

26

Так с чем мы подошли к неюбилею?За что мы выпьем и поговорим?За то, что все вопросы и в «Конях» и в «Пелагее» —Ответы на историю с «Живым».Не пик и не зенит, не апогей, — Но я пою от имени всех зэков:Побольше нам Живых и Пелагей — Ну, словом, больше Добрых человеков!Нам почести особые воздали:Вот деньги раньше срока за квартал.В газету заглянул — а там полным-полно регалий,Я это между строчек прочитал.Вот только про награды не найду,Нет сообщений про гастроль в загранке —Сидим в «определяющем» году,Как, впрочем, и в «решающем», в Таганке.Тюрьму сломали — мусор на помойку, — Но будет где головку прислонить:Затеяли на площади годков на десять стройку — Чтоб равновесье вновь восстановить.Ох, мы поездим, ох, поколесим,В Париж мечтая, а в Челны намылясь,—И будет наш театр кочевымИ уличным, — к тому мы и стремились.Как хорошо — мы здесь сидим без кляпа, И есть чем пить, жевать и речь вести. А эти десять лет — не путь тюремного этапа:Они — этап нелегкого пути.Пьем за того, кто превозмог и смог, Нас в юбилей привел, как полководец, — За пахана — мы с ним тянули срок, Наш первый убедительный червонец.Еще мы пьем за спевку, смычку, спайку С друзьями с давних пор, с таганских нар — За то, что на банкетах вы делили с нами пайку, Не получив за пьесу гонорар.Редеют ваши стройные ряды — Писателей, которых уважаешь, — Но, говорят, от этого мужаешь! — За длги ваши праведны труды — Земной поклон, Абрамов и Можаич!От наших «лиц» остался профиль детский,Но первенец не сбит, как птица влет, —Привет тебе, Андрей — Андрей Андреич Вознесенский,И пусть второго Бог тебе пошлет!Ах, Зина, жаль не склеилась семья У нас там, в Сезуане, — время мало. И жаль мне, что Гертруда — мать моя, А что не мать мне — Василиса — Алла!Ах, Ваня, Ваня Бортник — тихий сапа,Как я горжусь, что я с тобой на «ты»!Как жаль, спектакль не видел Паша, Павел — римский папа, — Он у тебя б набрался доброты.Таганка, славься, смейся, плачь, кричи, Живи и в наслажденье и в страданье! Пусть лягут рядом наши кирпичи Краеугольным камнем в новом зданье!

05.09.1974

Вот уже третий день в Вильнюсе. А приехали на «ВМW», на «Высоцком», с Дыховичным. И ехали здорово, быстро, со скоростью средней 100, а так на спидометре держалось почти всю дорогу 140—120, а?! И какой же, получается, еврей не любит быстрой езды. Заночевали в Минске, в гостинице. Съели диких уток, подстреленных самим Полянским на охоте, членом Политбюро[122]. Поэтому они были вкусными втройне. Нет, хорошо ехали.

В гостинице вроде как сначала не было мест, но потом, как Высоцкий документ предъявил, и я подошел, «что-то он не похож на Золотухина», снял кепку, «ну вот теперь другое дело», нашелся номер трехместный, с улыбкой.

На следующий день при труппе сцепился с Дупаком. Ждали Шаповалова, Смирнова...

— Надо начинать репетицию, а не ждать.

— Вот когда вы будете режиссером, встанете сюда и будете вести репетицию...

— Придет время — встану. Семьдесят человек ждут неизвестно чего... Тем более у Шаповалова есть замены в зонгах, а Смирнов не с самого начала...

Меня защитил и поддержал Высоцкий. С нами уже трудно спорить.

А Высоцкого не пустили в ночной бар. «Тем более вы в таком виде», — а вид у него самый европейский, и вылезает он из машины «ВМW». Но галстук он никогда не носил, не имеет его, стало быть, ресторан в этой стране ему не светит, хотя он и Высоцкий и пр. Ну и посмеялись мы. «Достаточно, — говорит, — того, что я вылезу из машины „ВМW“, мне в машину самовар принесут...»

Не успели мы вернуться оплеванными к машине, новый подарочек — сперли зеркало с машины. Вырвали с мясом. И будто мы сразу в чем-то виноваты, и машину жалко... как живую... Будто из тела вырвали...

Сейчас идет «Добрый». У Высоцкого берут интервью.

10.09.1974

Вчера мы летали с Володей в Ленинград, перед отлетом зашли в театр к шефу, только что прибывшему. На аэродроме мы разминулись с ним.

— Здравствуй, Володя. А это суперзвезда за тобой идет?

— Почему супер? Он просто — звезда.

— Ну, как поживает «Дурь»[123] — не твоя дурь, твоя дурь, я знаю, как поживает, а нилинская «Дурь»?

Вечером вернулись поздно и беседовали с шефом. Все об Англии, о репертуаре, а о моем деле только в конце, и пока ничего конкретного. Меня беспокоит «Мать». Без замены мне кранты. Да не может быть и речи об этом, улечу и все.

18.09.1974. Рига

Вести ужасные. Володя сбежал из больницы, вшивку делать не стал. Шеф намучился с ним в самолете...

Володя такое мне про меня наговорил, про мою прозу... Сравнивал мои некоторые страницы (даже писать стыдно) с Достоевским...

— На смерти Шатова я не плакал, а на твоих некоторых страницах вскакивал и ходил по комнате, не мог читать, комок застревал и не проглотить... Но «Фомин» уже другое. Это профессиональнее, но слабее... Надо тебе писать, как семь лет назад... Знаешь, я отчего запил — от зависти! Как ты успеваешь: столько играть, сниматься, запивать иногда и так писать? Откуда ты слова такие достаешь? Я нигде, ни в одной своей вещи не приблизился до того, что ты пишешь... Ванька Дыховичный пришел, я читал, я сказал Ваньке: «По-моему, у нас есть совсем рядом потрясающий писатель». Пиши, работай над словом, Валерик! У нас никто уже не может делать такое...

Дыховичный страхи рассказывает про Володю. Ударил себя ножом. Кое-как его Иван скрутил, отобрал нож. «Дайте мне умереть!» Потом все время просил выпить... Никто не едет. Врач вшивать отказывается: «Он не хочет лечиться, в любое время может выпить — и смертельный исход. А мне — тюрьма». Шеф сказал, что он освободил его от работы в театре.

вернуться

122

Иван Дыховичный был женат на дочери Полянского Ольге, которая и снабдила его в дорогу жареными утками.

вернуться

123

Съемки к/ф «Единственная» по рассказу П. Нилина «Дурь» (реж. И. Хейфиц) с участием В. Золотухина (Касаткин) и В. Высоцкого (Борис Ильич — руководитель хорового кружка).