Андреевское братство - Звягинцев Василий Дмитриевич - Страница 15

Глава 8

С первых же шагов обнаружилось, что остров обитаем, причем очень давно. А мне казалось, я увижу обычный в этих местах никому не нужный атолл с палаточным лагерем на берегу.

В полусотне метров от расселины, удобной для высадки, в море выдавался полуразрушенный бетонный пирс. Рядом с ним я увидел притопленный мореходный катер, большой, с закрытым черно-белым кокпитом. Подошел к нему с вновь возникшим чувством тревоги. Катер лежал на дне, сквозь прозрачную воду отчетливо различались две пробоины в левом борту. Края их были вывернуты наружу. И затоплен катер совсем недавно, на его корпусе не видно не только водорослей, но и донного песка.

От пирса в глубь острова, сплошь заросшего переплетенным лианами бамбуком, вела вымощенная потрескавшимися плитами дорога. Тоже непонятно, когда и для чего она проложена. Ни курортного, ни какого-нибудь промышленного значения остров иметь не может.

И уж тем более он не походил на место расположения научного центра. Мне приходилось бывать на самых разных станциях и базах, там издалека ощущается активная творческая жизнь. Ноосфера, если угодно. А здесь – глушь в самом прямом смысле. Глушь и мрачность запустения, причем с недобрым оттенком.

Кроме катера, ничто не намекает на возможность найти здесь Аллу и ее коллег.

Впрочем, поднимаясь вверх по дороге, врезанной в склон, я заметил следы цивилизации. Вначале пустую банку от пива на обочине в траве, потом смятую обертку от австралийских крекеров.

Сквозь плотную завесу зелени блеснуло солнце, наконец выбравшееся из окутывавшей горизонт плотной дымки, затрещала костяным голосом неизвестная птица, ей ответил целых хор писков, скрипов, скрежетов и стонов, обычных для тропической фауны и заменяющих привычное птичье пение.

Обойдя коническую осыпь, завалившую бетонку до середины (и лишний раз подчеркивающую забытость этого места, потому что сквозь песок и щебень успели прорасти деревья в руку толщиной), я остановился. Даже непроизвольно сделал шаг назад.

Между осыпью и склоном в неестественной и неудобной позе, вытянув одну ногу и поджав под себя другую, обхватив руками голову, лежал человек. Он, безусловно, был мертв. Тут не ошибешься. Кисти рук покрыты засохшей кровью, на бетоне и траве тоже видны ржаво-черные пятна и потеки.

Я не стал прикасаться к трупу, только убедился, что затылок у него раздроблен, как принято говорить у экспертов, тупым тяжелым предметом. И был он, конечно, свежим трупом, потому что в тропиках они не долго сохраняются. По спине и бокам у меня покатились крупные капли горячего пота. И ладони стали влажные. Я тщательно вытер их о брюки, потом вытащил из-под ремня пистолет.

Лицо убитого я рассмотреть не мог, да и не стремился. Похоже, от чего ехали, к тому и приехали. Затвор щелкнул, досылая патрон. Катер, этот несчастный... Что меня ждет дальше?

Я чувствовал одновременно злость, отчаяние и страх. Не индивидуальный, а общий, разлитый в воздухе, как ядовитый газ. А вдруг за следующим поворотом – Алла? В таком же виде, а то и хуже... Какого черта ее потянуло в эти дурацкие игры? Конспираторы, так их и так... Значит, все-таки мафия всемирного масштаба? Ведь научные споры так не заканчиваются. Что ей стоило предупредить меня как следует? Или в кругах московских биофизиков за время моего отсутствия сильно изменились нравы?

Прижимаясь спиной к откосу и держа на отлете «Штейер» стволом вверх, я выглянул за поворот. Там было пусто. По крайней мере – до следующего поворота.

Кажется, я наконец понял все. Никаких особых загадок в этом деле не было с самого начала. Кроме одной – чем именно Алла с коллегами занималась и кому они мешали. Все остальное – проще некуда.

Некая группа решила их ликвидировать, то ли чтобы завладеть научными результатами, то ли чтобы таковых не допустить. И все у них было четко спланировано. Только одного они не учли. Что Алла сообщила о своем отъезде мне. А когда об этом проболталась, им пришлось принимать срочные меры.

Если б не я, до скончания века никто и понятия б не имел, куда пропала такая-то и иже с нею. И подвела этих ребят сущая мелочь, что вздумалось мне выскочить из вагона. Там у них все спланировано и рассчитано было верно, ну а когда сорвалось – пошла чистая самодеятельность... Но зато теперь я пришел сюда сам.

Наверху, где дорога выходила на плоскую вершину горы, я обнаружил лагерь. Два экспедиционных шатра, оранжевый и синий, и все положенные компоненты походной жизни: солнечная печь, стол и стулья под тентом, тарелка спутниковой антенны. И разбросанные вокруг мелочи вроде посуды, консервных банок и тому подобного.

Я сунул пистолет в карман и собрался тщательно осмотреть лагерь. Возможно, найду что-нибудь, способное приоткрыть завесу тайны. Заодно проверю, работает ли связь, и если да – вызову гавайскую аварийно-спасательную службу или ближайший морской патруль.

Казалось бы, все ясно, осталось только найти тело. Но представить Аллу мертвой у меня не получалось. Не позволяла интуиция, а она у меня довольно сильная. Мне казалось, что ее, скорее, могли захватить, увезти куда-то, но не убить...

Кругами обходя поляну и тщательно осматривая каждый метр, чтобы не упустить какую-то деталь, могущую оказаться жизненно важной, я приближался к шатру, в котором, наверное, жила Алла – на растяжке тента болтался цветной купальник. И остановился, вздрогнув. Невдалеке, в полукилометре, может быть, раздался гулкий металлический удар. Потом еще и еще. Мерные удары с интервалами секунд в пять-семь. Как будто сваи забивают.

Странно, но я совершенно не подумал, что это могут быть враги. Будто затмение нашло. Вначале я сделал несколько шагов, прислушиваясь, чтобы точнее определить направление, потом побежал. Чуть не сорвавшись с откоса, я вновь спрыгнул на ту же дорогу, но уже с другой стороны. Теперь она вела вниз, серпантином огибая остров.

Удары прекратились, но я теперь знал точный азимут и бежал напрямик, лавируя между деревьями с губчатой морщинистой корой.

Чудом удержался на ногах, шарахнувшись от куста, похожего на гигантский алоэ, усаженного полуметровыми, жутко острыми на вид шипами. Крутнулся на каблуках, выпрямился, но через десяток прыжков все же упал, поскользнувшись на чем-то мягком.