Грабители морей - Жаколио Луи - Страница 70

Нечего и говорить о том, с каким восторгом встретили своего друга Грундвиг и Билль.

В исходе одиннадцатого часа ночи через Саутварк вдоль набережной Темзы двигался отряд в полсотни человек. Дойдя до сходни N 38б он остановился, и в темноте прозвучал громкий голос, гулко прокатившийся над водой:

– Эй!.. Бриг «Олаф»! Эй!..

– Кто идет? – отозвались с корабля.

– Биорн и Норрланд! – отвечал прежний голос тем самым тоном, каким, бывало, сподвижники Роллона и Сигурда в пылу сражения бросали в воздух этот военный клич.

От брига отделилась лодка. В темноте послышался равномерный плеск весел.

– Причаливай! – раздался несколько дрогнувший голос Билля.

Спустя несколько секунд Грундвиг, Гуттор и молодой капитан покрывали поцелуями и слезами руки Фредерика и Эдмунда.

– Обнимите нас, верные, храбрые друзья! – вскричал ли братья Биорны – и в течение нескольких долгих минут пятеро мужчин нежно обнимались и целовались.

В нескольких шагах, на берегу, стоял человек и скрестив руки на груди, молча наблюдал эту трогательную сцену.

Это был Пеггам, получивший свободу одновременно с Биорнами и их сподвижниками.

Когда лодка снова отъехала от берега, возвращаясь к кораблю, с берега вслед ей раздался голос:

– Ну, смотри же, Фредерик Биорн! Теперь между нами война не на живот, а на смерть!

Герцог презрительно промолчал, но Гуттор вспыхнул, вскочил на ноги и крикнул с лодки своим могучим голосом:

– Принимаем твой вызов, Пеггам! Да, это верно, между нами война не на живот, а на смерть! Мы до тех пор не успокоимся, покуда не разрушим до основания твоего притона, а тебя самого не отдадим на съедение хищным птицам!

Два дня спустя после этих событий в подземелье одного дома в Блэкфрайярсе происходила ужасная сцена.

В этом доме останавливался Пеггам, когда приезжал в Лондон.

В этот день бандит пригласил к себе четыреста или пятьсот человек «Грабителей» для суда и казни над изменником.

Перед тем во все концы Англии были разосланы шпионы для поимки Перси. Несчастного клерка отыскали в Глазго в одной гостинице ночью, во время сна, схватили его и привезли в Лондон.

Тщетно он пытался спасти свою жизнь, унижаясь перед своим бывшим другом: нотариуса не могли смягчить никакие мольбы. Прежняя любовь Пеггама к Перси превратилась в неумолимую ненависть. Над изменником был произнесен грозный приговор и тут же исполнен. Несчастному вырвали язык посредством раскаленных добела щипцов, потом зарыли его живого в землю по самые плечи и оставили в таком виде в вонючем сыром подземелье, имевшем сообщение с клоаками Сити.

Несмотря на полученное жестокое увечье, несчастный с упорством цеплялся за свою жалкую жизнь.

Он думал о тех миллионах, которых добивался всю жизнь и которые он перед отъездом спрятал в безопасное место у одного лондонского банкира. Он получил много золота, получил возможность роскошно жить – и вдруг в эту самую минуту ему грозит смерть!.. Нет, он не хочет умирать и не умрет. Для чего же и воля дана человеку, как не на то, чтобы преодолевать все препятствия? Разве сама судьба не на стороне Перси? Ведь тот разбойник, которому было поручено вырвать у него язык, ограничился лишь тем, что оторвал щипцами один лишь кончик, так что кровотечение было не слишком сильно, и рана уже успела засохнуть и затянуться… Нет, он не умрет! Разве можно умереть, имея в кармане пять миллионов франков? Он не только не умрет, он даже отомстит… О, как сладко будет для него мщение, когда он выберется из этого подвала!

Несчастный Перси пришел в такое возбуждение, что даже перестал чувствовать боль.

Падая в яму, в которую его бросили, он инстинктивно прижал руки к груди и только теперь понял, какую услугу оказал ему инстинкт. Если бы он держал руки вдоль тела, они были бы у него не свободны после того, как разбойники яму засыпали землею и утрамбовали, следовательно, в этом случае он совершенно не мог бы выбраться. Действуя руками, он (хотя движения его были крайне стеснены) все-таки понемногу разрыхлял землю около себя… О, если ему удастся высвободить руки, он будет спасен! Только бы ему это удалось!

Поддерживаемый такою надеждой, он, насколько мог, продолжал шевелить локтями, чувствуя при этом, что земля вокруг него несколько разрыхляется и поддается… Так прошло около часа, может быть и больше.

Вдруг Перси услыхал вдали смутный негромкий гул, как будто где-то что-то катилось. Это его обеспокоило. Гул приближался и становился слышнее… Несчастный прислушался и догадался, в чем дело. От страха у него волосы стали дыбом, на лбу выступил холодный пот…

Близко-близко послышались тонкий писк и топот маленьких ног, как будто мчался отряд лиллипутской кавалерии.

То были крысы подземных клоак Сити, наводнявшие погреб, в котором находился Перси.

Они собрались и начали бегать вокруг головы несчастного, не смея подойти близко к такому необыкновенному, странному для них предмету. Но мало-помалу крысы подбегали все ближе и ближе; те, что посмелее, даже стали обнюхивать голову Перси; несчастный временами чувствовал, как к его щекам прикасается их мягкая шкурка. Вместе с тем от стаи грызунов распространялся отвратительный специфический запах.

Ужас, отвращение, страх быть съеденным заживо удесятерили силы несчастного. Он сделал плечами и руками отчаянное нечеловеческое усилие… Он отдавал из себя все, что мог дать; если это не приведет ни к чему – он погиб. В темноте сверкали тысячи маленьких точек – крысиных глаз, слышалось щелканье острых зубов… Перси натуживался, напрягал все свои силы. Глаза его вышли из орбит, виски стучали от страшного прилива крови… О, ужас! Одна из крыс схватила его зубами за ухо…

Но в это самое время насыпанная земля подалась и с шумом посыпалась, освободив грудь и руки несчастного Перси. Испуганные крысы разбежались и очистили от своего присутствия подвал.

Перси вытянул вперед руки, стараясь нащупать какой-нибудь камень, при помощи которого можно бы было скорее докончить начатую работу. О, радость! Под руку ему попалась небольшая лопата, брошенная одним из тех, которые наполняли яму землей. Дело пошло тогда быстро. Держа лопату вертикально перед собою, Перси усердно разрывал землю, которая подавалась легко, так как была только что насыпана. Вскоре он был уже на ногах и вооружившись лопатой, медленно всходил по каменной лестнице, которая вела из подземелья в нижний этаж.

Лицо Перси было искажено злобой и ненавистью. Если бы бандит ночевал дома, месть клерка настигла бы его тут же немедленно. Однако Пеггама не было не только в доме, но даже и в Лондоне: начальник «Грабителей» отлучился куда-то по важному делу.

Обежав босиком весь дом, Перси убедился, что там нет ни души. Тогда он рискнул зажечь лампу и, несмотря на страшную боль в ране, принялся подробно осматривать обстановку дома.

Во всех комнатах заметен был страшнейший беспорядок. Видно было, что обитатели поспешно собрали и уложили все вещи и куда-то исчезли. В доме оставалась только мебель.

– Он уехал куда-то и, должно быть, надолго, – решил Перси. – Как знать, вернется ли он сюда?

Он направился к стене гостиной, где однажды, в отсутствие Пеггама, сам устроил потайную нишу. Открыв нишу, он достал оттуда сверток пергамента, на котором была сделана надпись: «Морская карта Безымянного острова».

– Вот орудие моей власти, – сказал он с кровожадной улыбкой. Ни разу, даже в пору самой тесной дружбы между ними, Пеггам не согласился показать своему помощнику этот важный документ, без которого нельзя было отыскать в тумане Ледовитого моря таинственное убежище, основанное чичестерским нотариусом для «Грабителей». Однажды Перси, приехав к Пеггаму по делам в Чичестер, сидел с ним в его кабинете и беседовал. Вдруг нотариус вышел на несколько минут в соседнюю комнату, оставив клерка одного. Перси воспользовался этим и похитил портфель, в котором находилась одна из карт, начерченных для руководства капитанам принадлежавших товариществу кораблей. Пеггам, если бы узнал, ни за что бы не простил ему этого воровства, поэтому Перси спрятал карту в такое место, где ее никто не мог найти.