Моя жена – ведьма - Белянин Андрей Олегович - Страница 88

88

– Ну что ж… К моему глубокому сожалению, вынужден признать полное поражение наших слуг. Для разнообразия я не буду изображать из себя дешевого лжеца. Поверьте, мне ничего не стоит взять назад мое слово и уничтожить вас на месте, но… Это уж как-то слишком пошло, мелочно и явно ниже моего достоинства, – криво улыбнулся Велиар, даже не глядя в нашу сторону. Он говорил очень дружелюбно, без угроз, но в самом тоне его голоса все равно сквозило что-то зловещее. – Я бы отпустил вас сию же минуту, однако тут есть одно «но»…

– Что еще? – напрягся я.

– О, сущие пустяки, Сергей Александрович… Ты ведь сам посоветовал мне снять фильм. Я хочу сделать потрясающее эпическое полотно. Тебя не предупреждали, на чем я специализируюсь? Вспомнил? Ну тогда посмотри себе под ноги, взгляни вокруг, обрати внимание на витражи и роспись стен. Я тут подумал, а почему бы мне не предложить главную роль в этом фильме твоей жене? Так сказать, в благодарность за идею. – Демон Зла закинул голову и гулко расхохотался. – Вы свободны! Идите… если успеете. Съемки начнутся через… пардон, тысяча извинений – они уже начались.

То, что было потом, с трудом поддается описанию. Рисунки и витражи ожили! Они приняли нужный размер, обрели плоть, кровь и страсть. В мгновение ока весь зал оказался набитым разнообразно совокупляющимися парами. Вся эта голая толпа стонала, визжала и двигалась как одно единое, страшное в своей омерзительности существо. Наташу оторвало от меня. Она, крича, вырывалась из чьих-то похотливых рук, и я рвался к ней, бешено работая кулаками. На какое-то мгновение мне удалось поймать ее руку. Над ужасающим развратом обезумевших людей и животных гордо пророкотал грозный голос Велиара:

– Тебе не спасти ее, поэт. Она – ведьма и никогда не станет святой!

– Граждане. Предъявите билеты! Таможенная служба, паспортный контроль, – громко раздалось у самого моего уха, и суровый Фармазон, бодаясь, растолкал окружавших нас извращенцев. Белый ангел неожиданно легко обнял сияющими крыльями нас с женой, и все стихло. Краем глаза я видел дикую оргию, не прекращающуюся ни на мгновение, но мы были словно отделены звуконепроницаемой стеной неизреченной Божьей благодати.

– Сереженька, сделайте что-нибудь… Я не смогу держать такую защиту слишком долго.

– Ага, Серега, не тяни! Я, конечно, еще с часок пободаюсь, но потом… Тут такие телки! Меня же просто изнасилуют!

– Сережа, – прошептала Наташа, – прости меня…

– О чем ты, любимая?

– Ни о чем… так получилось… это все из-за меня.

– Я люблю тебя.

– Я знаю. Все равно – прости… Я тоже безумно тебя люблю. Но… если они со мной… что-нибудь сделают, я не смогу жить. Я не захочу такой жить! Он прав. Я – ведьма… ты не сделаешь меня святой.

Я прикрыл глаза. Строки рождались мгновенно, рифмы слагались без малейших усилий, слова вплетались в общий ритм, как чеканный узор на металле. Я чувствовал это высшее состояние блаженства и боли, когда через поэта проходит светлая и чистая энергия неба. Нужно лишь открыть ей сердце и дать возможность вылиться в мир настоящими стихами.

Храм мой… Тело твое белое,Вольно трактуя строку Писания –Господи, что я с собою делаюВ явном соблазне непонимания.Читаю ладони твои, как Библию,Вглядываясь в каждую черточку пристально,Иду Израилем, прохожу Ливию,Возвращаюсь в Россию жадно, мысленно…Лбом запыленным коснусь коленей,Так, припадая к порогу церковному,Раненый воин, бредущий из плена,Спешит к высокому и безусловномуСлову. Наполненные смирением,Рвутся цветы из-под снежной скатерти,Или осенних лесов горениеОгненной лавой стекает к паперти.Плечи твои… Не на них ли держитсяВесь этот свод, изукрашенный фресками?Не Богоматерь, не Самодержица,Не Баба степная с чертами резкими…Не нахожу для тебя сравнения.Сладко притронуться как к святыне…В каждой молитве – благодарениеДревневозвышенной латыни!Дай мне войти, позабыв уклончивостьПришлых законов. Взгляни на шрамы.Время любого бессилия кончилось.Нужно держаться легко и прямо.Храм мой, прими меня сирого, серого…Не с плюсом, минусом – со знаком равенства.Губ твоих горних коснуться с вероюИ причаститься Святыми Таинствами…

Потом не было ничего. Наташа по-прежнему прижималась к моей груди, и я чувствовал, как по ее щекам катятся слезы. На душе было удивительно легко и спокойно. Тихий голос Анцифера заставил меня открыть глаза:

– Сергей Александрович, не возражаете, если я приготовлю вам обоим кофе?

Мы находились… у нас на кухне. Чайник только-только начал насвистывать. Неужели я забыл его выключить?

– Сережка, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– А где ты был тогда так долго? – Наташа подняла на меня мокрые ресницы. – Я тут все переделала, жду тебя, жду, даже соскучиться успела.

У меня начал ум заходить за разум. Подоспевший Анцифер успокаивающе похлопал по плечу и объяснил:

– Ей лучше ничего не помнить. Человеческая психика не рассчитана на подобные стрессы в таких количествах за столь короткий промежуток времени. Да и вы сами вспомните, разве что-нибудь было?!

Я только улыбнулся в ответ. Потом сунул руку в карман пиджака и достал Наташин талисман. Супруга восторженно чмокнула меня в нос:

– Где ты его нашел?!

– У нас дома. Наверное… Сыч его как-то потерял. Теперь он вряд ли будет нас беспокоить.

– Пусть только появится – я сама ему такое устрою! – Она надела цепь с крестом на шею и удовлетворенно повернулась к зеркалу. – Мне идет?

– Естественно! О! Звонят в дверь. Это, наверное, сэр Мэлори и…

– Фрейя! Где ты, маленькая девочка?! – Наташа вприпрыжку бросилась в прихожую. Через минуту оттуда донесся смех, счастливые взвизги и звуки поцелуев. Я безвольно опустился на табурет, откинулся назад, прислонясь спиной к прохладной стене.

– Сергей Александрович, может… рюмочку? – заботливо предложил ангел.

– Нет, спасибо… Анцифер, скажите честно – это все?

– Кто знает… Мы лишь песчинки во Вселенной, на все воля Божья. Старого Сыча больше нет, вы ведь видели его шкуру? От Велиара мы ушли… Как вам только взбрели в голову подобные строки? Вы отняли у него жертву буквально изо рта. Не уверен, что ваша жена после таких стихов плавно вошла в ранг святых, но сам факт того, что вы относитесь к женщине как к святому храму… Боюсь даже решать, чего здесь больше – богохульства или всепоглощающей любви. А любовь, как известно, оправдывает все… Это злобе, мести, ненависти и предательству нет оправдания. Нужно ли так любить женщину? Не мне судить… Вы – поэт, у вас другие законы, вас будут судить по иным меркам. Так не желаете? А вот я, пожалуй, выпью…

– Ради Бога… А, кстати, где наш рогатый друг?

– Где ему и положено: в углу за холодильником, в обнимку с бутылкой. Дай сюда! Дай сюда, нечистый дух, тебе говорят! Я тоже немного налью. Да… здесь много уже и не нальешь.

Из-за холодильника выглянула красная физиономия упившегося черта.

– Сергунь… а что я? Мы от этого… В-ли-ара ушли. Как колобки какие… И от бабушки, и от дедушки, и от внучки, и от суч… ой! Жучки… Все довольны? А мне… н…чальство втюхает! З… что? За все!