Ребята с Голубиной пади - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 41

Брынза сорвал фуражку, надел ее на ствол винтовки, замахал ею над головой и побрел по перекату на противоположный берег.

Колонна сжалась, как огромная гусеница, и остановилась. Два офицера — один на породистом белом, а другой на рыжем коне, — привстав на стременах, рассматривали Брынзу в бинокль. На белой лошади сидел начальник карательной экспедиции подполковник американской армии Поддер, на гнедой — Жирбеш.

Поддер, опустив бинокль, сказал Жирбешу по-английски:

— Видимо, это парламентер несет нам уведомление о капитуляции партизан.

Жирбеш также по-английски ответил:

— Сомневаюсь. Это наш человек.

На сухом, словно отполированном, лице Поддера появилась брезгливая гримаса:

— Вы говорите, наш? Что у нас с ним общего?

— Я хотел сказать, что он служит у нас и предан нам, как собака.

Поддер снисходительно улыбнулся и повторил с видимым удовольствием:

— Как собака? Это вполне подходит! Когда большая часть двуногих будет предана нам, как собаки, тогда все станет прекрасно. На земле наступит царство мира и покоя.

В подтверждение этих слов Поддер ударил плетью между ушами своей лошади, которая махала головой, отбиваясь от мух. Лошадь присела от боли.

— А пока, — Поддер улыбнулся с видом человека, которого принуждают обстоятельства выполнять очень трудную работу, — а пока мы обязаны трудиться.

Заметив офицеров, Брынза побежал прямо к ним. Обливаясь потом, он остановился перед лошадиными мордами и, приставив винтовку к ноге, отрапортовал:

— Ваше благородие, как я есть ефрейтор Брынза и убег из плена. Четырех партизан уложил и убег.

— Врешь, гад ползучий!

— Я! Ваше благородие! Да вот у меня пакет, захватил… четырех кокнул! Клянусь честью! — Брынза полез за пазуху.

— Быстрей, из-за тебя вся колонна стоит!

Брынза вытащил из-за пазухи пакет и для чего-то обтер его рукавом. Безошибочно оценив верным взглядом холопа, кто здесь старший, он передал пакет Поддеру.

— Партизан? — спросил Поддер, передавая пакет Жирбешу.

Брынза сделал попытку изобразить на своем лице оскорбленное достоинство.

— Что вы, ваше высокоблагородие… Да я, да разве… Можно сказать, жизни не жалею! — Брынза хватил кулаком по груди.

Поддер не понял ни одного слова. Но тон и рабская угодливость, написанная на лице Брынзы, были красноречивее всяких слов. На лице подполковника появилось подобие улыбки, и он спросил:

— Самогон карашо?

Брынза выразительно закатил глаза, прищелкнул языком, погладил себя по животу.

— Куда же еще лучше, ваше благородие!

Пока Поддер беседовал с Брынзой, Жирбеш прочитал содержание пакета.

— Чрезвычайно важные новости, — сказал он, наклонившись к Поддеру. — Два партизанских отряда готовятся напасть на нас соединенными силами. Мы могли очутиться в очень невыгодном положении, — Жирбеш стал дословно переводить письмо.

Спешившись, Поддер и Жирбеш разложили карту на придорожном камне и стали изучать маршрут, по которому двигался отряд шахтеров. Брынза стоял возле, отвечая на вопросы Жирбеша о численности и вооружении отряда.

— Какое там вооружение! На двоих одна винтовка да по десятку патронов. Смех один! Вот у Острякова, говорят, покрепче дело…

— Доберемся и до него. Ты пока иди-ка в обоз. — Жирбеш обернулся и крикнул: — Трутняк!

К Жирбешу подбежал высокий веснушчатый солдат:

— Слушаю, вашство!

— Проводи вот его в обоз да угости хорошенько. Только не напиваться до бесчувствия. Искровеню! Вы оба будете мне сегодня нужны. Марш!

— Немножко виски? — спросил Поддер и обратился к Жирбешу по-английски:

— Виски, алкоголь! Этот напиток стоит тяжелой артиллерии. Виски помогло нам истребить индейцев, англичанам, голландцам, французам — завоевать целые континенты. Я также сторонник широкого применения виски.

…Карательный отряд изменил маршрут. Поддер решил устроить партизанам ловушку в том селе, куда двигался отряд шахтеров для соединения с отрядом Острякова. Вперед выехала разведка с приказанием задерживать всех, кто встретится на пути. Недалеко от села к Поддеру подъехал сержант и доложил, что задержан старик с мальчиком, у которого найдена ручная граната. Задержанные везли на лошади пустые консервные банки и чугунный лом.

Поддер вопросительно уставился на Жирбеша, на лице которого появилась торжествующая улыбка.

— Вам известны эти люди? — спросил у него Поддер.

— Сомневаюсь… Но мне известно, что партизаны используют консервные банки для изготовления бомб. Понимаете?

— Да? Так вы думаете, это агенты партизан? — Поддер взмахнул хлыстом. — Расстрелять!. Сейчас же расстрелять! И написать, за что расстреляны. Это устрашит остальных.

— Но второй совсем еще ребенок… — проговорил сержант, бледнея.

— Предоставьте мне, Смит, устанавливать возраст преступников! Советую вам также выкинуть из головы детское понятие о жалости, которое вам вдолбила ваша бабушка.

Сержант вспыхнул, хлестнул лошадь и поехал в сторону от дороги, где возле Гнедка, окруженные солдатами, стояли дед Коптяй и Коля Воробьев. Мимо, разглядывая пленников, проходили солдаты.

В сухую траву к ногам Коли упал кусок сахару, брошенный каким-то сердобольным солдатом. Большинство же смотрело на старика и мальчика равнодушно. Их совсем не интересовала судьба пленников. Солдаты думали об отдыхе, еде, поглядывали вперед, где над сине-зелеными вершинами кедров горел в лучах заходящего солнца крест на колокольне. Он обещал привал и отдых.

«И что это я вспылил? — думал между тем сержант, направляясь выполнять приказ. — Ведь, по сути дела, не я отвечаю за это. Я обязан подчиняться дисциплине». Так сержант оправдывал преступление, которое собирался совершить.

Солдаты добродушно подшучивали над Колиным костюмом и дразнили Рыжика. Но стоило сержанту передать им приказ Поддера, как они с каменными лицами отошли в сторону от Коли и деда Коптяя.

— Конец нам, выходит, Николай, — сказал дед Коптяй.

Коля с удивлением посмотрел на деда, не понимая, о чем тот говорит. На лице Коптяя Коля не прочитал ничего особенного. Он увидел только, как слегка дрожит в руке его трубка да курит старик не так, как всегда, а почему-то торопится, сильно затягивается, посматривая на солдат, которые стоят, словно чего-то ожидая.

Если бы дед Коптяй знал, что солдаты ждут, когда он докурит свою последнюю трубку, то не жег бы так яростно в трубке махорку.

— Слышь, Коля, беги, брат, немедля, прямо на кусты, потом овражком, — сказал вдруг дед Коптяй.

— Что ты, дедушка? Вместе уйдем!

— Беги, говорю! Ну, живо!

И только тут Коля вдруг понял, как серьезно дело. Кусты находились далеко. Бежать надо по кочкам. Трудно будет увернуться от пуль, если солдаты начнут стрелять. Эти мысли одна за другой мелькнули в голове Коли.

— Ну! — дед Коптяй подтолкнул было Колю, да задержал руку на его плече: от дороги скакал ординарец Жирбеша.

— Стой, стой! Ноу! Ноу! — кричал он. Подъехав, солдат знаками, коверкая английские и русские слова, объяснил американскому сержанту, что Поддер приказал отложить расстрел и доставить арестованных в село.

— Повезло вам, — сказал подъехавший Трутняк деду Коптяю. — Отсрочка вышла. Мой уговорил этого тощего черта. Говорит, что с вами надо делом поговорить, разузнать, что вы за купцы, и что расстрелять вас всегда можно. — Трутняк криво усмехнулся: — Может, еще и не рады будете отсрочке-то!

Ординарец и американский сержант ускакали. Солдаты вышли на дорогу, по которой уже тянулся обоз, и уселись на одну из телег, приказав пленникам идти рядом. Гнедко шел за дедом, тыча его мордой в спину. Рыжик бежал подле Коли.

— Никак тоже наш брат, — сказал дед Коптяй, показывая Коле глазами на один из передних возов.

— Где? Да это же Брынза! Вот паразит!

— Смотри-ка, с винтовкой! Неужто предатель?

— Еще какой! Таких свет не видал, — Коля стал рассказывать про Брынзу.

— Вот черная душа! — отплюнулся дед Коптяй, с брезгливым любопытством поглядывая на Брынзу.