Сталин: операция «Эрмитаж» - Жуков Юрий Николаевич - Страница 16

16

Преображенский настойчиво повторял, открыто полемизируя с Бухариным и его сторонниками: «Мысль о том, что социалистическое хозяйство может развиваться, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского, хозяйства, является, несомненно, мелкобуржуазной утопией»[38].

Серьезнейшее и страшное политическое обвинение!

Впрочем, источники финансирования индустриализации Преображенский не ограничивал лишь сверхналогами на крестьян и нэпманов. Он предлагал широко использовать также эмиссию бумажных денег, железнодорожные тарифы, монополию банковской системы, регулярные займы у населения, пошлины на ввозимые товары и только в последнюю очередь – из-за неустойчивости, непредсказуемых колебаний мирового рынка – доходы от внешней торговли.

Предлагая свой курс, курс «левых», Преображенский не скрывал трудностей, которые непременно породит ускоренная индустриализация. «В самом начале социалистического накопления, – отмечал он, – государство ведет производство, несмотря на его убыточность, и стремится лишь к наименьшему убытку во всем хозяйстве в целом и далеко не всегда – к наименьшему убытку при выборе предприятий, которые надо пустить в ход»[39].

И вот теперь, на съезде, выбор наконец был сделан. Индустриализацию страна проводить будет, причем ускоренными темпами – в пять лет, согласно разрабатываемому и предлагаемому делегатам плану. Как и предлагали троцкисты.

Значит, за счет крестьянства? За счет свертывания НЭПа (даже это понятие Преображенский предлагал упразднить)?

Прямого ответа на этот вопрос Сталин не дал. Не сказал об источниках финансирования индустриализации и Рыков – «правый», вполне сознательно уклонившись от обсуждения проблемы.

Следовательно, предстояло осуществлять план «левых», но способами, предлагавшимися «правыми»? В таком решении и выражался центризм Сталина. Судя по всем докладам, выступлениям получалось именно так: выполнение пятилетнего плана предстояло финансировать главным образом из доходов от внешней торговли.

Не случайно Рыков в своем довольно продолжительном докладе – в основном о пятилетке – выделил проблемы внешней торговли в особый раздел, недвусмысленно подчеркнув: «В пятилетнем плане необходимо исходить из того, что на протяжении ближайших пяти лет процесс индустриализации страны будет очень сильно зависеть от торговли с заграницей. Эта зависимость будет выражаться в необходимости импорта заграничных машин для оборудования фабрик и импорта сырья для работы легкой промышленности». Перейдя к экспорту, он сразу выразил серьезнейшие сомнения в том возможном объеме вывоза хлеба, который наметил Госплан, и потому предложил: «Партии и советским органам необходимо отнестись с гораздо большим вниманием, чем до сих пор, к вопросам экспорта. Необходимо добиться большего успеха в вывозе других товаров, кроме хлеба. Например, леса, продуктов животноводства и тому подобного»[40].

Рассуждая так, глава правительства прежде всего пытался защитить интересы крестьянства, оградить его от возможной новой продразверстки, иных грядущих напастей. Потому-то он и не сказал о наиважнейших иных статьях советского экспорта, вот уже пять лет приносивших в казну государства весьма немалый доход, гораздо больший, нежели зерно: о нефти, пушнине, наконец, о золоте и платине – самых идеальных расчетных средствах, более надежных, нежели твердая валюта.

Окончательно определить источники финансирования индустриализации должно было выступление А. И. Микояна, наркома внешней и внутренней торговли с августа 1926 года. Уж кому, как не ему, следовало знать реальные возможности советского экспорта – какие именно товары сколько приносят дохода, каков зарубежный рынок, на что страна может там рассчитывать.

Однако начал Микоян с иного. Единственный из всех выступивших на съезде, он не побоялся повторить прогноз Преображенского, честно и откровенно предупредил аудиторию о тех трудностях, которые ожидают население страны. О трудностях, коренящихся во все еще не решенных экономических проблемах:

«Товарный голод, расхождение промышленных и сельскохозяйственных цен, расхождение цен мировых и советских, аграрное перенаселение и безработица, узость собственной сырьевой базы индустрии, соотношение между легкой и тяжелой индустрией, отсталость зернового хозяйства в товарных районах, слабость экспорта, валютные трудности и недостатки средств для желательного темпа социалистического строительства…

Эти основные хозяйственные диспропорции, – сделал нарком вывод, – резко отражающиеся на переживаемой конъюнктуре, будут определять характер хозяйственной жизни на всем протяжении пятилетки».

Лишь затем он популярно объяснил в массе неподготовленным депутатам – полуграмотным рабочим и столь же малограмотным партийным работникам:

«Экономические сношения нашей страны с мировым рынком и с мировым хозяйством идут по трем основным линиям, по трем руслам. Первая линия – это концессионное привлечение иностранной техники и иностранных капиталов в наше хозяйство. Вторая линия – это привлечение технической помощи и третья линия – товарооборот между СССР и мировым рынком и привлечение иностранных капиталов во внешнюю торговлю»[41].

По логике далее Микояну следовало бы детально разобрать преимущества и недостатки каждой из «линий», оценить их перспективы с точки зрения обсуждаемого плана индустриализации. Однако о концессиях он практически умолчал, видимо решив не затрагивать ту сферу, за которую еще месяц назад всю ответственность нес Троцкий – председатель Главного концессионного комитета при СНК СССР с мая 1925 по ноябрь 1927 года. Микоян ограничился простой констатацией слегка негативного характера: «Концессионная политика, вы знаете, не дала тех результатов, которые нами предполагались». Столь же кратко остановился он и на второй «линии»: указал только, что в минувшем экономическом году за покупку чертежей, патентов, за технические консультации пришлось уплатить около 3 миллионов рублей, а в наступившем году эта цифра должна удвоиться.

Перейдя к внешней торговле, нарком явно не случайно повторил главную мысль Рыкова: «Мы можем поднимать наше хозяйство на индустриальной основе и строить социализм лишь при условии, если мы – в особенности на первых порах – будем ввозить достаточное количество машин и сырья для того, чтобы поставить собственное производство средств производства. Но ввозить можно только на деньги, вырученные от экспорта, ибо у нас нет ни больших запасов золота, ни заграничных займов. А так как экспорт наш отстает, то мы не удовлетворяем нужд страны в импорте»[42].

Не довольствуясь столь красноречивым признанием экспорта чуть ли не единственным источником финансирования индустриализации, Микоян, опять же вослед Рыкову, в своих прогнозах не стал особенно полагаться на возможности вывоза хлеба. Он так пояснил свое видение проблемы:

«Этот год будет у нас трудным годом, ибо хлеб почти выпадает из экспорта и будет вывезен в очень малом количестве. Поэтому нужно все силы напрячь, чтобы поднять другие статьи экспорта. Мы должны привлекать для экспорта каждую мелочь, не брезгуя ни десятками, ни сотнями тысяч рублей. Только этим путем мы поднимем экспорт. А инициатива и факты показали, что возможности у нас громадные. Мы должны привлечь наших работников, должны поставить себе задачей поднять экспорт во что бы то ни стало, ибо это означает ввоз оборудования и сырья для нашей промышленности. Усиление экспорта должно явиться вопросом большевистской чести для наших работников. Уметь при трудностях, при нехватке поднять экспорт, расширить это узкое место и открыть пути и простор для роста нашего народного хозяйства – вот в чем задача!»[43]

вернуться

38

Преображенский Е.А. Новая экономика. М., 1926. С. 63.

вернуться

39

Там же. С. 97.

вернуться

40

XV съезд… С. 776.

вернуться

41

Там же. С. 974, 980.

вернуться

42

Там же. С. 980 – 981.

вернуться

43

Там же. С. 984 – 985.