Сталин: операция «Эрмитаж» - Жуков Юрий Николаевич - Страница 31

31

Еще в начале года Луначарский утвердил вместо Седовой-Троцкой руководителем Отдела музеев Л. Я. Вайнера, а теперь, в первых числах октября, подписал приказ о назначении начальником Главнауки М. Н. Лядова, старого большевика, делегата II и III съездов РСДРП, давнего соратника Пятакова по энергетическому ведомству и, кстати, одного из преемников Невского на посту ректора Свердловского (коммунистического) университета.

Уже 10 октября, через неделю после перехода в Наркомпрос, Лядов ознакомил своих новых подчиненных с оперативно разработанным планом полной реорганизации главка. Суть плана сводилась всего к четырем пунктам:

«1. Освобождение Главнауки от мелких функций, которые можно передать на места – учреждениям и органам народного образования. 2. Пересмотр сети учреждений, непосредственно подведомственных Главнауке в смысле максимального сокращения этой сети и передачи учреждений в ведение местных органов народного образования. 3. Пересмотр списка охраняемых памятников в смысле освобождения его от объектов, не подлежащих охране. 4. Освобождение руководства Главнауки от выполнения ряда функций чисто технического характера для предоставления ему возможности уделять достаточно времени и сил на разрешение основных проблем руководства, на связь с ведомствами и на представительство».

Вторая часть плана предусматривала ликвидацию большинства структур Главнауки, и прежде всего Музейного отдела. Лядов объяснял: «Нет возможности организовать достаточный учет и сохранение ценностей в наших многочисленных музеях». Свою мысль он развил и дополнил три месяца спустя, когда докладывал на коллегии Наркомпроса: «Ввиду резко обострившейся классовой борьбы, между прочим выразившейся в рецидиве религиозности известных слоев населения, особое внимание должно быть уделено так называемым историко-бытовым музеям (монастырям, церквям и т. д.). Там, где не хватает сил, умения и средств превратить их в антирелигиозные, они должны быть закрыты, а помещения должны быть использованы под культурные нужды»[88].

Разумеется, реорганизация Наркомпроса, сложившегося в своем виде в 1922 году, безусловно назрела. Ведь наркомату вскоре предстояло обеспечить переход ко всеобщему обязательному и бесплатному начальному образованию, перестроить систему подготовки инженеров и техников, в которых столь нуждались строившиеся и запланированные заводы и фабрики, железные дороги и комбинаты, электростанции. Но какое отношение к индустриализации имела скромная, незаметная деятельность картинных галерей и археологических отделов музеев, реставрационных мастерских, Лядов не объяснил. И все же реорганизацию он начал именно с Музейного отдела, который оказался основной помехой при выполнении решения Политбюро об экспорте художественных ценностей на 30 миллионов рублей!

Музейный отдел перестал существовать к началу 1929 года, превратившись в некий «музейный раздел» Главнауки, в свою очередь низведенной с уровня главка до отдела. Штаты «раздела», уже не имевшего персонального руководителя, были сокращены с восемнадцати до семи человек. Из них некий Объедков в одиночку представлял Комиссию по контролю за вывозом, Левинсон отвечал за охрану и реставрацию лучших образцов зодчества… Остальные курировали музеи по профилям, вернее, следили за политической правильностью их экспозиций. Художественными музеями занимался Вайнер, историко-культурными и историко-бытовыми – Григорьев. Всю же оперативную работу, связанную с сохранением произведений искусства, реликвий старины, подготовкой государственных списков памятников, передали Центральным государственным реставрационным мастерским, возглавляемым И. Э. Грабарем.

Таким образом, «музейный раздел» оказался полностью отстранен от работы по сбережению и использованию шедевров живописи, графики, скульптуры, прикладного искусства. Новые его задачи подчеркивал и вскоре утвержденный производственный план на 1929/30 год, который определял, что перед «разделом» отныне стоят задачи, связанные исключительно с недвижимыми памятниками:

«а) Проработка учетных сведений об архитектурных памятниках; установление твердого списка тех, которые имеют первоклассное значение, и сокращение списка с исключением из охраны менее ценных объектов… в) Разработка общих планов реставрационных работ и наблюдение за проведением реставрационных работ, г) Наблюдение за поддержанием и использованием памятников, д) Проведение ликвидации церковных памятников с возможным использованием их по другому назначению»[89].

Тогда же завершилась и ликвидация немногих оставшихся местных органов Музейного отдела. Она совершалась постепенно, как бы сама по себе в ходе реформы административно-территориального деления страны. Существовавшие прежде в Российской Федерации 49 губерний (без Казахстана и Киргизии, тогда автономных республик в составе РСФСР) укрупнили, преобразовали в 13 краев и областей. Разумеется, реорганизовали одновременно и прежние исполкомы, получившие иные структуры, отражавшие новые цели, поставленные перед ними на период индустриализации.

Загодя, еще в июле 1918 года, наркоматы рабоче-крестьянской инспекции и просвещения утвердили положение о минимальных типовых штатах краевых и областных отделов народного образования, не предусматривавшее сохранения ни подотделов или секторов, ни даже инспекторов по музейной работе или охране памятников. Между тем другой нормативный акт, «Положение о краевых (областных) отделах народного образования», утвержденный ВЦИК и СНК РСФСР за две недели до того, именно на эти структуры и возлагал «общее руководство учетом и охраной памятников природы, старины и искусства»[90]

Лишь в марте 1929 года Наркомпрос попытался устранить это противоречие специальной инструкцией, призванной регламентировать работу краевых и областных отделов народного образования. Но и она только допускала возможность введения должности инспектора по делам музеев и краеведению, отнюдь не требуя этого в обязательном порядке.

Столь явная несогласованность, противоречивость документов как бы предлагала местным органам просвещения если не прямо игнорировать работу по сбережению произведений искусства, исторических реликвий, то, во всяком случае, не придавать ей серьезного значения. И вскоре ситуация, усугубленная межведомственной борьбой за каждую штатную единицу, завершилась неизбежным: должность инспектора по делам музеев отдали Политпросвету, а охрана памятников оказалась третьестепенной, дополнительной нагрузкой областных и краеведческих музеев. Те же зачастую даже не делали вида, что занимаются подобной деятельностью.

Первыми исчезли рядовые, малочисленные местные губмузеи, практически никак не проявлявшие себя на фоне общей работы. Затем пришла очередь и наиболее сильных, заметных, которыми, собственно, и определялись успехи в области охраны и музейного строительства: крымского, татарского и московского. Вслед за ними пала старейшая, ленинградская группа, остававшаяся все еще достаточно сильной и дееспособной.

Ее фактическим руководителем был Г. С. Ятманов, числившийся, правда, всего лишь инспектором по музейным учреждениям (в том числе и по Эрмитажу!). Вместе с ним, хотя формально и не подчиняясь ему, трудились двенадцать искусствоведов в хранилище Государственного музейного фонда, семеро наиболее квалифицированных специалистов – в реставрационных мастерских. Двое экспертов с огромным опытом работы числились в совсем недавно мало что значившем, но внезапно оказавшемся наиважнейшим, ключевым отделе контроля за вывозом.

Неукоснительно исполняя распоряжения Москвы, самого Луначарского и Лядова, уполномоченный Наркомпроса по Ленинграду Позерн уволил почти всех. Из двадцати двух сотрудников он оставил лишь троих, в том числе и одного нового, только что принятого в отдел контроля – ведь без его подписи чиновники Внешторга пока еще никак не могли обойтись.

вернуться

88

ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 1645. Л . 2.

вернуться

89

Там же. Ф. 2307. Оп. 14. Д. 21. Л . 44.

вернуться

90

Еженедельник НКП. М., 1928. № 32. С. 5.