Виски со сливками - Жукова-Гладкова Мария - Страница 53

— Тоже вино-водочный склад? — поразилась я.

— Да нет, — усмехнулся Никитин. — Бункер. Их немало осталось на бывшей финской территории.

Как показывала практика, дяди Сашина «контора» явно обнаружила не все.

Правда, должна заметить, что подземными богатствами Вахтанга Георгиевича полковник Никитин не особо заинтересовался.

Дядя Саша уехал на следующее утро, правда, перед тем, как отбыть, ни свет ни заря разбудил меня и сказал:

— Собери-ка свои вещички, милая. Пусть они лучше в Риге на вокзале в камере хранения полежат, а не здесь.

— Что, может, придётся быстро с места срываться? — уточнила я.

— Как знать… — неопределённо протянул дядя Саша.

Я оставила себе только самое необходимое в небольшой спортивной сумке, а рюкзак с основной массой своих вещей отдала дяде Саше. То же самое сделал и Вахтанг Георгиевич. Я стала жить, как на чемоданах, проводя свои дни в занятиях с Друвисом, Вахтангом и Рутой. Оказалось, что Чкадуа английским владеет, поскольку поддерживает контакты с зарубежными партнёрами, и теперь, лёжа на берегу речки, мы частенько общались на этом языке. Вернее, я не совсем правильно выразилась. Вахташа говорил какие-то фразы на английском, переводил их на русский, заставлял меня повторять. Что-то я запоминала.

Мы также читали газеты, привезённые дядей Сашей по нашей просьбе. К моему великому сожалению, питерских не было, но, слава-Богу, и в Латвии пока выходит пресса на русском.

Не могу сказать, чтобы что-то особо привлекло моё внимание — я просто знакомилась с подаваемой информацией. Надеялась найти хоть какую-нибудь статью, подписанную «Марис Шулманис», но мои поиски не увенчались успехом. Но может, Марис пишет только на латышском?

— Вай! Вай! Вай! — вдруг воскликнул Чкадуа.

— Что такое, Вахтанг Георгиевич? — Я тут же навострила ушки.

— Мировая общественность возмущается, — сообщил Чкадуа.

Я непонимающе посмотрела на него. По мне так пусть себе возмущается на здоровье — нам-то до этого какое дело? Ну ладно бы нашими подвигами — тогда бы ещё куда ни шло, а так…

— И что вызвало её возмущение? — все-таки спросила я, раз уж Вахтанг обратил на это внимание.

— Наши продали иракскую нефть. Я плохо разбираюсь в политике, но даже я что-то слышала про конфликты в том регионе.

— В обход санкций ООН, — продолжал Чкадуа.

Можно подумать, я знала, что это за санкции, но с нашими башковитыми людьми мне все стало понятно: нашим только дай какую-нибудь санкцию — ООН, не ООН, — они тут же начнут думать, как её обойти и сколько с этого можно поиметь.

По всей вероятности, поиметь можно было иного.

— Мировая общественность не возмущается, а завидует, — высказала я своё мнение. — Наши уже сделку провернули, пока законопослушным иностранцам ещё даже мысль в голову не пришла. Молодцы! Горжусь своими соотечественниками!

«Интересно, — почему-то подумала я, — а не знакома ли я случайно с кем-то из героев?» Вообще-то это не должен быть Дубовицкий: нефть, которую толкает Геннадий Павлович, идёт откуда-то из-под Тюмени, где делами заправляет его брат. Дубовицкий заключает контракты с иностранными партнёрами, своими силами обеспечивает соблюдение графиков поставок, решает больные вопросы…

Вахтанг почему-то погрустнел.

— Что такое, Вахтанг Георгиевич? — с беспокойством спросила я.

— И как я-то, старый дурак, раньше не сообразил? Вай! Почему не сообразил?! — сокрушался господин Чкадуа.

Ах, вот оно что! Представляю, сколько сейчас народу рвёт на себе волосы — по разным причинам.

— В Ираке много нефти, попыталась я успокоить друга Вахташу.

— Теперь сложнее будет, — вздохнул Чкадуа. — Вон написано: «ЦРУ своих людей отправило разбираться».

«Что нам ЦРУ?» — хотелось сказать мне, но на этот раз я промолчала, чтобы не бередить Вахташину рану — уж очень он расстроился, бедный. Как же так?

Кто-то сообразил раньше господина Чкадуа.

В тот день мы ушли с речки раньше обычного.

Друвис продолжал обучать меня навыкам гипноза. Рута, стала чувствовать себя гораздо лучше. Вечерами мы подолгу разговаривали, обсуждая свои проблемы.

Она мне так же помогала с английским. В один из вечеров Рута подробно рассказала всю историю её похищения и жизни в гареме.

Она на чем свет кляла свою неосторожность. Двое ребят-охранников, у которых она решила взять интервью, предложили ей съездить с ними в загородную резиденцию, которую они сторожат в отсутствие шефа. Её заманили тем, что она сможет увидеть все закутки дома «нового русского», пока хозяина нет на месте.

Ребята показались ей вполне приличными. Она и поехала. Не успела пробыть на дачке и получаса, как появился Дубовицкий.

Его приезд был незапланированным. Но для Руты он кончился плачевно — она оказалась одной из обитательниц гарема. Валера — один из парней, пригласивших её, — чувствовал себя виноватым, хотя и участвовал в общих оргиях в той комнате, куда заперли Руту вместе с остальными девчонками. Именно он и согласился послать факс Марису.

Я вспомнила Валеру — накачанного молодца в кожаной жилетке на голое тело, которого самолично напоила водкой со снотворным. Противоречивый парень.

Но, с другой стороны, какие противоречия? Боится хозяина, а душа болит за девчонок… Может, искренне приглашал латышскую журналистку, чтобы показать ей дом, а потом не мог её отстоять перед хозяином. Или приглашал для себя лично, думая, что там видно будет, на месте разберётся, но не вовремя приехал хозяин и забрал её в общий гарем. Но ведь Геннадий Павлович мог и скаутов посылать на поиски новых рабынь. От него всего можно было ожидать. Трудно сказать… Одно было ясно: Валеру все-таки мучила совесть. Поэтому он и факс отправил с завода, и меня к Лиле повёл, потому что состояние банкирской дочки его здорово беспокоило…

Но что Валера делал на заводе? Эта мысль ударила меня, как током. Вроде там Геннадию Павловичу ничего не принадлежало. Принадлежало Вахташе, Волошину… Или через подставных лиц?

Я спросила у Руты, не в курсе ли она, зачем Валера ездил на металлопрокатный завод, откуда был отправлен факс в Латвию. Она недоуменно посмотрела на меня и ответила, что вообще не представляет, откуда его отправляли: Валера просто пообещал это сделать, потому что чувствовал себя виноватым и хотел как-то помочь. Устроить ей побег он не решался.

— Молодец, что отправил, — сказала Рута, вздохнула и мечтательно посмотрела в окно.

Так, вздыхаем по Валере. А как же друг-спаситель Марис?

Рута спросила у меня, что стало с гаремом. Она плохо помнила, как мы её оттуда вызволили, Я не стала вдаваться в детали, но сообщила, что, насколько мне известно, правоохранительные органы осиное гнездо разогнали. Рута стала слёзно умолять меня выяснить, что произошло с Валерой. Она именно его считала своим спасителем, а не Мариса и не нас с дядей Сашей. Непонятно, зачем мы рисковали собой и провернули всю эту операцию. Можно подумать, мне это было нужно для развлечения.

Но Рута так слёзно умоляла меня, что в моей душе что-то дрогнуло, и я набрала номер трубки Дяди Саши. Тот не совсем понял причины срочности в выяснении судьбы какого-то Валеры, но я настаивала. Никитин наконец, что называется, въехал в тему. Одно он сказал сразу же: все охранники, что служили на даче у Дубовицкого арестованы, кое-кто ранен, убитых нет. Лично про Валеру он сообщит позже. Рута высказала готовность вернуться в Питер и дать показания в пользу Валеры. Я передала её пожелания дяде Саше. Вот Марис-то обрадуется.

Дядя Саша в свой следующий приезд рассказал, что именно Валера показал место захоронения Лили и вообще был на самом лучшем счёту среди тех, кого взяли у Дубовицкого. За сотрудничество с правоохранительными органами и оказанную следствию помощь ему светило меньше других. Рута твёрдо решила в самое ближайшее время отправиться в Питер. Наше мнение с дядей Сашей по этому поводу совпадало, но мы даже не пытались её отговаривать. Пусть связывается с Марисом и делает что хочет. В нашу компетенцию не входило ни сдерживать её, ни подгонять. Хочет спасти своего Валерика — пусть спасает. Только после всего, что Марис для неё сделал… Ладно, это не моя головная боль.