Сокровенное сказание Монголов - Эпосы, легенды и сказания - Страница 24

24

Лбы их – из бронзы,А рыла – стальные долота.Шило – язык их,А сердце – железное.Плетью им служат мечи,В пищу довольно росы им,Ездят на ветрах верхом.Мясо людское – походный их харч,Мясо людское в дни сечи едят.С цепи спустили их. Разве не радость?Долго на привязи ждали они!Да, то они, подбегая, глотают слюну.Спросишь, как имя тем псам четырём?Первая пара – Чжебе с Хубилаем.Пара вторая – Чжельме с Субетаем».

[«У этих четырёх псов лбы – бронзовые, морды – как долото, языки – что шила, сердца – железные, а плети – мечи. Питаются росою, а ездят верхом на ветрах. Во время смертных боев едят они мясо людей, а на время схваток запасаются для еды человечиной. Это они сорвались с цепей и ныне, ничем не сдерживаемые, ликуют и подбегают, брызжа слюной. Это они!» – «Кто же они, эти четыре пса?» – спросил хан. – «Это две пары: Джебе с Хубилаем, да Джельме с Субетаем».]

– «Ну, так подальше, – говорит Таян-хан, – подальше от этих презренных тварей!» и, поднявшись выше, остановился на полугорье. Тут заметил Таян-хан, что вслед за ними, ликуя, мчатся и окружают их витязи. И спросил Таян-хан Чжамуху:

«Кто же вон те и зачем окружают?Будто с зарёй сосунков-жеребятК маткам своим припустили.Маток они обегают кругом,Жадно к сосцам приникая».

[«А кто эти и зачем окружают их, наподобие жеребят, которые выпущены рано поутру и теснятся вокруг своих маток, приникая к сосцам их».]

И Чжамуха отвечал так:

«To по прозванью Манхуд-Урууд.Страшной грозой для злодея слывут.Витязя, мужа с тяжелым копьем,Им, заарканив, поймать нипочем.Витязя ль, мужа с булатным мечом,Или в крови своих жертв палачаСвалят, нагнав, и порубят с плеча.Это с восторгом они обступают,Это, ликуя, они подлетают».

[«Это – так называемые Уруудцы и Манхудцы, которые, настигая, валят с ног, убивают и ограбляют носящих мечи кровавых грабителей, которые осыпают проклятьями носящих копья: то приближаются они, ликуя и блистая».]

– «Лучше всего, – говорит Таян-хан, – лучше сего подальше от этих презренных! И поднимается ещё выше на гору. И спрашивает тут Таян-хан у Чжамухи: «А кто же это позади них? Кто это едет, выдавшись вперёд и глотая слюну, словно голодный сокол?» Чжамуха же сказал ему в ответ:

«Тот, кто передним несется один,То побратим мой, анда Темучжин.Снизу доверха в железо одет:Кончику шила отверстия нет.Бронзой сверкающей весь он залит:Даже иглою укол не грозит.Это мой друг, мой анда Темучжин,Словно голодная птица-ловец,Мчится, глотая слюну, молодец.

[«Это подъезжает мой анда Темучжин. Всё тело его залито бронзой: негде шилом кольнуть; железом оковано: негде иглою кольнуть. Разве не видите вы, что это он, что это подлетает мой друг Темучжин, глотая слюну, словно голодный сокол…»]

Смотрите же, друзья Найманы. Не вы ль говорили, что только бы увидать вам Монголов, как от козленка останутся рожки да ножки?» Тогда Таян-хан говорит: «А ну, взберемся-ка по этой пади на гору». И взбирается повыше на гору и опять спрашивает Чжамуху: «А кто это так грузно двигается позади него?» Чжамуха отвечает:

«Мать Оэлун одного из сынковМясом людским откормила.Ростом в три сажени будет,Трехгодовалого сразу быка он съедает,Панцырь тройной на себя надевает,Трое волов без кнута не поднимут.Вместе с сайдаком людей он глотает:В глотке у витязя не застревает.Доброго молодца съест он зараз:Только раздразнит охоту.Если же во гневе – не к часу сказать! –Пустит, наладив стрелу-анхуа он –Насквозь пройдя через гору, к тому жДесять иль двадцать пронзит человек.Если ж повздорит он с другом каким –Будь между ними хоть целая степь –Кейбур-стрелу, ветряницу, наладив,Всё ж на стрелу он нанижет его.Сильно натянет – на девять сотен алданов сшибёт,Слабо натянет – на пять он сотен достанет.Чжочи-Хасар прозывается он.То не обычных людей порожденье:Сущий он демон-мангус Гурельгу».

[«Мать Оэлун откормила одного своего сына человеческим мясом. Ростом он в три алдана, моховых сажени. Съедает, трехлетнюю корову. Одет в тройной панцирь. Трех быков понукают везти его. Глотнёт целого человека вместе с колчаном – в глотке не застрянет; съест целого мужика – не утолит сердца. Осердится, пустит стрелу свою, стрелу анхуа, через гору-десяток-другой людей на стрелу нанижет. Поссорится с приятелем, живущим по ту сторону степи, пустит стрелу свою кейбур-ветряницу, так и нанижет того на стрелу. Сильно потянет тетиву – на 900 алданов стрельнёт. Слегка натянет тетиву – на 500 алданов стрельнет. Не человеком он порожден, а демоном Гурельгу-мангусом. По прозванью – Хасар. То, должно быть, он!»]

– «Раз так, – говорит Таян-хан, – давай-ка поспешим мы еще выше в гору!» Поднялся выше испрашивает у Чжамухи: «А кто же это идёт позади всех?» На это говорит ему Чжамуха:

«Будет, наверное, то Отчигин:У Оэлуны он найменьший сын.Смелым бойцом у Монголов слывёт,Рано ложится да поздно встаёт.Из-за ненастия не подкачает,А на стоянку – глядишь – опоздает!»

[«А это – Отчигин, малыш матушки Оэлун. Слывет он смельчаком. Из-за непогоды не опоздает, из-за стоянки отстанет!»]

– «Ну, так давайте, мы взойдем на самый верх горы!» – сказал Таян-хан.

§ 196. Наговорив таких слов Таян-хану, Чжамуха отделился от Найманов и, отойдя на особую стоянку, послал передать Чингис-хану следующее известие:

«Почти уморил я Таяна словами:Всё выше со страху он лез,Покуда, до смерти напуган устами,Он на гору всё же не влез.Дерзай же, анда мой! Ведь тутВсе в горы спасаться бегут.

[«От слов моих падал в обморок, а потом спешил лезть повыше на гору. Разговорами до смерти напуган, на гору лезет. Дерзай, анда! Они на гору лезут…»]

Никакой стыд не вынудит их больше к сопротивлению, почему я ныне и отделился от Найманов!» Тогда Чингис-хан, в виду позднего вечера, ограничился оцеплением горы Наху-гун. Между тем Найманы тою же ночью вздумали бежать, но, срываясь и соскальзывая с Наху-гунских высот, они стали давить и колоть друг друга на смерть: летели волосы и трещали, ломаясь, кости, словно сухие сучья. Наутро захватили совершенно изнемогавшего Таян-хана, а Кучулук-хан, который стоял отдельно, с небольшим: числом людей успел бежать. Настигаемый нашей погоней, он построился куренем у Тамира, но не смог там удержаться и бросился бежать дальше. На Алтайском полугорье наши забрали весь Найманский народ, который находился в состоянии полного расстройства. Тут же сдались нам и все бывшие с Чжамухой: Чжадаранцы, Хатагинцы, Салчжиуты, Дорбены, Тайчиудцы и Унгираты. Когда же к Чингис-хану доставили Таян-ханову мать Гурбесу, он сказал ей: «Не ты ли это говоришь, что от Монголов дурно пахнет? Чего же теперь-то явилась?» Гурбесу Чингас-хан взял себе.