Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака - Эпосы, легенды и сказания - Страница 53

А они уж мимо прошли. Теперь видит он Сиях-Гиля и Сама, ведут их в цепях и колодках. Как взглянул на них Самак, заплакал. Говорит про себя: «О, горе мне, я жив-здоров, а друзья мои такие муки терпят». Повернулся он и возвратился домой.

Дома он сказал Саберу и Самладу:

– Ступайте к шахскому дворцу, поглядите, что там делается.

Те отправились ко дворцу, уши навострили: какие новости.

Когда дружина прибыла, Армен-шах воссел на трон, Мехран-везир вошел, поклонился как положено, восславил шаха. Армен-шах его обласкал и уважил, на тахт усадил. Потом он приказал вести Сиях-Гиля и Сама – в цепях, босые, стали те у подножия тахта. Мехран-везир сказал:

– О шах, прикажи их казнить, эти двое – серьезные враги.

– Если бы их надо было убить, мой сын Газаль-малек не стал бы их сюда посылать, – ответил Армен-шах.

– Это он из уважения к тебе, великий государь, – возразил Мехран.

– Неблагоразумно губить их, – рассудил Армен-шах, – это ведь два могучих богатыря. Сколько лет они воинское искусство постигали, нельзя же эти годы за миг один уничтожить. Надо посадить их в тюрьму. Да и у меня заботы поважнее и посложнее есть, я сейчас ими занят. Сначала мне надо эти дела порешить, а потом уж о пленных думать.

– А что это за дела, которые смущают твой покой? – спросил Мехран-везир.

– Была у меня невольница по имени Дельарам, которая питейными делами ведала, – объяснил ему Армен-шах, – и вот уже целая неделя прошла, как она пропала, а в винном погребе ни дыры, ни щели не нашли, все двери тоже заперты остались. Кроме того, два дня назад оба сына исфахсалара Кануна, который вас из заточения вывел, исчезли и неизвестно куда девались. Не знаю, то ли они Дельарам искать ушли, то ли убили их.

Мехран-везир сказал:

– О шах, клянусь господом, подателем благ, что во всем мире такое дело может совершить только Самак! Значит, Самак здесь. Ведь если бы он не отправился в эти края, Кануну не удалось бы нас вызволить. Понял я теперь: льва-то в логове не было! Нет сомнений, коли полный коварства, козней и хитростей Самак сумел выкрасть из гущи тридцатитысячного войска такого воина, как Катран-пахлаван, и друзей его, то и Дельарам, и Бехзада с Размьяром – всех троих похитил не кто иной, как он. Ты и представить не можешь, до чего он расторопный и ловкий, красноречивый и находчивый, какой он плут и разбойник. Берегись, о шах, надо остерегаться хитростей этого зловредного мерзавца. Я-то знаю, что он за человек! О шах, вели получше смотреть за пленниками, ведь ни на вершине свода небесного, ни под собственным троном ты их от Самака не спрячешь.

– На этот счет не беспокойся, – ответил Армен-шах, – У меня есть такая тюрьма, из которой никто никогда не убегал, и никому туда ходу нет, и подкопать ее нельзя никоим образом. Да и тюремщик в ней сильный, опытный и безжалостный.

Послал он человека за тюремщиком. А того звали Термеше, и был он не женского пола, не мужского, а и то и другое сразу. Однако он не чувствовал склонности ни к женщинам, ни к мужчинам, ненавидел и тех и других. И вот этот Термеше явился к шахскому трону, отдал поклон.

Шах сказал:

– Термеше, знаешь, кто эти пленники? Двое из войска Фагфура. Стереги их хорошенько, а то есть тут один человек, который хочет их выкрасть, как он выкрал Дельарам-винопра-вительницу и сыновей исфахсалара Кануна.

Поклонился Термеше и сказал:

– Ты эту темницу знаешь, так что и говорить не о чем. Пусть хоть со всего мира ловкачи да воры сбегутся, до моей темницы им не добраться.

Забрал их Термеше и отвел в тюрьму. А у Термеше был такой обычай: как только посадят кого-нибудь в темницу, тот же час всыпать заключенному пятьдесят палок, так что тот просто помирал со страха, а многие и вообще под палками с жизнью расставались. Был у Термеше слуга по имени Джендрай Неверный, он и вершил палочную расправу. От каждого его удара из тела заключенного кровь так и брызгала. Когда привели в тюрьму Сиях-Гиля и Сама, Термеше приказал Джендраю дать им палок.

Схватил Джендрай Сиях-Гиля, занес над ним палку, а тот воскликнул:

– Чурбан презренный, да что я, вор базарный, чтобы меня палками били?!

Термеше говорит:

– Я своих обычаев не меняю.

Бросили Сиях-Гиля наземь, и взялся Джендрай за палки. Первый раз ударил – завопил тот, после второго и третьего удара терпение потерял, а после пятого и шестого в беспамятство впал. А Джендрай знай себе бить продолжает. Оба пленника от его битья замертво свалились.

Сабер и Самлад вернулись и рассказали Самаку все, что произошло: о том, как Мехран-везир уговаривал казнить Сиях-Гиля и Сама, как Армен-шах ему ответил, что у него, мол, дела поважнее есть – пропажа Дельарам со всей утварью, и о том, как вызвали тюремщика, поручили ему пленников, – обо всем, вплоть до избиения. Заплакал Самак горькими слезами и сказал Саберу и Самладу:

– Идите опять к шахскому дворцу, во все уши слушайте, о чем говорят, что замышляют и где будет жить Мехран-везир, узнайте, и спрашивает ли он про меня, и что обо мне говорит.

Воротились Сабер и Самлад ко дворцу, пробрались в тронный зал и стали наблюдать. Мехран-везир говорит:

– О шах, выстави охрану у городских ворот и начальнику городской стражи прикажи, чтобы ночью сторожил город, а всех, кого заберет, чтоб казнил. А дорожной страже вели за дорогами следить, потому что Самак в городе и что хочет, то и творит. Я от страха перед ним вина на сон грядущий не решаюсь выпить! Ни в каком доме я жить не согласен, кроме шахского дворца, да и тут при всех стражниках и охранниках не будет мне покоя. Ведь коли Самак таков, каким я его видал, то против него никакая охрана не устоит. Вели увеличить число стражников, прикажи им зорко глядеть, не спать, не зевать.

Армен-шах сказал:

– Успокойся, все не так страшно, как тебе чудится.

Он приказал отвести везиру покои в шахском дворце, и тот разместился там с женой и детьми. Потом он вызвал начальника стражников и велел выслать людей ко всем воротам, охрану выставить и никого без разрешения не выпускать, отправить человека к придорожной страже, им приказ передать. Начальник стражников все исполнил.

Сабер и Самлад вернулись к Самаку и рассказали ему все, что слышали. Вздохнул Самак и ни слова не вымолвил до того часа, пока не показались караулы темной ночи, а последние отряды дня обратились в бегство, пока всадники ночи, тесня воинство дня, не одолели его, звезды задернули полог дневной и мрак окутал весь мир.

Самак обратился к Атешаку и сказал:

– Давай-ка пойдем вызволять Сиях-Гиля и Сама, пока не приключилось с ними беды.

– Хочешь не хочешь, а придется идти, – согласился Атешак.

Тогда Самак повернулся к Саберу и Самладу:

– Ребята, мы дороги к тюрьме не знаем!

Атешак-то эту дорогу знал, но не сознался, подумал: «Ведь лучше будет, если еще двое с нами пойдут». А Самак продолжал:

– Проведите нас потайным путем, чтобы нам на караульных не наткнуться.

– Как прикажешь, – ответили братья. Пошли они впереди, а Самак с Атешаком за ними, и шли, пока не добрались до тюрьмы. Обошел Самак все вокруг и видит – сплошной камень, ни щелки какой-нибудь, ни отверстия. Повернулся он к Саберу и Самладу и сказал:

– Возвращайтесь с миром, а я попытаюсь придумать что-нибудь – уж больно прочно здесь все построено. Чтобы до них добраться, надо мне за вас спокойными быть. Если ничего не выйдет, я и сам вернусь.

Братья пошли прочь, а сами друг другу говорят:

– Давай спрячемся и поглядим, как они пленников из темницы высвобождать будут.

А там напротив тюрьмы был переулочек, они в том переулочке и затаились.

Побродил Самак немного вокруг тюрьмы – ничего не получается. Расстроился он. Потом посмотрел, видит, неподалеку от темницы, на расстоянии полета стрелы, стоит старая, разрушенная баня. Зашел Самак в эти развалины. Атешак – за ним. Огляделся Самак, видит – банный колодец. Осмотрел он его со всех сторон и говорит:

– Атешак, спущусь-ка я в этот колодец, может, он ведет куда-нибудь.