Черная Орхидея - Эллрой Джеймс - Страница 6

6

Глава 3

Наш поединок стал главной новостью в управлении, а затем и во всем городе. Уже на следующий день после появления в «Таймс» статьи Бревена Дайера с анонсом этого события в кассах не осталось ни одного билета. В управлении ставки на бой принимал лейтенант, работавший на участке 77-й стрит. Он оценивал шансы как три к одному в пользу Бланчарда. Настоящие букмекеры принимали ставки в соотношении два с половиной к одному на то, что нокаутом выиграет мистер Огонь, и пять к трем на то, что по очкам опять же выиграет Ли. В управлении каждый участок, кроме всего прочего, делал свои ставки. Дайер и Морри Рискинд из «Миррор» старались вовсю, своими статьями подогревая ажиотаж перед матчем. Вдобавок к этому ди-джей спортивной радиостанции состряпал песенку под названием «Огненно-ледяное танго». Под джазовое сопровождение томный голос выводил: «Огонь и Лед — не имбирь и мед; не сладко обоим — ведь две глыбы молотят друг друга вразмет. Но, мистер Огонь, распали меня, а ты, мистер Лед, остуди мой жар — всю ночь во мне будет пылать пожар!»

Я снова сделался местной знаменитостью.

Наблюдая, как во время утреннего инструктажа делаются ставки, я слышал одобрительные возгласы от тех, с кем до этого даже не был знаком; и только толстяк Джонни Фогель не желал мне добра, злобно поглядывая всякий раз, когда мы сталкивались в раздевалке; Сидвел, как всегда знавший больше остальных, говорил, что двое из ночной смены поставили на кон свои автомобили, а начальник участка капитан Хорралл решил повременить со своим уходом до окончания матча. А ребята из Отдела по борьбе с наркотиками прекратили трясти букмекерские конторы, так как известный букмекер Мики Коэн ежедневно принимал ставок на десять тысяч и отстегивал пять процентов рекламному агентству, которое продвигало идею займа. Гарри Кон, важная шишка в руководстве «Коламбия Пикчерс», поставил кучу денег на мою победу по очкам. В случае выигрыша я получал в награду целый уик-энд с Ритой Хэйворт.

Все это не имело никакого смысла, но в то же время было приятно. Чтобы не свихнуться, я тренировался как проклятый.

После дежурства я направлялся прямиком в спортзал — и вперед. Не обращая внимания на Бланчарда и его окружение, а также на свободных от дежурства полицейских, пришедших на меня поглазеть, я кружил возле, отрабатывая всевозможные удары — от левого бокового до хука с правой, работая в спарринге со своим старым приятелем Питом Лукинсом. Я колотил грушу до тех пор, пока пот не застилал мне глаза, а руки не становились словно резиновые. Прыгал через скакалку, совершал ежедневные пробежки по холмам Елисейского парка наперегонки с бездомными собаками, привязав к лодыжкам двухфунтовый вес, и отвешивал по дороге удары деревьям и кустам. А дома набрасывался на бифштексы, печенку и салат, после чего, не раздеваясь, валился спать.

За девять дней до поединка я увиделся со своим отцом и окончательно решил ввязаться в это дело ради денег.

Как правило, я навещал его раз в месяц, но сейчас ехал к нему, укоряя себя, что не примчался сразу же как услышал от соседа о его чудачествах. Чтобы загладить эту вину, я захватил с собой подарки: консервы из супермаркета — воришку сцапал я — и конфискованные журналы с девочками. Подъехав к дому, я понял, что этого явно недостаточно.

Старик сидел на крыльце, потягивая из бутылки сироп от кашля, и палил из водяного пистолета по деревянным моделькам самолетов, расставленным на лужайке перед домом. Я припарковался и подошел к нему. Под одеждой, покрытой следами блевотины, проступало его несуразное костлявое тело. Изо рта разило, глаза пожелтели и покрылись пленкой, кожа щек под слежавшейся бородой была сплошь в синих венах. Я подошел и протянул руку, чтобы помочь ему встать. Оттолкнув ее, он прошипел:

— Шайскопф! Кляйне шайскопф![4]

Я поднял его. Уронив пистолет и бутылку с сиропом, папаша как ни в чем ни бывало поздоровался:

— Гутен таг, Дуайт.

Я смахнул слезу.

— Говори по-английски, папа.

Отец показал неприличный жест — ухватил себя левой за локоть и сжал правую руку в кулак:

— Инглиш шайссер! Черчилль шайссер! Американиш юден шайссер![5]

Оставив его на крыльце, я вошел в дом. В зале повсюду валялись детали от игрушечных самолетов и открытые банки с фасолью, вокруг которых роились мухи; спальня была обклеена фотографиями голых девиц. Большинство фотографий было наклеено вверх ногами. В ванне стоял запах тухлой мочи, а на кухне вокруг полупустых банок с тунцом ошивалось трое котов. Увидев меня, они зашипели. Я швырнул в них стулом и пошел обратно к отцу.

Он стоял на крыльце, держась за поручень, и теребил бороду. Боясь, что он может упасть, я взял его за руку. Чтобы не расплакаться по-настоящему, я проговорил:

— Скажи что-нибудь, папа. Разозли меня. Объясни, как за какой-то, блин, месяц ты сумел все так засрать.

Отец попытался стряхнуть мою руку, но я не отпускал. Однако, побоявшись сломать ему руку, я ослабил хватку. Папаша спросил по-немецки:

— Ду, Дуайт? Ду?[6]

— Стало ясно, что у него очередной удар, после которого в его голове не осталось ни одного английского слова. Я попытался вспомнить что-нибудь по-немецки, но безрезультатно. В детстве я настолько ненавидел отца, что старался забыть язык, которому он меня учил.

— Во ист Грета? Во, мутти?[7]

Я обнял старика.

— Мама умерла. Ты не захотел разоряться на бутлегеров, и она купила какого-то бухла у негров из Флэтс. Это был денатурат, папа. Она ослепла. Ты отвез ее в больницу, и там она кинулась с крыши.

— Грета!

Я прижал его сильнее.

— Ш-ш-ш. Это было четырнадцать лет назад, папа. Очень давно.

Папаша попытался освободиться, но я усадил его на крыльцо и оставил там. Он хотел было выругаться, но внезапно побелел и замолчал. Я понял, что он не может вспомнить слово. Закрыв глаза, я произнес:

— Знаешь, чего ты мне стоил, говнюк? Я мог бы начать службу чистым, но нет же, обнаружилось, что мой папаша корчит из себя шпиона. Меня заставили сдать Сэмми и Ашиду, после чего Сэмми погиб в Манзанаре. Я знаю, ты вступил в Бунд[8], только чтоб было с кем потрепаться и покуражиться, но, честное слово, надо было сто раз подумать ради меня.

Я открыл глаза. Слез не было. Глаза отца не выражали ничего Выпустив его из объятий, я сказал:

— Ты не подумал, и теперь на мне клеймо стукача. Ты всю жизнь был скупердяем. Ты убил маму, и это на твоей совести. — Чтобы не завершать разговор на мрачной ноте я продолжил: — Иди отдыхай, папа. Я все сделаю.

* * *

В тот день я наблюдал за тренировкой Ли Бланчарда. Он проводил четырехминутные спарринги с долговязыми полутяжами, приглашенными из спортивного клуба. На ринге он вел себя очень агрессивно. Двигаясь вперед, Ли слегка наклонялся вниз и маневрировал корпусом; его удары были на удивление точны. Он не был похож на «охотника за головами» или на мальчика для битья, как я думал про него раньше. И когда он бил в живот, я чувствовал этот удар на расстоянии в двадцать ярдов. Сорвать куш, победив такого противника, — дело сомнительное. А ведь теперь деньги для меня — главное.

Деньги в конечном итоге и предрешили исход этого поединка.

По пути домой я заехал к бывшему почтальону, который присматривал за моим отцом, и предложил ему сотню долларов за то, чтобы он прибрался в доме и следил за стариком до нашего с Ли поединка. Он согласился. После этого я навестил своего приятеля по академии, работавшего в Голливуде, и попросил дать мне адреса каких-нибудь букмекеров. Думая, что я хочу сделать ставки на самого себя, он дал мне адреса двух независимых контор, а также конторы Мика Коэна и еще одного заведения, принадлежащего клану Джека Драгны. Независимые и Мик Коэн ставили на победу Бланчарда из расчета два к одному, но букмекеры Джека Драгны принимали ставки и на мою победу, то есть либо Блайкерт, либо Бланчард. Такие ставки стали принимать после того, как появились слухи, что я быстрее и сильнее, чем Ли. И тогда я понял, что смогу получить двойную прибыль с каждого поставленного доллара.

вернуться

4

Дуболом! Ну просто дуболом! (нем.)

вернуться

5

Английское дерьмо!.. Американское еврейское дерьмо! (нем.)

вернуться

6

Ты, Дуайт? (нем.)

вернуться

7

Где Грета? Где, мамочка? (нем.)

вернуться

8

Название пронацистской организации этнических немцев в США в 30-е годы.