Черная Орхидея - Эллрой Джеймс - Страница 62

Мы пожали друг другу руки. Мужчина сел за большой стол и повернул ко мне табличку, на которой было написано: «Капитан Васкес».

— Чем я могу вам быть полезен?

Я забрал со стола свой жетон и положил на его место фотографию Ли.

— Этот человек-полицейский из Лос-Анджелеса. Он исчез в конце января, и, когда его видели в последний раз, он направлялся сюда.

Васкес посмотрел на фото. Уголки его губ слегка дернулись, но он моментально попытался скрыть свою реакцию, покачав головой.

— Нет, я не видел этого человека. Я дам распоряжение своим людям, чтобы они навели справки в местной американской общине.

Я ответил на его ложь:

— Капитан, его трудно не заметить. Блондин, рост футов шесть, плотный, как кирпичный сортир.

— Наш город привлекает персонажей и похлеще. Именно поэтому полицейский контингент здесь так хорошо вооружен и обучен. Сколько вы у нас пробудете?

— По крайней мере еще одни сутки. Может быть, ваши люди его упустили и мне удастся что-то раскопать самому.

Васкес улыбнулся:

— Сомневаюсь в этом. Вы одни?

— Двое моих партнеров ждут меня в Тихуане.

— А в каком подразделении вы работаете?

Я соврал по-крупному.

— В столичном.

— Вы еще слишком молоды для такой престижной работы.

Я взял фото со стола.

— Протекция, капитан. Мой отец — окружной прокурор, а брат работает в американском консульстве в Мехико. До свидания.

— Удачи вам, Блайкерт.

Я снял номер в гостинице недалеко от квартала с увеселительными заведениями. Заплатив два доллара за ночь, я получил в свое распоряжение комнатенку на первом этаже с видом на океан, кровать с тонюсеньким матрасом, умывальник и ключ от общественного сортира. Поставив свою дорожную сумку на туалетный столик, я собрался уходить, но перед уходом принял некоторые меры предосторожности: вырвав два волоска из своей шевелюры, я прилепил их клеем между дверью и дверным косяком. Если фашисты наведаются в мою хибарку, я узнаю об этом.

И направился в самый центр неоновых огней.

Улицы были запружены людьми в форме: коричневорубашечниками и американскими морскими пехотинцами и моряками. Мексиканских военных среди них не было. Все вели себя достаточно чинно — даже сбившиеся в группки пьяные морпехи. Я решил, что их сдерживали вооруженные до зубов местные полицейские. Большинство из них были тощими легковесами, зато обладавшими довольно внушительным боевым арсеналом: обрезами, пистолетами-пулеметами Томпсона, автоматами 45 калибра и медными кастетами, болтающимися на патронташах.

Ослепительные неоновые надписи пульсировали у меня в глазах: "Клуб «Пламя», «Очаг Артуро», «Клуб Боксео», «Гнездо сокола», "Клуб Чико «Империал». «Боксео» по-испански означало «бокс» — поэтому я решил начать именно с этого клуба.

Ожидая, что окажусь в темной забегаловке, я был крайне удивлен, войдя внутрь: это было ярко освещенное помещение, забитое моряками. На верху длинных барных стоек танцевали полуобнаженные мексиканские девицы. Зрители совали им долларовые бумажки в набедренные повязки. Музыка, свист и улюлюканье превращали заведение в гремящую консервную банку; привстав на цыпочки, я попытался отыскать глазами хозяина этого притона. В конце зала я заметил отгороженный уголок, завешенный рекламными плакатами. Словно притягиваемый магнитом, я стал пробираться в ту сторону мимо новой партии обнаженных танцовщиц, которые, виляя бедрами, направлялись на подиум.

И тут вдруг я увидел себя, в окружении полутяжеловесов, между Гусом Лесневичем и Билли Конном.

И там же был Ли, рядышком с Джо Луисом, с которым он мог встретиться на ринге, если бы только согласился на предложение Бенни Сигела.

Блайкерт и Бланчард. Два подающих надежды белых парня, выбравших не ту дорогу.

Я стоял и пялился на эти плакаты, пока наконец царящий вокруг бедлам не исчез и я не перенесся в 40 и 41-й годы, где выигрывал бои и трахался с девчонками, похожими на Бетти Шорт, которые приходили ко мне в раздевалку. Тогда Ли подсчитывал нокауты и жил с Кэй — и странным образом, я вновь ощутил нас единой семьей.

— Ну вот, сначала Бланчард, теперь ты. Кто следующий, пожалуй, Вилли Пеп?

Возвратившись в бедлам, я выпалил:

— Когда? Когда ты его видел?

Обернувшись, я увидел массивного пожилого мужчину. Его лицо было испещрено морщинами и шрамами — словно подвесная боксерская груша, но голос был как у настоящего бойца.

— Пару месяцев назад. В сезон дождей, в феврале. Мы с ним, наверное, часов десять болтали о боксе.

— А где он сейчас?

— С того раза я его не видел, и, возможно, он не захочет с тобой встречаться. Я пытался поговорить с ним о твоем с ним поединке, но он отказался. Сказал, что вы больше не напарники и начал утверждать, что самые лучшие бойцы боксируют в легком весе, но я его переубеждал, говоря, что самые лучшие в среднем весе. Зейл, Грациано, Ла Мотта, Цердан, кого он хотел переспорить?

— Он до сих пор в городе?

— Не думаю. Я хозяин этого заведения, и он больше сюда не приходил. Ты ищешь примирения? Может, хочешь устроить матч-реванш?

— Я ищу способ вытащить его из неприятностей, в которые он попал.

Старый лис взвесил мои слова, после чего сказал:

— Я восхищаюсь такими мастерами, как ты, поэтому скажу тебе единственное, что мне известно. Я слышал, что Бланчард устроил большую заваруху в клубе «Сатана» и ему пришлось платить большую взятку капитану Васкесу, чтобы замять это дело. «Сатана» находится в пяти кварталах отсюда, если идти в направлении пляжа. Поговори с поваром Эрни. Он все видел. И скажи ему, что я велел ему быть с тобой откровенным, и сделай глубокий вдох, прежде чем войти, потому что в ваших местах таких заведений не сыщешь.

Клуб «Сатана» представлял из себя глинобитную хижину с покрытой шифером крышей, над которой светилась оригинальная вывеска: маленький красный чертенок с трезубым членом. Возле входа стоял уже привычный коричневорубашечник — небольшого роста мексиканец, пристально рассматривающий всех входящих клиентов и поглаживающий при этом курок своего автомата. Из эполет торчали однодолларовые бумажки; я добавил еще одну в его коллекцию и, собравшись с духом, вошел в заведение.

Я попал из сточной канавы в сущую клоаку.

Бар был похож на настоящий отстойник. Морпехи и матросы дрочили прямо у барной стойки, на которой крутили задницами голые девки, то и дело приседавшие на корточки для лучшего обозрения своих прелестей. Под столиками, стоявшими перед сценой, вовсю отсасывали. Парень в костюме черта трахал какую-то толстушку на матрасе. Тут же невдалеке стоял ослик с привязанными к ушам дьвольскими рогами из красного бархата и мирно уплетал сено из стоявшей на полу миски. С правой стороны сцены какой-то гринго в смокинге завывал в микрофон: «Я знаю телку, ее зовут Розан, а вместо прокладки она использует банан! Да! Да! Я знаю телку, ее зовут Сюзан, она любому дарит то, о чем не стану петь я вам! Да! Да! Я знаю телку, ее зовут Коррин, она тебе соврет: ты у меня один! Да! Да!»

«Музыку» заглушили крики и вопли из-за столов: «Телки! Телки!» Я наблюдал за происходящим, теснимый со всех сторон разудалыми парнями. Внезапно меня чуть не сразил наповал запах чеснока.

— Джо, красавчик, хочешь меня накормить? Завтрак чемпионов — один доллар. А покататься? Кругосветка — два доллара.

Я заставил себя обернуться. Она была уже немолода, толстовата, губы покрыты нарывами. Достав из кармана несколько купюр, я сунул ей, даже не посмотрев, какого достоинства они были. Проститутка упала на колени перед своим благодетелем; я прокричал:

— Где Эрни? Мне надо его увидеть. Меня прислал мужик из клуба «Боксео».

Мамасита воскликнула:

— Ваманос! — и, увлекая меня за собой, помчалась вперед, расталкивая толпы морпехов, ожидавших своей очереди у барной стойки. Она привела меня в занавешенный шторкой коридор, который вел на кухню. Ароматный запах ударил мне в нос — но тут я увидел заднюю часть собачьей туши, которая выступала из кастрюли, и весь аппетит сразу улетучился. Женщина обратилась по-испански к шеф-повару — странного вида типу, который, по всей видимости, был сыном мексиканско-китайской пары. Он закивал головой и подошел ко мне.