Черная Орхидея - Эллрой Джеймс - Страница 74

Я разжал их и медленно встал, вытянув ладони перед собой, показывая, что не желаю ей зла. Она попыталась что-то произнести, но не смогла. Она стала растирать шею в том месте, где ее сжимали мои пальцы, там виднелись красные отпечатки. Я отошел к стене не в силах что-либо сказать.

Мексиканский тупик.

Девчонка помассировала свою шею, в глазах появился ледяной блеск. Она встала с кровати и, стоя ко мне лицом, стала одеваться, взгляд становился все презрительнее. Я знал, что не смогу выдержать этот взгляд, поэтому вытащил из своего портмоне полицейский жетон номер 1611 и показал ей. Она улыбнулась, я тоже попытался растянуть губы в улыбку. Лорен подошла ко мне и плюнула на жетон. Дверь с грохотом захлопнулась, фотографии на стене заколыхались, прерывистым голосом я бросил ей вдогонку:

— Я поймаю его. Он больше никого не тронет. Я сделаю это, боже, Бетти, черт возьми, я найду его.

Глава 31

Продираясь сквозь кучевые облака, самолет летел на восток. Мои карманы были набиты деньгами, снятыми почти дочиста с моего банковского счета. Лейтенант Гетчелл купился на мою историю о тяжелобольном школьном приятеле из Бостона и дал неделю отпуска по болезни. На коленях у меня лежали материалы предварительного расследования, которое провела бостонская полиция, — все тщательно скопировано с досье из комнаты в «Эль Нидо». Был готов и перечень вопросов для допроса, а также карта Бостона, которую я купил в аэропорту Лос-Анджелеса. Когда самолет приземлился, я уже знал свой маршрут — Медфорд — Кэмбридж — Стоунхем — места из прошлого Элизабет Шорт, о которых не писали в газетах.

Я набросился на досье в «Эль Нидо» вчера днем, сразу же после того, как пришел в себя и начал понимать насколько был близок к помешательству. После первого беглого просмотра стало ясно, что продолжать расследование в Лос-Анджелесе бессмысленно, прочитав его еще дважды, я понял, что дело обстоит именно так, после четвертого прочтения я убедился в том, что если останусь в городе, то совсем свихнусь из-за Мадлен и Кэй. Я должен был куда-нибудь сбежать, и, если клятва, которую я дал Элизабет еще что-то значила, надо было бежать в ее сторону. И пусть это будет погоней за приведением, но она будет проходить на свободной территории — свободной от неприятностей, в которые меня ввергают мой жетон и живые женщины.

Перед глазами стояло лицо проститутки, перекошенное от отвращения; до сих пор чувствовался запах ее дешевых духов, казалось, она говорит, но яростнее, чем Кэй, обвиняя без прикрас: «Проститутка ты с полицейским жетоном». Вспоминать этот эпизод совсем не хотелось, будто я пал на самое дно и стал на колени — единственным утешением было то, что упасть ниже я уже не мог — тогда уж лучше ствол в глотку.

Самолет приземлился в 7:35 вечера; с блокнотом и сумкой в руке я первым спустился по трапу. Взяв напрокат в аэропорту «шевроле»-купе, я направился в центр Бостона, стараясь использовать оставшееся светлое время суток.

В моем блокноте были указаны адреса матери Элизабет, ее двух сестер, а также ее школы, ресторанчика, где она мыла посуду в 1942 году, и кинотеатра, в котором она работала в 1939 и 1940 годах, разнося сладости зрителям. Я решил, что сначала сделаю крюк от Бостона до Кембриджа, а затем поеду в Медфорд, где она разгулялась.

На горизонте показались очертания причудливого и древнего Бостона. Следуя дорожным указателям, я доехал до моста Чарлз Ривер, пересек его и очутился в пригороде Бостона — Кембридже: с его шикарными особняками в георгианском стиле и улицами, наводненными студентами. Проехав далее до Гарвард Сквер, я сделал свою первую остановку — «Оттос Ховбрау» — аляповатого здания, откуда доносился запах капусты и пива.

Припарковавшись, я вошел внутрь. Немецкие сказочные мотивы были повсюду — деревянные столы и стулья, украшенные резьбой, глиняные пивные кружки, стоящие вдоль стен, официантки в широких юбках. Я стал искать глазами хозяина, наконец мой взгляд остановился на одетом в халат мужчине, стоявшем возле кассового аппарата.

Я подошел к нему, но не стал показывать свой жетон.

— Извините, я журналист, пишу историю про Элизабет Шорт. Насколько мне известно, она работала здесь в 1942 году, и поэтому я подумал, что вы могли бы мне немного о ней рассказать.

Мужчина спросил:

— Что за Элизабет? Она какая-то кинозвезда?

— Ее убили несколько лет назад в Лос-Анджелесе. Это достаточно громкое дело. Вы бы...

— Я купил это место в 1946 году, и единственный, кто здесь работал во время войны, — это Роз. Роззи, подойди сюда! С тобой хотят поговорить!

Появилась самая прожженная из официанток — настоящая бандерша, бочка в юбке до колен. Хозяин сказал ей:

— Вот журналист, хочет поговорить с тобой об Элизабет Шорт. Ты ее помнишь?

Роззи надула пузырь из жевачки.

— Я уже все рассказала «Глоуб» и «Сентинел» и полицейским, мне нечего добавить. Бетси Шорт была неумехой и фантазеркой, и если бы она не привлекала бы сюда студентов, то и дня бы не продержалась. Я слышала, что она нанялась куда-то в помощь военным, но я не знаю ни одного из ее хахалей. Конец истории. И никакой ты не журналист, ты — легавый.

— Спасибо за проницательный комментарий, — сказал я.

Судя по моему дорожному атласу, Медфорд находился в двенадцати милях от Кембриджа по прямой. Я добрался туда, когда начали спускаться сумерки, и прежде чем увидел, почуял его запах.

Медфорд был фабричным городишкой, по периметру которого располагались литейные заводы со своими изрыгающими дым трубами. Я закрыл в машине окно, чтобы не вдыхать этот вонючий воздух; промышленная зона плавно сменялась жилыми кварталами из узких кирпичных домишек, понастроенных впритык друг к другу. В каждом квартале были по крайней мере две пивнушки, и когда я выехал на Своси-бульвар — улицу, где стоял кинотеатр, то снова открыл окно, чтобы проверить, можно ли дышать. Вонь стояла прежняя — на переднем стекле уже появилась пленка из жирной сажи.

Проехав несколько кварталов, я увидел «Маджестик» — типичное для Медфорда здание из красного кирпича. Афиши зазывали на «Все вверх дном» с Бертом Ланкастером в главной роли и на «Дуэль под солнцем» со «звездным составом исполнителей». Билетная касса была закрыта, и я направился в сам кинотеатр. Войдя внутрь, я подошел к буфету. Человек за прилавком спросил:

— Что-то не в порядке, сэр?

Я простонал, и за три тысячи миль от дома во мне узнавали полицейского.

— Нет, ничего. Вы менеджер?

— Владелец. Тед Кармоди. Вы из бостонской полиции?

Я нехотя достал свой жетон.

— Полицейское управление Лос-Анджелеса. Я по поводу Бетти Шорт.

Тед Кармоди перекрестился.

— Бедная Лиззи. У вас есть новые версии? Поэтому вы здесь?

Я положил на прилавок десятицентовую монетку и, взяв батончик «сникерса», развернул его.

— Скажем, я кое-чем Бетти обязан. И я хотел бы у вас кое о чем спросить.

— Спрашивайте.

— Для начала, я просматривал материалы расследования, проведенного бостонской полицией, и ваше имя там не фигурировало. Они разговаривали с вами?

Кармоди вернул мне мою монетку.

— За счет заведения. И я не разговаривал с бостонскими полицейскими, потому что они говорили о ней в таком тоне, как будто она была какой-то шлюхой. Я не общаюсь с теми, кто очерняет людей.

— Это достойно уважения, мистер Кармоди. Но чтобы вы могли им рассказать?

— Ничего грязного, это уж точно. Лиззи была для меня самой лучшей. Если бы полицейские имели хотя бы некоторую долю уважения к мертвым, я бы им это сказал.

Я начал терять терпение.

— Я как раз тот, кто относится к мертвым с уважением. Представьте, что вы вернулись на два года назад, и расскажите мне.

Кармоди никак не мог войти в толк, поэтому, чтобы он расслабился, я начал жевать «сникерс».

— Я бы рассказал им о том, что Лиззи была плохим работником, — наконец произнес он. — И я бы сказал, что мне на это было наплевать. Она притягивала мальчишек как магнит, и, если она сама тайком пробиралась в зал посмотреть, что с того? За пятьдесят центов в час я не думал, что она будет на меня горбатиться без передышки.