Видео Иисус - Эшбах Андреас - Страница 77

Штольня. Туннель, который начинался здесь и вёл сквозь скалы, чтобы через пятьсот метров закончиться позади Стены плача. Абсолютная фантастика, подумал Стивен.

– На вкус вода плохая, – сказал Халил Саад. – Для кофе или для чая не годится. Но для растений в саду вполне. Воду для полива я беру отсюда. У меня есть шланг и маленький насос. Поливаю огород, и всё растёт великолепно.

Иешуа указал в направлении, где Стивен заподозрил под водой отверстие:

– Штольня начинается на глубине в один метр под водой.

– Да, – кивнул Стивен и огляделся, пытаясь запомнить все подробности. Это и в самом деле вряд ли смахивало на лёгкую прогулку. Резервуар был такой узкий, что в нём хватило бы места только для одного ныряльщика с аквалангом. Если отправляться вдвоём, то первый сначала должен войти в туннель, чтобы второй мог спуститься в резервуар. И непременно потребуется лебёдка и тренога, чтобы спускать ныряльщика. А кроме того, нужен человек, который будет обслуживать лебёдку.

Всё это были важные детали, о которых его наверняка будет расспрашивать тот, с кем он собрался советоваться. С тем, кто уже предпринимал подобные экспедиции. Стивен попытался рассмотреть обстановку с этой точки зрения. Потолок, например. Какой он тут высоты? Нормальная высота комнаты, метра два с половиной. Всё помещение подвала было размером примерно пять метров на четыре. Трудно оценить на глаз. Лучше было бы всё сфотографировать, чтобы потом свериться с фотографией при подробных расспросах.

Он почувствовал, как изнутри у него начала подниматься горячая волна. Фотографии! Черт возьми, а что же стало с фотоаппаратом, которым он снимал первый лист письма?

Он совершенно забыл о нём. Может, он и сейчас стоит в лаборатории, закреплённый на штативе.

Если Каун его ещё не обнаружил. Какой досадный промах! Он попытался вспомнить текст первой страницы. Что там было? Но в любом случае там не содержалось никакого указания на Стену плача, ничего. В принципе, Каун ничего не сможет сделать из одного этого листа. Даже в самом худшем случае у них ещё оставалось преимущество.

Он скорее почувствовал, чем услышал, что Иешуа его о чём-то спросил.

– Что-что?

– Как ты всё это находишь, спрашиваю.

Стивен потёр ладони и ощутил, что они влажные.

– Выглядит впечатляюще, – сказал он. – И очень мне нравится.

– Если всё это было случайностью, – произнёс профессор Гутьер, – если всё это произошло лишь вследствие непостижимой игры природы – или произойдёт, если так уместнее будет выразиться, – то это здорово ухудшает шансы обнаружить тайник видеокамеры путём логических комбинаций. Я бы даже сказал, это делает поиск полностью невозможным.

Эйзенхардт наблюдал за Кауном. А тот в свою очередь с мрачной миной смотрел на Гутьера.

– Мы исходили из того, – продолжал канадский историк, – что всё это было хорошо продуманной, проработанной экспедицией. Другими словами, акцией, исходным пунктом которой была одна идея: где и как можно сохранить до наших дней видеозапись из жизни Иисуса. Наши попытки были направлены на то, чтобы путём детальных рассуждений прийти к такой же мысли. Это известный феномен: всегда легче найти что-то, если точно знаешь, что оно есть. И мы верили, что такая идея существовала – инструкция видеокамеры, которую нашли при мёртвом, казалось, подтверждала это.

Теперь всё это предприятие пойдёт прахом, – подумал Эйзенхардт. – Самое позднее через два дня Каун потеряет охоту к этому делу, и всё порастёт быльём.

– Теперь мы вдруг узнаём: это был своего рода несчастный случай. Путешественник во времени вовсе не был ни подготовлен, ни экипирован, а напротив, ни о чём не подозревал. Через несколько лет в газетах появится крошечная заметка, что некий турист вышел в Бет-Шеариме из автобуса вместе с остальной группой и отправился на экскурсию в Некрополь, но по дороге где-то между старыми могилами исчез. Они всё обыщут, этот случай ещё несколько лет будет висеть на полицейских нераскрытым делом, а потом и его закроют. Из этого письма – если оно аутентично – мы узнаём, что исчезновение не было ни преступлением, ни несчастным случаем, а провалом в трещину во времени. Наш неподготовленный турист оказался в незнакомом мире и выживал как умел. Единственное, что оказалось при нём – это сумка на плече с новенькой видеокамерой, которая была, наверное, самым бесполезным предметом из всего его багажа, если войти в его положение. Он бы предпочёл поменять её на что-нибудь другое – скажем, на плоскогубцы, на перочинный нож, на пару трусов или упаковку аспирина.

Гутьер являл собой впечатляющее зрелище, когда входил в раж. На его лбу начинала поблёскивать испарина, его редкие волосы, казалось, электрически заряжались от его пылкой речи и медленно вставали дыбом, а всё его грузное тело становилось частью размашистой жестикуляции. Наверное, его лекции пользовались успехом и хорошо посещались, и уж скучно на них, совершенно точно, не было никому.

– И вот, – воскликнул он, подняв вверх указательный палец, – он узнаёт, где он очутился и в какое время. Он узнаёт, что не только стал современником Иисуса Назарянина, но что тот даже живёт по соседству, в Капернауме на Генисаретском озере, а это всего в нескольких днях пути. Не расстояние для того времени, когда велась оживлённая торговля между Европой, Северной Африкой и Индией. И, наверное, только теперь ему в голову приходит идея снять Иисуса на видео, а запись передать в наше время. И только теперь он начинает раздумывать, как это осуществить. И что он мог тогда выдумать?

– В принципе, – немилосердно вставил Каун, – всё тот же вопрос.

– В принципе, – согласно кивнул Гутьер. – Только условия другие, чем мы принимали до сих пор. Мы имеем дело не с исследователем, а с потерпевшим крушение во времени. К тому же, судя по всему, американским туристом – я не хочу обидеть никого из присутствующих здесь, но тем не менее должен поставить перед аудиторией вопрос: какой уровень исторического познания мы можем предполагать у среднего американца, который совершает туристическую поездку по Израилю.

Эйзенхардт заметил намёк на насмешливую улыбку на губах Шимона Бар-Лева.

– И что, спрашиваю я, такой человек может знать, что помогло бы ему решить проблему передачи видеокамеры на две тысячи лет вперёд? – продолжал Гутьер.

– Я же всё время вам это говорю, – неторопливо сказал профессор Уилфорд-Смит. – Он наверняка как следует упаковал камеру, поместил её в глиняный сосуд, принёс в какую-нибудь безымянную пещеру и оставил там наудачу. Я бы, например, сделал именно так.

– А в конце своего письма написал, где её следует искать, – добавил Каун. – Другими словами, если Фоксу удалось прочитать письмо полностью, он сейчас единственный, кто знает, где камера. Если же ему не удалось расшифровать второй листок, то этого теперь не знает никто.

– Точно, – кивнул тяжеловес из Торонто.

– А вы как считаете? – обратился Каун к Эйзенхардту. – Что бы вы сделали на месте того парня?

Писатель поднял брови, рассеянно взглянул на могущественного главу концерна и продолжал молчать мучительно долгое время.

– Я бы, – сказал он наконец задумчиво, – попытался стать одним из двенадцати спутников Христа.

– Окей, – сказал Стивен, когда они снова сидели в джипе, – всё это выглядит замечательно. А теперь давайте спросим у вашего отца, что…

– Нет, – тотчас перебила его Юдифь.

– Что?

– Нет!

Он с недоумением посмотрел на неё, потом на Иешуа, который с чувством неловкости пожал плечами. Юдифь озлобленно смотрела перед собой, и желваки её ходили ходуном.

Ничего себе. Стивен выдохнул и снова вдохнул. Весёленькое семейство.

– Ну хорошо, – сказал он так, как будто ничего не случилось. Он повернул ключ зажигания. – Забудем об этом.

Дискуссия разом оборвалась, когда в дверь мобильного домика постучали. Это была одна из секретарш Кауна, фигуристая, платиново-блондинистая, абсолютно соответствующая идеальному образу секретарши и даже не вполне земного происхождения. Если её и смутило, что на неё молчком уставились пятеро мужчин, будто застигнутых за каким-то гнусным делом, она не подала виду. Ах, да что там смутило? Её скорее смутило бы, если б на неё никто не уставился.