Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 31

ВЗГЛЯНИТЕ НА НЕГО

Напутствуя Анатолия, старший в роду Эшба сказал правнуку:

– Катя – девушка достойная нашего рода. Она принесет нам радость.

Это Анатолий знал и без прадеда. Еще с того вечера у маяка, когда швартовался «Адмирал Нахимов», старший лейтенант Эшба при Кате чувствовал себя, как рядовой первого года службы, для которого старшина – Катя – полубог.

Еще сказал прадед:

– Скажи нашей Тамаре, что её в Акуа ждут двести восемьдесят шесть родственников. И я – Алиас Эшба. Пусть скорей едет домой.

Затем Алиас извлёк из кармана шестьсот новых рублей.

– Купи что полагается для девушки из хорошей семьи. Правнучка Алиаса Эшбы должна выглядеть достойно.

Анатолий обнял прадеда. Он был счастлив ещё до напутствия старейшего… Он любил Катю и гордился собой. Одновременно приходил в ужас: он ведь мог полюбить другую девушку, если бы в течение своей жизни не встретил Катю? Мог. Ах, какое несчастье могло произойти!

В Акуа Анатолий трепетно-ревниво следил за глазами родственников – нравится ли им Катя?

Тётушки наперебой хвалили Катю – какая благородная девушка! Словно она родилась в их славной семье. Что говорить, гостья вполне достойна быть женой Анатолия. Это была высшая аттестация. Стоило Кате в саду занозить палец, как весь личный состав тётушек и двоюродных сестер единодушно воскликнул:

– Пусть все твои болезни перейдут ко мне! – И это было не формальное требование.

Около девяти вечера Катя, Анатолий и Коста вошли в вагон-ресторан поезда Москва – Ломоносовск. И странно, в этот час в ресторане сравнительно тихо, пристойно, не слышны хмельные возгласы об уважении и любви к собутыльнику.

– Нет пива, – догадался Анатолий.

Эшба был прав: необузданные любители пива, ввиду его досадной дефицитности, быстро превращают иной ресторан в неприглядную пивнушку. За столиком у зеркальной перегородки сидел одинокий пассажир, импозантный, осанистый, и курил, остальные столики не заняты. Прогноз синоптиков заставил Курбского сесть в поезд Москва – Ломоносовск. Он оплатил оба места в купе, чтобы следовать без соседей.

Последние три года Курбский, по церковной метрике Прохорчук Николай Гаврилович, кочевал по паспорту на имя Лаврова Льва Ивановича. Решив ехать в Ломоносовск, вернулся к паспорту на имя Курбского Л. К. Увидев Катю, он невольно чуть привстал и сделал движение рукой – здесь свободно. Жест был принят как учтивость, Катя благодарно улыбнулась.

Курбский растерялся: столь неожиданно явилась та, ради которой он, как нетерпеливый, опрометчивый юноша, мчался на берег Белого моря.

Курбскому принесли ужин и коньяк. Анатолий сделал заказ, попросил принести вино, если можно – грузинское. Катя, в костюме цвета спелых вишен, несколько возбуждённая, сидела напротив того, кто, увидев её, наконец возмечтал о высшем благе, дотоле неизвестном ему семейном счастье.

Курбский ждал. Он знал, что, разливая вино, молодые горцы непременно спросят разрешения наполнить его бокал. Коста, держа бутылку, обратился к Курбскому:

– Извините… Мы не знакомы. Разрешите ваш бокал…

Курбский разрешил. И оглянулся. Он искал глазами официантку. Тут же заказал шампанское. Косте не понравился жест соседа, он нахмурился. Но Анатолий взглядом успокоил его.

Опьянённый удачей, человек без паспорта, Прохорчук-Лавров-Курбский развязно разговаривал с Катей. Импозантный авантюрист не мог бы даже вспомнить, когда он был столь увлекательно разговорчивым. Между тем его назойливое внимание к незнакомой девушке уже становилось оскорбительным для её спутников. Несколько раз Катя пыталась унять красноречие Курбского, но он, предлагая тост за тостом, не желал замечать, как закипает Коста.

Анатолий знал: Коста может сорваться каждую секунду, и старался улыбками и короткими фразами по-абхазски охлаждать его.

– Не будь дикарем, – наконец строго сказал на родном языке Анатолий.

– Я дикарь?! А он?!

Секунду-две Коста помедлил, сказал «извините», встал и пошёл к выходу, как оскорбленный рыцарь, у которого незаконно отняли меч, Курбский не умолкал, ему было не до внезапно ушедшего соседа.

Катя, глядя вслед Косте, удивленно расширила глаза… В ресторан входил Воробушкин и с ним тёмноглазый с горским носом, встречавшийся ей в Сухуми.

Бур увидел Катю и резко повернул обратно. На нём была пижамная куртка, поверх неё надет пиджак. В таком виде предстать перед своей мечтой он не мог.

Двигаясь к столику Кати, Евгений Воробушкин просто так, из профессиональной осторожности, чуть поднял левую руку, сделав многозначительные глаза. Катя поняла.

Подойдя, Воробушкин поклонился Кате, она протянула руку и стала представлять друзей и нового знакомого.

– Курбский, – услышал Воробушкин.

– Леон Константинович, – добавила Катя.

– Очень приятно, – улыбнулся Евгений, не назвав себя.

Оперативные работники, охраняющие покой граждан и государства, зачастую незнакомые с системой Станиславского, отлично вживаются в любой образ без репетиций. Воробушкин как будто даже не взглянул на Курбского. Тут же обернулся, чтобы глазами предупредить Богдана, но тот исчез. Лейтенант догадался, что Бур, увидев Катю, вернулся в вагон, чтобы принять соответствующий вид. И верно, вскоре Богдан снова вошёл торжественно-великолепный, в чёрном костюме, белоснежной рубашке и умопомрачительном галстуке. Бур и Воробушкин сели за столиком поближе к выходу.

– Богдан, я хотел познакомить вас, но помешал вон тот, что сидит напротив девушки… – тихо сказал Воробушкин.

Бур сжал черенок ножа, нож был девственно туп.

– Взгляните на него… Незаметно. Фамилия его – Курбский, Леон Константинович. Вспомните фото.

Бур мгновенно переключился. Он, как бы безразлично, оглядел Курбского и, окончательно остыв, шепнул:

– Он. Я его видел мельком в компании Джейрана, но не знал, что это тот самый…

– С Катей Турбиной познакомлю в Ломоносовске, а теперь делайте вид…

Вернулся Коста. Ничуть не успокоившийся. Наоборот. На Курбского даже не взглянул. Сел рядом с ним. И, конечно, не выдержал:

– Уважаемый… почему вы так невежливо, неприлично смотрите на незнакомую вам девушку? – вызывающе спросил Коста.

Катя, как ни странно, одобрительно улыбнулась.

– Просто оказываю должное внимание даме, – залепетал Курбский, увидев кинжальные глаза горца.

Коста вскочил. Анатолий не шелохнулся, он только как можно выразительнее посмотрел на Косту и опять сказал два слова по-абхазски. Коста стиснул зубы. Выручила Катя.

– Нам пора. Идёмте, Коста. Спасибо, – она чуть улыбнулась Курбскому и пошла из вагона. За ней шёл гордый Коста.

Анатолий расплатился, поклонился Курбскому и, виновато улыбаясь, оставил ресторан.

– Кто эти двое? – спросил Бур Воробушкина.

– Всё узнаем на месте.

Мог ли Курбский думать, что за соседним столиком в эту минуту подвели черту под его многолетней деятельностью члена корпорации аферистов, мошенников, стяжателей и проходимцев.

Он вернулся в купе, надел пижаму и улегся на диван. Чувствовал себя в этот час как человек, которому много лет сопутствует удача.

– Главное сделано. Теперь мы знакомы. А эти, мальчики-грузины, не в счёт.

Воробушкин в это время осведомился у проводника, куда следует пассажир, занимающий единственное в мягком вагоне двухместное купе.

В купейном вагоне в это время шла темпераментная сцена. Разразилась она, как только Катя вышла в умывальник.

– Ты ведешь себя, как наши предки в те времена, когда на поясе каждого горца висел кинжал и он объяснялся им как мог. Ах, как необходимо, чтобы многие наши молодые люди прошли военную школу и перестали из-за каждого пустяка угрожающе сверкать глазами.

– Зато тебя слишком переучили, ты не в состоянии защитить честь девушки.

– Девушка, о который ты говоришь, способна защитить тебя самого. В тебе, к сожалению, ещё живы остатки диких нравов и обычаев… Ты – феодал!