Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 53

– Схожу в магазин.

Тётка Олена ещё позавчера получила письмо из Харькова. Если в Черкассах появится Юхим, не пускать его в хату, боже сохрани. Иначе потом не оправдаться. В письме намекалось, что Тернюк кого-то ограбил и скрывается.

Тётку Олену мучила мысль: неужели придётся вернуть деньги этому Юхиму? Такие деньги! Что, он их честным путем нажил?! Всё равно его посадят. И постаралась, чтобы это случилось как можно скорей.

– А где Степан Мефодиевич? – спросил Тернюк тётку Олену.

– В совхозе работает. На шофёра выучился. Из милиции всех старых геть! Молодых поставили, со школы милиции.

Такой перестановкой Тернюк остался недоволен. Он лишался надежной охраны.

– Схожу в парикмахерскую.

– Сходи.

Когда Тернюк, пахнувший одеколоном, франтоватый, в тёмно-коричневом пальто, светлой кепке, цветном кашне, отставив локти и воображаемой «интеллигентной» походкой подошёл к витрине районного универмага, рядом с ним стал молодой человек.

– Гражданин, пойдёмте со мной. Без разговоров. Я сотрудник милиции.

Тернюк всё понял: «Продала, змея».

– Ваши документы? С какой целью прибыли в Черкассы? – спросил молодой лейтенант в отделении милиции.

– В гости.

– Вы в отпуске?

– Нет, по пути.

– Так, так… Значит, в гости? Вынуждены задержать вас. Вами, гражданин Тернюк, давно интересуется ставропольский краевой суд. Мы ждали вашего прибытия в Черкассы, а вы всё не показывались. Еще интересуется вами ломоносовская прокуратура. Специальная телеграмма прибыла. В записной книжке, оставленной вами в чемодане, значился адрес дома, где вы сейчас остановились.

– Она донесла, что я приехал?

– Это уже значения не имеет. Выкладывайте всё на стол.

Тернюк выложил три тысячи девятьсот рублей и документы «Межколхозстроя».

– Куда меня отправите?

– Вам, я думаю, уже безразлично. И в Ставрополе и в Ломоносовске вас, как вы понимаете, ждёт далеко не торжественная встреча.

Тернюк хотел было сказать: «Оставьте себе три тысячи и отпустите меня», но, посмотрев на аккуратный пробор лейтенанта, писавшего протокол, подумал:

«Не те кадры. Этот не возьмет».

И был этим обстоятельством весьма недоволен.

ТЕБЯ БУДУТ БЛАГОДАРИТЬ ДВЕСТИ ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ РОДСТВЕННИКОВ

Яша Сверчок еженощно говорил по телефону с Зосей. По полчаса. Сухумские телефонистки восторженно сочувствовали своей киевской коллеге Зосе и в часы затишья предоставляли Яше провод с минимальной оплатой переговоров.

– Яша, говорите с Зосенькой. Скорей! – торопили его охваченные нетерпеньем телефонистки. И, конечно, подслушивали, завидуя Зосе. Какая девушка не мечтает о разговоре с любимым хотя бы по телефону.

Наконец начались сухумские дожди. Длительные, унылые, с получасовыми перерывами. Именно в тот час, когда закрыты кафе и столовые, Яше осточертело ждать фотокорреспондента. Дважды он говорил по телефону с Андреем. Полонский убеждал дождаться фотокора.

– Не могу. Пройдет срок нашего заявления в загс.

– Новое напишете. – Зося волнуется.

– Не Зося, а ты. Я позвоню Зосе на работу. Продиктуй её телефон.

– Тебя никто не просит, тоже мне посредник нашёлся.

Часов в одиннадцать утра Яша, выпив кофе по-турецки, хотел идти за газетами. Светило приморское солнце. После дождя курорт благоухал. К дому подкатил тёмно-красный «Москвич». Из него вышел светлорусый молодой человек в комбинезоне и коротких сапогах.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, хозяйка дома?

– Дома.

Молодой человек замялся.

– Здесь жили две девушки. Наверное, до вас. Одна из них забыла купальный костюм. Я получил письмо. Спешила, очевидно.

Но Яша не был бы Яшей, если не спросил бы:

– Вы их знакомый?

– Да. Они гостили у нас.

– Откуда девушки?

– Из Ломоносовска. Катя и Ася.

– Катя Турбина?!

– Да, Катя Турбина. Вы знакомы?

– Я из Ломоносовска. Хорошо знаком с Клавдией Павловной, её мамой. Зовут меня Яков Сверчок.

– Николай Эшба. – Увидев пытливые глаза Яши, добавил: – И ещё Мухин.

– Что?! А ну-ка повторите.

Николай улыбнулся, точно так, как улыбалась Катя.

– Николай Мухин-Эшба. Я воспитанник абхазской семьи.

– Сын подполковника Мухина? Из Краснодара?

– Всё верно.

Яша обошёл вокруг Николая, как тигр, кошачьим шагом.

– Садись, Коля, – приказал Яша. Оба сели.

– Слушай, Коля. Не сказать я не имею права. Но и сказать не могу. Ты об этом никому не скажешь, даже отцу…

– Отцу скажу.

– Эх! Тогда слушай. Катя Турбина – не Катя Турбина. А Тамара Мухина. Твоя родная сестра.

– Что вы…

– Я двенадцать дней ищу тебя, сидя на этой скамье. Кроме шуток. Специально приехал.

Яша рассказал Николаю всё, что знал.

– Можешь не сомневаться, всё проверено. Твоему покойному отцу, Григорию Ивановичу Мухину, недавно присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Николай невольно встал. И Яша встал. Оба безмолвно смотрели на солнечное море, словно молчаньем отдавали честь Герою.

– А я и не знал, – тихо сказал Николай. – Едем, Яша, к нам. Расскажем отцу. Между прочим в Ломоносовск поехали мой брат Анатолий и его друг, Коста Джонуа. Они разыскивают сестру.

– Они сейчас в Ломоносовске?!

– Да. На днях получили телеграмму.

– Едем на междугородную. Скорей. Я позвоню Андрею. Он их разыщет и сообщит им.

– Отец в городе, сперва скажем ему. Он ждёт меня в обкоме.

Гуляющие курортники ровно ничего не понимали, но улыбались, наблюдая, как какой-то пожилой абхазец сжимал в объятиях невысокого молодого человека. Сперва с криком прижал его к груди, затем поднял на воздух и понес к машине.

– Я чувствовал, что Катя моя дочь!! – кричал, размахивая руками, Еснат. – Теперь у меня полноценная семья. Яша, тебя будут благодарить двести восемьдесят шесть родственников. И сам Алиас Эшба. Коля, гони домой, как ветер. Будут свистеть – заплачу штраф.

Теплоход «Абхазия» экскурсионным рейсом доставил Клавдию Павловну и Бориса Ивановича в Сухуми, в девять утра. В одиннадцать пассажиры отправились осматривать город.

На углу проспекта Ленина и улицы Лакобы Бориса Ивановича привлек красивый киоск с газированной водой. Над батареей сиропниц жужжали пчелы… Борис Иванович, наслаждаясь, пил воду с сиропом «Свежее сено».

– Прелесть какая вода, – поманил он Клавдию Павловну.

Борис Иванович уже через силу допивал второй стакан. Клавдия Павловна ждала его у фруктового магазина. К перекрестку подкатил тёмно-красный «Москвич», его остановил светофор. Клавдия Павловна услышала, как её окликнули. К ней бежал…

– Яшенька! – удивилась Клавдия Павловна.

Яша сжал протянутые руки Клавдии Павловны и целовал их попеременно. Борис Иванович не допил воду.

– Не устраивайте сцен, эти руки я целовал до вас, – сказал ему Яша. – Идёмте. Я вам представлю Николая Мухина-Эшба, вашего взрослого сына. – Яша рукой поманил Николая и Есната.

Клавдия Павловна пошла навстречу Коле. Обняла его, не успев даже разглядеть.

– Родной мой… – и заплакала. – Какой ты славный…

Еснат всё понял. Дожидаясь, пока освободится Клавдия Павловна, тряс руку Бориса Ивановича.

– Вы мой родственник? – первым делом осведомился Еснат у Шпиля.

– Да, – на всякий случай согласился Борис Иванович.

Подошёл милиционер-регулировщик:

– Пожалуйста, пройдите на тротуар. Смотрите, сколько машин ожидает. Они, наверное, торопятся.

Сухумцы не торопились. Они беззаботно-весело наблюдали, как красивая женщина обнимает статного парня в комбинезоне и говорит ему: «Коленька, какой ты славный». Наблюдателям всё было ясно, без комментариев.

– Вы… вы отец Коли? – опомнилась Клавдия Павловна и трогательно взглянула на Есната.

Старый конник не растерялся и трижды расцеловал Клавдию.

– Спасибо! Вы воспитали мою дочь Тамару! – воскликнул Еснат.