Секрет для соловья - Холт Виктория - Страница 85

– Поднимите ему голову.

Я так и сделала и держала голову Вильяма, пока он пил из чашки.

– Как его зовут?

– Вильям Клифт.

Он кивнул и наклонился к раненому.

– Вильям Клифт, – четко и внятно произнес доктор Адер. – Посмотрите на меня. Посмотрите мне в глаза. Смотрите, смотрите внимательно. Что вы видите? Вы читаете мои мысли. Я собираюсь извлечь две пули из вашего бедра. Вы ничего не почувствуете, совсем ничего. Вы слышите меня – ничего… Рядом с вами ваш друг, ваш друг с далекой родины.

Он продолжал внимательно смотреть на Вильяма и все повторял:

– Вы ничего не почувствуете, ничего, ничего…

Вильям закрыл глаза и, казалось, заснул.

– Мы должны действовать быстро, – обратился ко мне доктор Адер, – пока не кончился эффект лекарства.

Меня охватила дрожь. Я понимала, что нахожусь в обществе некоего загадочного существа, чье мистическое лечение резко отличалось от всего того, к чему я привыкла.

– Вы можете поговорить с ним, – предложил мне доктор Адер. – Расскажите ему о его жене, ребенке, напомните ему о родине.

Я так и сделала.

– Мы скоро поедем домой, Вильям, – начала я. – Лили ждет нас. Малыш уже, наверное, подрос. Он тоже хочет видеть своего отца. А Лили так счастлива, так ждет тебя… Ждет в той лавочке, где вы познакомились. Скоро ты приедешь домой, и не будет больше этой бойни, крови, войны. Будет только мирная жизнь на нашей милой родине. Ты станешь гулять в парке со своим сыном. Как хорош сейчас парк! Он весь в цвету. А по воскресеньям там играет оркестр…

Я не задумывалась над тем, что говорила, а вновь и вновь повторяла первое, что приходило в голову. Время от времени мой взгляд был обращен на ловкие пальцы доктора Адера. Вот он извлек первую пулю, и на его губах заиграла победная усмешка. Меня поразило то, что Вильям в ходе всей операции даже не пошевелился.

– Продолжайте говорить с ним, – иногда командовал мне доктор Адер, и я повиновалась.

Наконец, я услышала, как он глубоко вздохнул, и обернулась. У него в руках была вторая пуля.

– Дело сделано, – произнес он. – Скоро он почувствует боль. Сейчас больной ее не чувствует. Ему хорошо. Когда он проснется, посидите рядом с ним. Если он попытается заговорить, ответьте ему. Примерно через час начнутся сильные боли. Я собираюсь дать ему кое-какое лекарство, чтобы облегчить страдания. Как только вы увидите, что ему становится больно, немедленно сообщите мне. Я буду рядом, в какой-нибудь из палат. Ширму не убирайте, пока я не скажу.

Я села рядом с постелью Вильяма и задумалась. Все, что только что произошло на моих глазах, казалось мне каким-то чудом. Этому человеку, несомненно, подчиняются некие мистические силы. Я постаралась вспомнить, как Филипп отозвался о докторе Адере. Да, он назвал его уникальным. Теперь я видела, что это правда. Отныне нас связала общая тайна.

Меня охватило страшное волнение. Мысли не удавалось привести в порядок. Почти час просидела я у кровати Вильяма. Вот его лицо исказила мука боли. Я поспешила найти доктора Адера. Он действительно, как и обещал мне, находился в соседней палате.

– Я сейчас приду, – произнес он в ответ на мое сообщение.

Подойдя к постели Вильяма, он налил в ложку несколько капель лекарства из своего флакона и поднес ко рту больного.

– Теперь он опять на несколько часов впадет в забытье, – объяснил доктор Адер.

– А что потом? – поинтересовалась я.

– Потом боль опять вернется, но чем позже это произойдет, тем больше шансов, что организм больного сумеет с ней справиться. А теперь вы можете идти. Не сомневаюсь, что у вас масса работы.

– Спасибо вам, доктор Адер, – от души произнесла я.

Не помню, как я доработала остаток дня. Все вспоминала сцену, разыгравшуюся на моих глазах за ширмой. В ней участвовали только трое – доктор, я и человек, который в эту минуту, возможно, умирает, корчась от, боли, на своей постели.

Временами я думала: «Он ставит свои странные, мистические опыты, причем ставит их на людях. Но какое право он имеет использовать живых людей как… как морских свинок? Однако ведь только что на моих глазах он спас Вильяму жизнь…»

Итак, я опять думала о нем, и только о нем. Но ведь именно так я поступаю постоянно с тех пор, как увидела его… и даже раньше.

Я никому не могла рассказать о том, что видела, – доктор Адер ясно дал мне понять, что все должно остаться между нами.

Всю ночь я не сомкнула глаз, а утром первым делом отправилась навестить Вильяма Клифта.

Он был бледен и стонал от боли.

Но он был жив!

На следующий день вечером я поняла, что доктор Адер ищет встречи со мной. Я находилась в палате, когда он подошел к кровати Вильяма Клифта и начал его осматривать. Не желая ему мешать, я удалилась в свою любимую комнатушку и стала ждать, пройдет ли он мимо, закончив осмотр, или войдет внутрь.

Наконец, я увидела его. Он стоял на пороге и победно улыбался.

– Могу вам сообщить, – начал он, – что мы сохранили жизнь этому пациенту.

Словно камень свалился с моей души. В эту минуту я забыла, что еще недавно испытывала враждебность к доктору Адеру.

– Вы уверены?

Казалось, мой вопрос его удивил.

– Да, уверен! В данный момент могу сказать одно – состояние больного именно такое, каким я ожидал его видеть. А это уже прогресс.

Затем он внимательно посмотрел на меня.

– Ему понадобится хороший уход, – продолжал он.

– Да, конечно.

– Вы должны сами ухаживать за ним. Постарайтесь поднять его настроение. Рассказывайте ему о жене и ребенке.

– Я так и сделаю, – сказала я, и голос мой задрожал. Он кивнул и ушел.

Я уделяла Вильяму очень много времени – перевязывала его раны, разговаривала с ним о доме. Постепенно силы стали возвращаться к нему, в его глазах засветилась надежда.

Примерно через неделю доктор Адер, проходя по палате, посмотрел на меня и сказал:

– Я думаю, что теперь мы сможем отправить нашего пациента на родину, к жене и ребенку, целым и невредимым.

В эту минуту мне показалось, что я впервые была по-настоящему счастлива с тех пор, как умер Джулиан.

В течение долгих летних месяцев в госпиталь поступало гораздо меньше солдат, и опять, как и в прошлое лето, они в основном страдали не от ран, а от болезней. Вильям Клифт понемногу поправлялся. С моей точки зрения, так было даже лучше – ведь если он полностью и быстро поправится, его опять пошлют на фронт. Он был все еще очень слаб.

Этель и Том заключили официальную помолвку. Девушка сияла от счастья. Она постоянно говорила о ферме, где они собирались жить после женитьбы. И еще она так благодарна Тому, добавляла Этель – ведь она рассказала ему о себе все и не услышала в ответ ни слова упрека.

Элиза радовалась, глядя, как повернулась жизнь ее подруги. Я уже давно поняла, что она принадлежит к числу женщин, которым надо постоянно о ком-то заботиться. Теперь, когда об Этель заботился Том, Элиза обратила свой взор на меня. Она – одна из немногих – знала о моем прошлом. Я сама рассказала ей обо всем в ту ужасную ночь, когда мы втроем сидели на палубе во время шторма. Элиза ни с кем не делилась тем, что узнала, но это коренным образом изменило ее отношение ко мне. Ей хотелось, чтобы я тоже, как и Этель, нашла себе мужа. Зная о чувствах доктора Фенвика, Элиза считала его идеальным спутником жизни для меня. Когда я обнаружила, что у этой грубоватой на вид женщины есть такие нежные струны в душе, это меня даже немного позабавило. Ведь выглядела Элиза очень внушительно – высокая, прямая, всегда готовая дать отпор тому, кто покушался на ее права. Она внушала трепет сестрам, сиделкам и пациентам, которые, как правило, слушались ее беспрекословно. Все называли ее Большая Элиза. Вскоре я поняла, что очень привязалась к новой знакомой.

Генриетта пребывала в хорошем настроении. Ей очень польстило, что тот важный турок-паша или даже султан именно ее выбрал для своего гарема. Она постоянно со смехом вспоминала об этом маленьком происшествии, с удовольствием говорила о загадках Востока и о том, как бы ей хотелось их разгадать. Это было бы так захватывающе! Она прекрасно понимает интерес доктора Адера к этому предмету, добавляла Генриетта. Вообще в последнее время, о чем бы она ни говорила, разговор непременно сводился к доктору Адеру.