Валентина - Энтони Эвелин - Страница 42

– Нет, – ответил Де Шавель. – Моя жена умерла. А детей у меня нет.

– Так лучше, – сказал майор. – Тогда можно сражаться и ни о чем не думать.

В бреду и беспамятстве Де Шавель не думал ни об одной женщине, ни одно лицо не вспоминалось ему, но сейчас он отчетливо видел перед собой Валентину такой, какой она была в тот последний вечер в Чартаце, когда сказала, что любит его. У него не было ни жены, ни сыновей, ни дочерей, никого, кроме друзей, таких же солдат, как и он сам, и все они были, возможно, обречены, как только что сказал майор. Он не вспоминал об этой девушке и не мог понять, почему вдруг ее образ тронул его. Он вспомнил слова ее сестры, произнесенные ею перед его отъездом: «Для некоторых женщин существует один-единственный мужчина. Если к ним относится и Валентина, то она никогда больше не будет счастлива». Нет, конечно же, это не так. Де Шавель счел такую мысль совершенно нелепой и тут же забыл о ней. Графиня уже наверняка забыла о нем – три с половиной месяца для женщины это целая жизнь, если она не видит мужчину. Лилиан начала изменять ему через две недели после его отъезда в Египет. Странно, что теперь он мог совершенно спокойно думать об этом, память о жене стиралась в его душе, он даже с трудом мог вспомнить ее лицо. Вместо этого перед его глазами вставало другое, невыразимо прекрасное, с глазами, светящимися любовью, которую он отринул, как романтические бредни. Неожиданно его разозлила мысль, что он совершенно один в этом мире и некому будет оплакивать его, если он умрет.

– У меня есть любовница, – продолжал майор. – Славная девочка, она была в Данциге, когда мы там стояли. Ей тоже не понравится мое лицо. Вам нужна женщина, полковник, иногда любовница гораздо преданнее жены. – Майор коснулся повязки, закрывающей его голову и часть лица. Когда раны заживут и кожа стянется; он станет уродом.

– У меня есть кое-кто, – сказал Де Шавель. – В Польше. Но кому нужен однорукий калека? Самое лучшее, что мы можем сделать, друг мой, это перестать себя жалеть и думать о том, как бы снова вернуться в строй. У меня есть два глаза, а у вас – правая рука. Вместе мы можем считаться одним целым человеком! – Он горько засмеялся, но тут же замолк, поскольку еще сильно болела грудь. Майор ничего не сказал, он лишь дотронулся до своей повязки и медленно опустил голову на грудь. Де Шавель так и не понял, был это жест отчаяния или же майор просто заснул.