Выстрелы в замке Маласпига - Энтони Эвелин - Страница 61

Он протянул руку и открыл с ее стороны дверцу. Она вышла.

– Прощай, Фрэнк. – Он уехал, ничего не ответив и даже не оглянувшись.

Она взяла билет от Пизы до Парижа, с пересадкой в Милане. В Париже она сядет на семьсот двадцать седьмой рейс, до Нью-Йорка. Перелет довольно утомительный, но авиакассир объяснил, что сезон самый оживленный, и билеты на все прямые рейсы от Рима до Штатов раскуплены. Если она готова подождать несколько дней, он подберет для нее что-нибудь подходящее. Но она не хотела ждать. Ночь она провела очень беспокойную, несколько раз просыпалась, чтобы убедиться, что плакала во сне, и оставила гостиницу рано утром. Зато Алессандро в безопасности; это была такая типично итальянская мысль, что она сама удивилась и подумала, что заплатила долг любви.

Когда она сказала Карпентеру, что отправляется домой, она знала, что у нее нет никакого другого выхода. С Алессандро у нее не может быть будущего, он живет по моральному кодексу, отдающему предпочтение семейной гордыне перед обычными моральными ценностями. Поступившись своей честностью ради его спасения, она сознавала, что уже одно это предопределяет их расставание.

Выйдя из авиационного агентства с билетами в сумочке, она решила прогуляться, чтобы убить время. Великолепное утро предвещало жаркий день; небо было сверкающее и безоблачное. Она оказалась в конце Виа-Веккиа и посмотрела вверх на здание, где находился офис Рафаэля. Казалось, все это произошло уже давным-давно; она опустила взгляд на свою руку, на маленькую золотую печатку с венком и колосом с остью, с герцогской короной, и вспомнила, что все свое детство боялась и ненавидела ее. Но ведь это как бы ее неотъемлемая часть, которую она не может отвергнуть. Однако теперь для нее нет места и в том мире, куда она возвращается, в том реальном мире, где она родилась и провела свою жизнь. Последние недели были всего лишь сном, возвращением в далекое прошлое. Она вышла на Пьяцца-дель-Домо; над окружающими домами и над людскими толпами возвышался огромный собор двенадцатого столетия; его стены из разноцветного мрамора и розовая черепица ярко горели на солнце. Шестьсот лет люди сидели на его ступенях. В сцене, которую она видела, было что-то вневременное, что-то такое, что отчуждало ее от современности.

И это тоже был сон, как серебристые оливковые рощи и мраморные горы в Карраре, как Замок ее предков, стоящий на страже над городом Маласпига. Он беззастенчиво обманывал и грабил, чтобы восстановить и сохранить то, что пытался похитить у него прогресс. Она достаточно хорошо себя знала и понимала, что никогда не сможет жить, помня об этом и сохраняя свою любовь к нему и уважение к себе. Она будет любить Маласпига всю свою оставшуюся жизнь, но никогда не увидит его вновь.

Мимо нее, торопясь к собору, прошествовала группа туристов: высоких скандинавов, увешанных камерами, следующих за женщиной-гидом. Катарина отвернулась и пошла назад; она не хотела больше оставаться в этом городе. Она полюбила его, и мысль о разлуке причиняла ей лишнюю боль.

Когда она вошла в вестибюль гостиницы, у нее было чувство, как будто все это уже с ней случалось: администратор поднял глаза и улыбнулся ей, и все было точно так же, как в то утро, когда она получила письмо от герцогини Изабеллы.

Он явно ждал ее, и она подумала, что он хочет вручить ей счет. Он перегнулся к ней, и улыбка у него была точно такая же, как в то далекое утро.

– Я должен передать вам это, – сказал он, вручая ей какой-то сверток, замотанный в оберточную бумагу и аккуратно запечатанный.

– У вас есть для меня записка?

– Ничего, синьорина.

– Мой счет готов?

– Я послал его в ваш номер.

В лифте она развязала ленту и стала разворачивать сверток. Она успела развернуть его только наполовину, когда дошла до своего номера и открыла дверь. Перед ней в кресле сидел Алессандро. Он встал, но не поспешил навстречу к ней.

– Мне сказали, что ты улетаешь сегодня.

– Да, – ответила Катарина. – Сегодня днем. Пожалуй, не надо никаких прощаний, Алессандро.

– Я ожидал, что ты сделаешь какую-нибудь глупость в этом роде, – сказал он. – Не сердись на администратора; я подкупил его, чтобы он впустил меня в твою комнату. Сегодня утром обвинение против меня было формально отозвано. Насколько я понимаю, я обязан этим тебе. Почему же ты убегаешь от меня?

– Не могу объяснить, – сказала она. – Да ты все равно не поймешь.

– Я могу понять все, что связано с тобой, – спокойно сказал он. – Мы с тобой единое целое. Я рассказал тебе правду 6 том, что происходило в Замке. А женщинам всегда следует лгать. Пожалуйста, распакуй сверток.

Катарина сняла обертку и увидела знакомое ей полотно, которое одним концом свисало до пола. Мадонна Джорджоне, безмятежная и величественная, охраняемая коленопреклоненным святым, держала на груди младенца Христа.

На полотне зияли два больших пореза.

– Я надеюсь, – сказал он, – что ты примешь эту картину как мой свадебный подарок. Я решил продать сам подлинник.