Пожар страсти - Плейн Белва - Страница 23

Спустя некоторое время стало жарко, и Гиацинта зашла в дом. Нужно привести в порядок кухню. Это и другая домашняя работа вдруг показалась необходимой. На столе лежала голубая пудреница и рядом с ней пачка сигарет. Гиа схватила их и швырнула в мусорное ведро, дав клятву, что впредь никогда, до конца жизни, не возьмет сигарету в рот.

– Никогда, никогда, так помоги же мне! – повторяла она.

Затем она легла на диван в гостиной. По радио, настроенному на станцию классической музыки, передавали концерт для фортепиано с оркестром – вещь, удивительно знакомую, но Гиа не могла вспомнить ее названия. Эту вещь любил Джим. Как-то он два раза за вечер слушал компакт-диск с этой музыкой, и Джеральд притворялся, что ему это тоже нравится. Джеральд притворялся…

Перед вечером зазвонил телефон.

– Привет, дорогая, – сказала Францина. – Как ты поживаешь?

– Хорошо. А ты?

– О, поездка принесла мне большую пользу. Ты же знаешь, я не очень хотела ехать, но твои братья убедили меня, будто Джим хочет, чтобы я снова после рыданий и слез начала жить. И я отправилась, и мы говорили о Джиме. Сыновья рассказывали шутливые истории, связанные с ним, и я даже нашла в себе силы смеяться. Я ведь думала, что уже никогда не смогу смеяться. Видела бы ты новый дом Поля! Вы с Джеральдом должны взять детей и навестить его следующим летом. У них такой замечательный вид открывается…

– Францина, ты рассказывала мне об этом, когда звонила прошлый раз.

– Ну ладно. Не буду тебя дурачить. Перейду сразу к делу. Только что мне звонил Джерри.

– Джерри? Неужели он сам набрал твой номер?

– Конечно. Он знает цифры. Джеральд научил его пользоваться телефоном. Джерри сказал, что у тебя что-то не в порядке. «Мама плачет», – сообщил он. Джерри слышал это.

– Я сидела в комнате при закрытой двери.

– Тем не менее он слышал это.

Гиацинте стало не по себе. Ее сынишка так испугался, что позвонил бабушке! Прерывающимся голосом она сказала:

– Джеральд хочет развода.

Из-за сотни миль долетел удивленный возглас Францины:

– Что? Что?!

– Он хочет развода.

– Почему? С какого времени?

– Это случилось сегодня. Я не могу сейчас говорить. Я должна привести все в порядок и приготовить обед.

– Гиацинта, я приеду… О Господи, да ведь это безумие! Я выезжаю немедленно.

Охваченная дурными предчувствиями и тревогой, Францина гнала машину на предельной скорости и, когда поздно вечером прибыла на место, с трудом разогнула ноги. Но сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Сейчас требовался зоркий глаз. Она оглядела библиотечные полки, заставленные книгами, которые Гиацинта собирала с детства, изящные лесенки и высокие голубые лампы из датского фарфора, а также всю красивую мебель, купленную на заработанные Джеральдом деньги.

Больше он не нуждался в Гиацинте. Джеральд теперь преуспевал и без нее. Все очень просто. Спокойно, как всегда, он сидел в своем кожаном кресле с подголовником. Ему сейчас нужна лишь большая красивая собака, которая лежала бы у его ног, – английский сеттер или английская овчарка; а перед ним стоял бы серебряный поднос с бокалами и бутылкой изысканного виски.

– Не сердись на меня, Гиацинта, – сказала Францина. – Я приехала не для того, чтобы взять ситуацию под контроль. Я не вмешивалась в твою жизнь с той минуты, как ты вышла замуж. Но когда позвонил Джерри, я не могла оставаться на месте и сидеть сложа руки. Ты ведь не какая-нибудь соседка, а моя родная дочь.

Гиацинта, бледная и подавленная, смотрела на мать огромными печальными глазами и походила на беженку из военного лагеря. Казалось, у нее не было сил даже что-то сказать.

– Знаю, ты вполне способна сама позаботиться о себе. Я не собираюсь обращаться с тобой как с ребенком, и если хочешь, чтобы я уехала домой, я уеду.

И Джеральд, и Гиацинта молчали. Вероятно, они уже сказали все, что должны были сказать. Впрочем, третье лицо могло прояснить обстановку. Поэтому Францина обратилась к Джеральду:

– В припадке бешенства она перевернула стол, говоришь ты. Это твоя единственная жалоба? И это в то время, как соседи говорят о твоей связи с приходящей няней? А какой реакции жены ты ожидал?

– Дело не только в этом. Все гораздо серьезнее. Гиацинта нервничала и находилась в депрессии довольно давно. Она сама это признает. Порой она просто неуправляема.

– Если это правда – а я в этом сомневаюсь, потому что Гиацинта, несмотря на вспышки, всегда была довольно спокойной и миролюбивой, – то это и есть причина, по которой ты хочешь развестись с ней? Бросить ее?

– Я вовсе не бросаю Гиацинту, – возразил Джеральд. – Вы не дали мне закончить.

– Не юли со мной, Джеральд.

– Я и не собираюсь юлить.

Францина начала закипать от гнева.

– Видишь ли, – проговорила она, – должна быть веская причина. И я подозреваю, что эта связь у тебя не первая. То есть именно из-за тебя изменились ваши взаимоотношения, что и завершилось этой неприятной историей.

– Дело не в моей несчастной интрижке, в чем я искренне раскаиваюсь.

– Я приняла твои извинения, – отозвалась Гиацинта. – Эта девица в самом деле ничего не значит для Джеральда, Францина. Мы и сейчас принадлежим друг другу.

«Принадлежим друг другу, – подумала Францина. – О милое дитя, никто не принадлежит никому, кроме как самому себе!»

– Проблема не в этом, – заметил Джеральд.

– Думаю, в этом. Ты испытываешь недовольство уже лет семь. Здесь ты привязан к семье, и это раздражает тебя, что, в свою очередь, влияет на Гиацинту, и все растет как снежный ком.

– Боюсь, вы все упрощаете.

– В таком случае не темни. Кстати, что обо всем этом говорит твой партнер?

– Он мой коллега – и только, все прочее – не его забота.

– К тебе относились в этой семье как к родному сыну. Подумай об этом, прежде чем предпринимать столь ответственный шаг, – посоветовала Францина.

– Вы имеете в виду деньги? Я всегда был благодарен вам. Я хотел вернуть долг, но Джим мне не позволил. И я намерен полностью вернуть это Гиацинте.

– Не я давала тебе деньги! Давал мой отец! И я не хочу от тебя ни единого пенса! Ты хочешь откупиться от меня и уйти без проблем, со спокойной совестью! О нет! Ты была права, Францина! Абсолютно права! – Гиацинта выбежала из комнаты.

– Посмотри, что ты сделал с ней, Джеральд.

– С Гиацинтой невозможно разговаривать. Ее постоянно захлестывают эмоции. – Он покачал головой. – Люди в наши дни разводятся без всякого надрыва.

– Но Гиацинта не из таких людей. Она выходила за тебя замуж с открытой душой, по страстной любви.

– Все не так просто. Вы не знаете ситуации.

– Я предвидела «ситуацию», если помнишь, после того как несколько раз увидела тебя! Ты донжуан по натуре и меняешь женщин так же часто, как порядочный человек меняет белье! Ты не одурачишь меня. Она была тебе супругой, предназначенной небом, моя Гиацинта, славная девочка, тонкая и чистая, податливая как воск и без ума влюбленная в тебя, – до тех пор, пока ты не устал от нее. Она надоела тебе. Для тебя теперь открывается новый мир.

– Вы умная женщина, Францина, однако на сей раз вы ошибаетесь. Да, есть доля истины в том, что вы говорите, но в целом все не так. И я не хочу это с вами обсуждать. – Джеральд встал. – Не будет никакого шума и огласки, уверяю вас. Я оплачу расходы и буду поддерживать Гиацинту до конца жизни. Разве это несправедливо?

– Справедливо? Негодяй! А Джим так верил тебе! Он, должно быть, в гробу переворачивается! – Францина потрясла кулаком. – Ты не раз почувствуешь боль, пока мы будем проходить через это, мой друг! А сейчас я поднимусь наверх и позабочусь о дочери. В следующий раз я увижу тебя в суде!

– Твоя мать отвела детей в школу, – сказал Джеральд Гиацинте, когда она спускалась вниз около десяти утра.

– Я просила ее.

– Садись и позавтракай.