Самурай - Эндо Сюсаку - Страница 44

44

Однажды после полудня, когда они с колокольни огромного собора осматривали город, Веласко, указывая то на один шпиль, то на другой, объяснял: вон церковь Святого Стефана, вон собор Святого Петра, и вдруг заметил иронически:

— Да, это Испания, о которой столько говорят в Японии, — и громко рассмеялся. — Во время своего путешествия вы увидели, сколь огромен мир, и можно смело утверждать, что в этом огромном мире самая богатая страна — Испания… Теперь вы здесь. В стране южных варваров.

Тародзаэмон Танака стоял скрестив руки и, чтобы не выдать своего потрясения, смотрел в землю. Лишь Кюскэ Ниси, достав кисть и бумагу, старательно записывал названия дворцов и соборов.

— Но самый большой город, с которым не может сравниться даже Севилья, — это столица Испании, Мадрид. Там вы встретитесь с королем Испании.

Веласко понимал, какая робость охватывает Танаку и Самурая. Для них, людей незнатных, хотя и именуемых посланниками, встреча с королем такой могущественной державы — слишком большая честь.

— Но существует человек, перед которым становится на колени даже король. Вам это известно?

Трое посланников молчали.

— Это король христиан, которого именуют Его Святейшеством Папой. Попытаюсь объяснить на примере Японии: предположим, найфу — король Японии, тогда императора можно было бы, пожалуй, именовать Папой. Но Папа обладает несравненно большей властью, чем японский император. Однако даже сам Папа… всего лишь слуга. — Веласко с улыбкой посмотрел на посланников. — Вы, я думаю, и сами догадываетесь, о Ком идет речь… Его образ вы видели повсюду в Новой Испании. Да и не только в Новой Испании. Не только в самой Испании. Во всех странах Европы Ему поклоняются, падают перед Ним ниц, возносят Ему молитвы…

В воскресенье Веласко совершенно преднамеренно привел трех посланников в собор Святого Франциска. В тот день епископ Лерма служил торжественную мессу специально для них. С самого утра по мощеной мостовой один за другим следовали экипажи, направляясь в собор. Разодетая знать и купцы заполнили нефы, золоченые фигуры святых освещало множество свечей, звучала органная музыка. С украшенной орнаментом кафедры епископ Лерма благословил собравшихся и провозгласил:

— Сегодня к мессе вместе с уроженцем Севильи отцом Веласко пришли посланники из далекой Японии, они преодолели бурный океан. Сегодня мы помолимся за японских посланников и весь японский народ. Наши предки построили в языческих землях множество храмов и превратили их в Божьи страны, помолимся же, чтобы настал день, когда и в стране посланников восславят Господа нашего…

Верующие встали на колени, и хор запел:

Sanctus, sanctus, sanctusDominus Deus SabaothPleni sunt coeli et terra gloria tua [32 ].

Веласко прикрыл лицо руками и дал волю чувствам:

«О Япония! О Япония! — Этот возглас вырвался из глубины его сердца. — Услышь мой голос. О Япония! О Япония! Сколько бы ты ни пренебрегала Словом Божьим, сколько бы ни губила наших миссионеров, сколько бы ни проливала крови верующих, однажды ты все равно пойдешь за Господом. — Опустив голову, он стал молиться: — Господи, во имя Японии… дай мне силы победить. Дай мне силы одолеть отца Валенте».

Служба окончилась, взволнованные люди окружили японцев, и толпа стремительным потоком вынесла их из собора. Испанцы хлопали по плечам растерявшихся японцев, жали им руки и не расходились до тех пор, пока епископ Лерма не увел Веласко и посланников в подземелье собора.

— Итак, сын мой, — обеспокоенно обратился к Веласко епископ Лерма, когда они пришли в полутемный сырой зал, куда не проникали приветственные крики. — Церемонии окончены. Пора вернуться к действительности. Этот успех не должен тебя обольщать. Обстоятельства складываются неблагоприятно. Специально, чтобы выслушать тебя, в Мадриде соберутся епископы, но это не будет способствовать твоим планам, не надейся.

— Я знаю, — кивнул Веласко, бросив взгляд на посланников. — Но ведь вы сами, Ваше преосвященство, возносили молитвы за посланников и весь японский народ. Вы выразили надежду, что однажды Япония станет страной, где восславят Господа!

— Верно, я сказал «однажды». Но это не значит «сегодня». Даже сюда дошли слухи, что на протяжении двадцати лет в Японии преследуют миссионеров, казнят верующих.

— Обстановка меняется, — быстро заговорил Веласко, прибегая к тем же доводам, что и в разговоре с архиепископом в Мехико. — Иначе зачем было бы Японии направлять посланников в Испанию?

— Сын мой, иезуиты доносят, что обстановка, наоборот, становится все напряженней. Они утверждают также, что эти посланники всего лишь вассалы какого-то князя, а не официальные представители короля Японии… Мы не хотим, чтобы там лилась кровь наших миссионеров.

— Распространение веры сродни сражению, я уверен в этом. Я миссионер, сражающийся с Японией. Миссионер — это солдат, готовый умереть за Господа. Святой Павел не жалел своей жизни, обращая в веру язычников. Распространять веру — это труднее, чем говорить о любви к Господу, уютно устроившись в монастыре и греясь на солнышке.

— Ты прав. — От епископа не ускользнула издевка Веласко. — Я согласен, что распространение веры сродни сражению. Но ведь солдат обязан повиноваться своему полководцу! Это касается и тебя.

— Бывает, что полководец слишком далеко от места сражения и ему не известна обстановка на поле боя.

— Ты… — Епископ пристально посмотрел на Веласко. — Сын мой, ты слишком одержим своей идеей, остерегайся. Нельзя, чтобы одержимость надломила тебя.

Веласко покраснел, но промолчал — епископ был прав, в течение всей его долгой жизни старшие много раз предупреждали его об этом.

«Ну а что, если бы я не был так одержим? — подумал Веласко. — Что бы я делал в этой восточной стране? О Япония, чтобы сражаться с тобой, я… я должен быть одержимым».

— Мы поедем отсюда в Мадрид. Я хочу обратиться с просьбой к архиепископу…

— С какой?

— С просьбой, чтобы король принял японских посланников…

Епископ Лерма, с сожалением посмотрев на Веласко, протянул ему руку для поцелуя. Потом повторил огорченно:

32

Свят, свят, свят

Господь Саваоф,

полны небо и земля славы Твоей (лат.).