Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав - Страница 25

И с этими словами он откинулся навзничь; из груди его вырвался глубокий вздох; предсмертная дрожь пробежала по всем его членам, взгляд потух, и он остался без движения.

Старого охотника не стало. Он умер, как и жил, оставаясь непримиримым и безжалостным до самой последней минуты своей жизни.

ГЛАВА VII

В которой досказывается о нескольких весьма интересных событиях

Когда обеим женщинам, наконец, стало ясно, что старый ранчеро скончался, они дали волю столь долго сдерживаемым слезам и рыданиям, душившим их. Между тем сыновья усопшего отошли немного в сторону, чтобы не мешать скорби женщинам и, упав на колени, долго и горячо молились об отце. Затем они молча пожали друг другу руки и в продолжении нескольких секунд продолжали неподвижно стоять лицом к лицу. Наконец, дон Рафаэль заговорил первый:

— Брат! — сказал он, — отец наш завещал нам один священный долг.

— Да, брат! — ответил дон Лоп.

— Что касается меня лично, то я решил во что бы то ни стало, исполнить его волю.

— И я тоже!

— Чего бы нам это ни стоило!

— Да, — во что бы то ни стало!

— Прекрасно, значит, мы поняли друг друга?

— Да, и всегда будем понимать! — с живостью подхватил дон Лоп.

— Спасибо тебе, брат, — продолжал дон Рафаэль, — покойный отец сказал нам, что в единстве и дружбе нашей вся наша сила и мощь!

— Да, брат, мы любим друг друга и ничто в жизни не сломит нашей дружбы!

— Благодарю тебя еще раз, Лоп! Скажи, ты не имеешь подозрения относительно того, кто бы мог быть убийцей покойного отца?

— Нет, у отца нашего не было врагов!

— Да, но у него были завистники!

— Правда, его считали богачом!

— Во время последнего нашего пребывания в Сан-Блазе он получал деньги в присутствии нескольких лиц.

— Ты это знаешь наверное?

— Да!

— Так, значит, это один из присутствовавших при уплате отцу тех трех тысяч унций золота решился на это страшное дело.

— Да, но, ведь он же был не один!

— Ты прав, их было 15 человек и отец убил четырнадцать. Когда рассветет, мы пересчитаем тела убитых бандитов. Отец уверял нас, что только один бежал и я не знаю почему, но твердо убежден в том, что тот, которому посчастливилось бежать, и есть зачинщик этого страшного дела.

— Весьма возможно! Он, вероятно, прятался то врага за спинами своих сообщников и принял деятельное участие в борьбе лишь тогда, когда его вынудила к тому крайняя необходимость.

— Когда же мы примемся за дело?

— Тотчас же после похорон отца, — сказал дон Рафаэль, — не следует убийце давать время укрыться!

— Что он, конечно, не замедлил бы сделать, если бы только мы дали ему возможность!.. Есть у тебя относительно этого какой-нибудь план?

— Да, я полагаю, что он хорош, однако следует его обдумать еще раз. Мы после обсудим его вместе с тобой.

— И не станем откладывать этого в долгий ящик!

— Будь спокоен! Я не менее тебя спешу покончить с этим негодяем, но мы не в коем случае не можем оставить здесь мать и Ассунту; необходимо отправить их как можно скорее в Тепик. Впрочем, я спрошу у них, что они намерены делать.

— Быть может, они пожелают ехать в Тепик не ранее, как после похорон отца.

— Да, это вероятно, и мы обязаны считаться с их желанием.

— Да, ты прав!

И молодые люди подошли к плачущим женщинам. При виде их те печально улыбнулись.

— Мы останемся при нем всю ночь! — сказала донна Бенита.

— Матушка! вам нельзя долго оставаться здесь, на сырой траве: ночь очень холодная.

— Разве мы можем покинуть это тело? — грустно прошептала она.

— Нет, вы не покинете его, дорогая матушка! — почтительно и ласково сказал дон Рафаэль.

— Мы с братом перенесем его в тайник!

— Не отказывайтесь от этого, матушка, — вставил дон Лоп, — подумайте о вашем здоровье и о здоровье нашей сестры.

— Что сталось бы с нами, мама, если бы мы потеряли и вас? — печально вымолвила Ассунта.

— Поступайте, дети, по внушению вашего сердца, — сказала донна Бенита, — но только позвольте мне остаться при человеке, которого я так любила всю жизнь!

— Не бойтесь, чтобы мы чем либо воспрепятствовали вам — с этого момента каждое малейшее желание ваше будет для нас законом! — сказал дон Рафаэль.

— Пойдемте, мама! — нежно вымолвила Ассунта, беря ее под руку и медленно удаляясь вместе с нею.

Едва успели они уйти и скрыться из вида за строениями карал я, т. е. конюшен, как из леса послышался конский топот.

Молодые люди переглянулись и стали прислушиваться; в ожидании нового нападения они зарядили свои двустволки. Шум усиливался и приближался.

— Странно! — прошептал дон Рафаэль, — неужели неприятель снова идет на нас?

— Не думаю, теперь уж близко к рассвету, но что бы мог значить этот шум? наши кони все дома?

— Да! — сейчас увидим, — сказал дон Рафаэль и сделав несколько шагов вперед, крикнул громким голосом.

— Кто идет?

— Мир вам! — отвечал звучный молодой голос, — я слуга Господен и направляюсь теперь в пуэбло Пало-Мулатос, где, как мне говорили, люди нуждаются в присутствии священника.

— Идите смело, падре! Здесь, действительно, есть люди, нуждающиеся в вашем утешении и помощи, которые с радостью примут вас!

Двое всадников выехали на прогалинку; ехавший впереди был человек молодой с кроткими, но энергичными чертами бледного исхудалого и истомленного лица. На нем была скромная ряса из черной порыжевшей и во многих местах подштопанной саржи; позади его ехал причетник.

— Добро пожаловать, батюшка! — сказал дон Рафаэль, — сам Господь посылает вас к нам в этот страшный час скорби и испытаний!

Священник и причетник поспешили сойти с коней; при виде дымившихся развалин и груды мертвых тел; первый молитвенно сложил руки и спросил.

— Боже мой! Что все это значит? какая страшная драма разыгралась здесь, на этой полянке?

С минуту он призадумался, но вдруг, ударив себя пальцем по лбу, поспешно спросил:

— А далеко мы от Пало-Мулатос?

— На расстоянии приблизительно одной мили батюшка! — ответил дон Рафаэль.

— Что это за место, где мы теперь находимся?

— У моста Лиан!

— А этот ранчо, который там догорает, кому он принадлежит?

— Моему отцу, дону Сальватору Кастильо.

— Да, да… так оно и есть, — прошептал священник, как бы говоря сам с собою, затем добавил вслух; — А где же ваш отец?

— Его призвал Господь — а вот и его бренные останки! — сказал молодой человек, указывая рукой на тело умершего ранчеро.

Священник набожно опустился на колени возле покойного и долго молился вместе с сыновьями ранчеро над их отцом. Встав после молитвы, молодой священник сказал:

— Нельзя оставить тело здесь, надо снести его куда-нибудь!

— Мы только что собирались унести его, когда звук копыт ваших лошадей встревожил нас.

— Ну, так спешите исполнить ваше намерение! — сказал священник.

Молодые люди подняли тело, положили на свои скрещенные ружья и понесли его; священник следовал за ними, шепча молитвы, а немного поодаль шел и причетник, ведя в поводу обеих лошадей.

Тем временем вдова и ее приемная дочь вытащили на середину комнаты одну из коек, и ожидали с тревогой и беспокойством, когда сыновья принесут, наконец, тело отца.

Увидав священника, обе женщины вскрикнули от радости и хотели упасть к его ногам, но он остановил их и, преподав благословение, сам собственноручно уложил тело дона Сальватора на койку, окропил его святой водой и возложил распятие ему на грудь. Затем, обратившись к присутствующим, он сказал:

— Помолимся, братья!

Все опустились на колени. Священник открыл требник и громко стал читать молитвы, одну за другой, прислужник также выполнял свое дело, а родственники умершего молились за него.

По окончании этих молитв, дон Лоп проводил причетника на конюшню, где они вместе разместили лошадей и позаботились о них.