Сурикэ - Эмар Густав - Страница 76

— Сейчас, генерал; мой рассказ будет короток; у англичан двадцать тысяч великолепного войска; при них — громадный обоз, масса пороху, пушек, всевозможного оружия; никогда не видал я войска, которое могло бы внушить такой страх; у них есть один полк, отличающийся тем, что у солдат панталоны заменены юбками; в этом полку все солдаты наперечет — гиганты. Англичане покрыли страну точно саранча; настроение у них самое веселое; они говорят, что без труда могут разом проглотить всех здешних французов.

— Это еще посмотрим, — сказал генерал, улыбаясь, — знаете ли фамилию их главнокомандующего?

— Знаю, генерал, его прислали из Англии специально для того, чтобы всех нас побросать в море; его фамилия, сию минуту, генерал, у него такая чертовская фамилия, а, вспомнил! Его фамилия — Аберкромби, лорд Аберкромби; он друг английского министра-президента; солдаты говорят, что он отличный полководец, что он ненавидит французов, поэтому выбор и пал на него.

— Что касается меня, я ни к кому не чувствую ненависти; люблю мое отечество, моего короля, и этого довольно для того, чтобы я исполнял мой долг; когда же появится эта страшная армия? — прибавил он тоном, в котором слышалась тонкая ирония.

— Они идут, генерал, и будут здесь завтра с восходом солнца, вот почему я так устал; я должен был торопиться.

— Отлично! Какой дорогой идет неприятель?

— На судах, по реке, генерал; им невозможно было бы двигаться сухим путем с их громадным обозом.

— Верно; вы кончили, Белюмер?

— Да, генерал; надеюсь, что сказанного с вас достаточно.

— Совершенно, друг мой; и я постараюсь воспользоваться вашими сообщениями. Благодарю вас, Белюмер, вы не из тех людей, которых можно вознаградить деньгами, обнимите меня, я могу сказать, что еще никогда более честное сердце не билось в груди гражданина.

И он обнял и прижал к груди охотника. Белюмер плакал от радости.

— Я буду негодяем, если завтра не дам себя убить, — сказал охотник, смеясь и плача в одно и то же время.

— Запрещаю вам это! — воскликнул генерал, улыбаясь. — Теперь, господа, ступайте отдохните; завтра будет жаркое дело. Лебо, приходите ко мне обедать; вы будете моим секретарем на военном совете, который я созову сегодня вечером.

— К вашим услугам, генерал.

— Я в этом уверен, — сказал генерал, смеясь. — Мое почтение, господа; завтра мы увидимся в пороховом дыму.

Генерал остался один; он написал письмо, потом велел позвать полковника Бугенвиля. Полковник сейчас же явился.

— Полковник, — сказал генерал, — завтра мы должны ждать неприятеля.

— Тем лучше, — сказал полковник, потирая руки.

— Я не хочу лишать вас возможности присутствовать в сражении, это было бы для вас большим огорчением.

— От всего сердца благодарю вас, генерал! — воскликнул полковник Бугенвиль.

— Это письмо вы передадите Дорелю; затем дайте мне слово, что по окончании сражения вы немедленно отправитесь в Квебек.

— Клянусь, что исполню ваше приказание, генерал.

— Хорошо, будьте как можно бдительнее и постарайтесь разузнать, что там делается.

— Будьте покойны, генерал; я знаю, насколько важно, чтобы вы имели все необходимые сведения.

— В том-то и дело. До свидания, увидимся сегодня вечером на военном совете.

— Солдаты и офицеры уже знают, что неприятель близко, и все в восторге.

— Тем лучше, я не боюсь за них, я знаю, что каждый исполнит свой долг.

— Они боятся только одного: как бы неприятель не изменил своего намерения и не повернул назад.

— Этого нечего опасаться, англичане слишком уверены в своих силах и не отступят.

— Дай Бог.

— До вечера, полковник.

Генерал и полковник протянули друг другу руки и разошлись.

На другой день, согласно предсказанию Белюмера, с восходом солнца появился неприятель, и его действительно можно было сравнить с тучей саранчи.

Река Шют буквально покрылась всевозможными судами, которые в общем представляли зрелище живописное, но вместе с тем и грозное.

Неприятелю была приготовлена жаркая встреча.

Англичане не имели ни малейшего понятия о местности, на которой готовились оперировать, пренебрегли самыми обыкновенными предосторожностями, настолько была велика у них уверенность в победе.

Весь маленький гарнизон Карильона собрался за ретраншементами, защищенными с фронта глубокими болотами.

Воюющие стороны посвятили все утро окончанию военных приготовлений.

Около полудня Аберкромби наконец двинулся к французским ретраншементам с быстротою, достойной великой армии.

Английское войско было разделено на четыре колонны, между которыми помещались легковооруженные отряды.

Французы без выстрела подпустили неприятеля на расстояние сорока пяти шагов и тогда открыли сильнейший и губительный огонь.

Отряд, состоящий из сотни лесных охотников и краснокожих под начальством Шарля Лебо, нанес англичанам громадные потерпи; появляясь беспрестанно там, где их не ожидали, охотники исчезали, осыпая неприятеля градом пуль.

В продолжение шести часов английские колонны с ожесточением нападали на ретраншементы; они сделали шесть последовательных атак; их упорство разбилось о стойкость французов.

Англичане, которых множество было убито, в десяти-двенадцати шагах от ретраншемента не могли его взять.

Наконец королевский шотландский полк, став во главе колонны, двинулся на приступ; колонна шла решительно и хладнокровно, сохраняя порядок, как на смотру.

Французы, воодушевленные геройской храбростью Монкальма, бились радостно и весело при криках: «Да здравствует король и наш главнокомандующий!»

Французский огонь производил в рядах англичан страшные опустошения; шевалье Леви произвел мастерскую атаку на левый неприятельский фланг; пушки с высоты форта отогнали и рассеяли английскую эскадру на реке Шют.

Когда королевский шотландский полк выстроился, главнокомандующий, смеясь, сказал:

— Дети, неприятель делает последнее усилие; сражение выиграно; примем же этих добрых людей, как они того стоят.

— Да здравствует король и наш главнокомандующий! — было ему ответом.

— Не будем торопиться; не стреляйте без моего приказания.

Королевский полк приближался спокойно, гордо, решительно.

Когда они были в двадцать пяти шагах от ретраншемента, полковник их крикнул, маша саблей:

— Вперед! На приступ! На приступ! Редут замер.

Солдаты молча стояли с взведенными курками.

— Стреляй! — крикнул Монкальм твердым и звучным голосом.

Раздался страшный залп.

Шотландцы на минуту попятились, потом бросились вперед.

Четыре раза пробовали они взобраться на редут; четыре раза были отбиты.

Менее чем в десять минут полк храбрецов и красавцев потерял до 950 человек.

Это равнялось поражению.

Наконец Аберкромби признал себя побежденным и отступил.

Описанная битва была одной из самых ожесточенных и упорных. Неприятель потерял 6 тысяч человек, более четверти своей наличности; почти все офицеры были перебиты или ранены; генерал Гой погиб одним из первых.

Французы со своей стороны потеряли 377 солдат убитыми и ранеными и 37 офицеров. Шевалье Леви, командовавший правым флангом, не получил ни одной раны, хотя его плащ и мундир были во многих местах пробиты пулями. Бугенвиль, менее счастливый, получил рану в голову.

Аберкромби воспользовался темнотой ночи, чтобы прикрыть свое более чем поспешное отступление.

Он посадил войско на суда на озере Сан-Сакраменто и вернулся беспрепятственно в форт Эдуард.

Французский главнокомандующий не располагал достаточными силами, и войско его было слишком утомлено, чтобы преследовать неприятеля.

Закончим описание этого сражения извлечением из письма Монкальма на имя маршала де Бель-Исль, тогдашнего военного министра; письмо было написано через два дня после описанной нами блестящей победы.

«…Для себя я попрошу вас исходатайствовать мне у короля позволение вернуться во Францию; здоровье мое слабеет; кошелек истощается; к концу года мой долг казначею колонии дойдет до 10 000 экю; прибавьте к этому постоянные неприятности и противоречия, невозможность приносить пользу и помешать злоупотреблениям — все это вместе заставляет меня горячо умолять его величество оказать мне эту милость, единственную, которой я домогаюсь.