Золотая лихорадка - Эмар Густав - Страница 62

Луи ввел Валентина в скромную комнату, которую занимал во время переезда морем. Войдя в нее, граф хотел было запереть дверь.

— Нет, не надо, — остановил его Валентин, — оставь ее открытой, отсюда мы будем видеть всех, приближающихся к кораблю.

— Как хочешь. В таком случае говори, я тебя слушаю…

— Мне нужно сказать тебе всего два слова, но такие, из которых я советую тебе извлечь пользу.

— Будь спокоен.

— У тебя здесь есть сильные враги. Кто они — не знаю, но только против тебя ведется интрига.

— Неужели это правда?

— Говорю тебе то, в чем я уверен.

— Но, видишь ли, мой друг, кто бы ни были эти враги, мне нечего их бояться. Бумаги у меня в полном порядке. Все устроилось отлично. У меня не только есть разрешение на разработку россыпей, но меня поддерживает само правительство. Я действую на законном основании и никого и ничего не боюсь.

— Брат, — возразил Валентин, — не забывай, что, когда имеешь дело с мексиканцами, нужно всегда опасаться измены. Я давно знаком с ними и, к несчастью, слишком хорошо знаю, как нужно держать себя в этой стране.

— Ты пугаешь меня!

— Нет, я просто предупреждаю тебя, Луи, вот и все. Я говорю это, чтобы ты был осторожнее.

— Ты ведь знаешь, что я перед Богом отвечаю за этих мужественных людей, доверившихся мне.

— Вот потому-то я и советую тебе быть осторожным и никому не доверяться; в особенности же я советую тебе держать себя осторожнее с двумя личностями.

— Их имена?

— Дон Антонио Паво и полковник дон Франциско Флорес. Дон Луи с нескрываемым удивлением взглянул на своего друга.

— Но этого не может быть! — сказал он. — Ты ошибаешься.

— Почему?

— Pardieu! Да потому, что один из них — агент французского правительства, а другой делегирован сюда советом акционеров Atrevida . Оба они члены нашего общества, у меня даже есть к ним рекомендательные письма.

— Делай, как хочешь, но только я считал своей обязанностью предупредить тебя, что оба они тебе изменяют.

— У тебя есть какое-нибудь доказательство?

— Никакого.

— Почему же ты так уверенно говоришь об этом? Ты что-нибудь знаешь?

— Ровно ничего, но тем не менее я убежден в этом. Поверь мне, брат, ведь ты знаешь, что я редко ошибаюсь в таких случаях.

Луи печально покачал головой.

— Все это очень странно, — заметил он.

В эту минуту какой-то человек заглянул в каюту и произнес только одно слово:

— Шпионы!

Сказано это было очень тихо, но тем не менее это слово дошло до слуха графа и Валентина.

— Это Курумилла, он предупреждает нас, что к кораблю подъезжают те два человека. Пойдем на палубу. Они не должны знать, что мы подозреваем их. Смотри же, хорошенько наблюдай за этими людьми в то время, когда будешь разговаривать с ними. Я уверен, что скоро и ты согласишься со мной. Идем наверх.

Луи не отвечал ни слова.

Друзья поднялись на палубу, и Валентин сразу же покинул друга.

— Я уеду с корабля, — сказал он, — мы встретимся с тобой на берегу.

Охотник спрыгнул в пирогу, которую Курумилла, не желая быть замеченным, отвел к корме под гакаборт. Лодка направилась к берегу как раз в то время, когда полковник и Дон Антонио причаливали к борту и поднимались на палубу корабля.

Ни один народ в мире не отличается таким утонченно вежливым обращением и такой любезностью, как мексиканцы.

К несчастью, несмотря на все их усилия и лесть, которые они усердно расточали для того, чтобы убедить графа Луи в своей искренности и дружеском расположении, у дона Антонио и его друга была такая отталкивающая наружность, на их лицах были так сильно отражены самые низкие пороки, что любезность их казалась прямо-таки противной и вызывала еще большую антипатию.

Граф с самого начала, как его и предупредил Валентин, невольно почувствовал к ним сильное отвращение, и ему стоило больших усилий сдержаться и не дать заметить произведенное на него впечатление.

Граф решил сделать вид, будто поддается на обман, и, если они будут делать промахи, в уверенности, что их хитрость удалась, постараться получить сведения, которые могут впоследствии ему пригодиться.

Он с таким жаром и с такой хорошо разыгранной непринужденностью отвечал на все их любезности, что ему вполне удалось провести опытных негодяев, считавших его совершенно очарованным ими.

Так получилось, что графу с самой первой минуты в Соноре, раньше, чем он успел сойти на берег, пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности и бороться с хитростью и подлостью людей, от которых он, казалось, должен был ожидать самого искреннего сочувствия и полнейшей готовности оказать ему помощь. Это была слишком тяжелая задача для такого честного и в высшей степени благородного человека, каким был граф, но успех его экспедиции всецело зависел от того, с каким искусством он будет обходить засады и разрушать ловушки, расставляемые ему на каждом шагу. Луи прекрасно понимал это и, скрепя сердце, решил пустить в ход всю свою ловкость и знание людей.

Наговорившись вдоволь с посетителями и видя, что все уже давным-давно готово для высадки на берег, граф отдал распоряжение садиться в шлюпки.

Французы спустились в присланные за ними из форта шлюпки, багаж перевозился на особых барках, и по команде: «отчаливай!» маленькая флотилия отвалила от корабля и в стройном порядке под шумные крики народа, толпившегося на берегу, и веселый звон колоколов в честь радостного события, направилась к берегу.