Золотая лихорадка - Эмар Густав - Страница 74

— Благодарю за совет, я последую ему.

— Теперь прощайте.

— Прощайте? — проговорил граф с оттенком сожаления в голосе.

— Мы не должны быть знакомы.

— Что такое? Вы хотите покинуть меня после того, как оказали мне такую важную услугу?

— Так нужно, все против нас.

— Ответьте мне на один только вопрос!

— На какой?

— Почему вы относитесь ко мне с таким участием?

— Кто может сказать наверное, чем вызван тот или другой поступок женщины?

— О! Вы насмехаетесь надо мной, сеньорита, это нехорошо. Незнакомка вздохнула.

— Нет, дон Луи, — ответила она, — я вовсе не думаю насмехаться над вами. Зачем вам непременно знать, кто я такая? Вам должно быть вполне достаточно и того, что я охраняю вас. Не спрашивайте же меня, почему я это делаю.

— Наоборот, я непременно хочу узнать это.

— Поверили бы вы мне, дон Луи, если бы я вам сказала, что делаю это потому, что люблю вас?

— О! — отвечал граф взволнованно. — Я от всего сердца Пожалел бы вас, сеньорита, за то, то вы почувствовали привязанность к такому несчастному человеку, жизнь которого представляет сплошное страдание.

— А разве вы не знаете, что женщины часто любят таких несчастных? Разве вы не знаете, что мы по самой своей природе должны любить и утешать несчастных?

— Сеньорита, умоляю вас, не оставляйте меня в этой неизвестности. Я унесу с собой печаль, которую не вылечит время.

— Я дурно поступила, явившись сюда, — с грустью прошептала незнакомка.

— О нет, не говорите этого, сеньорита! Вспомните только, что вы, может быть, спасли мне жизнь.

— Прощайте, дон Луи, — произнесла незнакомка, мелодичный голос которой звучал с невыразимой нежностью, — мы должны расстаться. Но что бы ни случилось, помните, что у вас есть преданный друг, сестра.

— Сестра! — проговорил граф с горечью. — Пусть так, если вы хотите, я не смею настаивать на другом, сеньорита.

— Ну, если вы непременно хотите знать, кто я, возьмите себе этот перстень. Мое имя выгравировано на внутренней стороне кольца, но только дайте мне слово, что прочтете надпись не раньше, чем через три дня.

— Клянусь вам, — отвечал граф, протягивая руку в темноте.

Другая рука схватила его руку, тихонько сжала ее и оставила в ней перстень. Вслед за тем он услышал легкий шелест шелка, и нежный голос прошептал еще раз последнее прости.

Граф услышал стук затворившейся двери, и незнакомка исчезла.

Через минуту наружная дверь, выходившая на улицу, отворилась снова.

Дон Луи завернулся в плащ и, выйдя на улицу, быстрыми шагами направился к своему дому, но, не доходя еще до него, издали увидел всадника, подъехавшего к воротам.

Граф по какому-то странному предчувствию, в котором он сам не мог отдать себе отчета, ускорил шаги.

— Валентин! — вскричал он в сильном изумлении.

— Да, брат, — отвечал тот, — и, к счастью, я встретил дона Корнелио. Лошадь твоя оседлана, и конвой уже давно ожидает тебя. Садись и едем.

— Что случилось? — спросил с тревогой граф. — Скажи мне скорей, умоляю тебя.

— Едем! Едем! Дорогой я расскажу тебе все.

Через пять минут небольшой отряд французов уже мчался во весь опор по дороге к Гуаймасу.