Тропа - Ветер Андрей - Страница 61

Безумный Медведь, услышав топот и храп лошадей, вышел, покашливая, из типи. Индейская деревушка снялась с места несколько дней назад, и теперь старик увидел в поднявшемся белом ветре, как хозяйки двух единственных стоявших поблизости палаток торопливо разбирали жилища и складывали пожитки на волокуши. Во многих местах жерди так и остались стоять, сложенные конусом и облепленные снегом. Женщины спешили и нервничали. Вокруг них вертелась пара взъерошенных собак. Два унылых старика пытались запрячь чахлую кобылку в громоздкую двуколку.

По воздуху, словно ленивые громовые раскаты, колыхались давно забытые тревожные отзвуки едва уловимых орудийных залпов. Кавалеристы быстро скрылись, держась северного направления. Где-то там, на берегу ручья под названием Раненое Колено, стояла лагерем община Большой Ноги, который не так давно увёл своих людей из агентства в Плохие Земли, испугавшись скопления солдат на территории резервации. Вчера Безумный Медведь узнал, что Большая Нога решил вернуться, но встретил кавалеристов близ Раненого Колена и сделал остановку, чтобы переговорить с белыми людьми…

Безумный Медведь поднял лицо к низкому клубящемуся небу и широко раскрыл глаза. Так он стоял несколько минут, не обращая внимания на обжигающие снежные колючки, впивавшиеся в его шею.

– О, Вакан-Танка… – зашептали его губы. – Нет никого могущественнее тебя… Скажи мне, что происходит…

Он увидел, как из облаков вынырнули всадники в тулупах, выкатились пушки, побежали растрёпанные фигурки индейцев. Они то появлялись, то скрывались в мохнатой поверхности туч. Вспыхивали жёлтые полоски выстрелов, рассыпались бусинками красные капли. Ветер налетал и слизывал картины боя, очищая небо для очередной сцены. Безумный Медведь не слышал ни звука вокруг себя, кроме свиста метели, но в сердце его оглушительно звенели человеческие крики. Жгучие слёзы захлестнули старика, и он понял, что это были слёзы тех, кто в ту минуту погибал в ледяном буране от солдатских пуль, потеряв всякую надежду на будущее. Это рыдала душа племени.

Едва видение побоища исчезло, старик вернулся в типи и вскоре вышел оттуда, облачённый в старинную военную рубаху, которую не надевал десятки лет. Он отвязал невысокую гнедую лошадку, опустившую голову к самой земле, и тяжело взобрался в седло.

– Сегодня, Отец мой, к тебе обратятся многие мои братья… Прости их за то, что они решили, будто ружья в их руках сильнее, чем Твоя воля…

Налетевший ветер подхватил его длинные седые волосы и окунул их в вертящиеся снежные хлопья.

Слегка погоняя понурого гнедого, Безумный Медведь поскакал вверх по дороге к агентству Сосновый Утёс. Слева от него различался изгиб Ручья Белой Глины, вдоль которого виднелись остовы индейских жилищ на месте стоянки Красной Рубахи. Перебравшись через сугробы, всадник выбрался на прямую дорогу, пересекающую агентство насквозь.

Доехав до епископальной церкви, Безумный Медведь широко развёл руки и выпрямился. Длинная бахрома на рукавах плескалась по ветру, громко шурша. Где-то хлопала незапертая дверь, и ей вторила испуганная собака. Из торгового склада позади церкви выбежали две фигуры в шубах и засеменили через дорогу в сторону полицейского управления.

Безумный Медведь медленно ехал вдоль улицы и сильным голосом, словно принадлежавшим молодому человеку, возвещал:

– Слушайте меня, люди! Расходитесь по домам! Сейчас здесь могут полететь пули! Не вступайте в бой! Сдержите свой гнев! Тот, кто подарил вам жизнь, смотрит на вас! Будьте разумны, не устраивайте кровопролития!

Он кричал, поворачиваясь во все стороны и постоянно переходя с родной речи на английский язык. Его гривастая лошадка иногда останавливалась, кружа на месте, и продолжала свой медленный шаг.

На вершине ближайшего холма с северной оконечности посёлка хорошо различались всадники. Головы многих из них были украшены перьями. Долгое время дикари гарцевали на месте, и перепуганные жители агентства чувствовали, как ужас всё больше и больше сковывал их сердца. Несколько раз донеслись хлопки выстрелов, но отряд не двинулся с плоского холма никуда, будто выжидая. Вскоре снегопад скрыл индейцев, и ожидание сделалось ещё томительнее.

Мутные тени метались под облаками, то делаясь похожими на птиц, то становясь подобными людям, то вовсе исчезая. Иногда они падали к самой земле и скользили над её поверхностью, взметая белые смерчи. Но охваченные страхом люди не различали их. Лишь одинокий всадник, весь усыпанный снегом, видел их хоровод вокруг себя. Он чувствовал, как они поддерживали его распростёртые уставшие старые руки. Он слышал, как они усиливали его немощный голос, даря ему юношескую твёрдость и звонкость.

– Люди! Люди! Не стреляйте! Вакан-Танка взирает на вас…

Июль 1995-февраль 1996

Март 2000

ПРИЛОЖЕНИЕ: ВОЕННЫЕ ИГРЫ

Народ, известный в литературе как Сю (Sioux) называл себя Очети Шакоуин, то есть Семь Костров Племенных Советов. Этот союз семи братских племён хорошо знаком любому читателю под именем Дакота. Семь Костров – Титонван, Янктон, Янктонай, Вахпекуте, Вахпетонван, Сиситонван, Мдевакантон.

Титоны – люди, жившие на Великих Равнинах, в свою очередь делились на семь племён: Оглала, Сичангу, Итажипчо, Сихасапа, Миниконжу, Охенонпа, Хункпапа. Титонван означает селение в прерии (тинта - прерия, ван - селение). Язык Дакотов делится на четыре диалекта: Санти, Янктон, Титон, Ассинибойн. Диалект Титонов, являющихся западной ветвью Дакотов, отличается более смягчённым звучанием, чем речь восточных Дакотов. Так, например, вместо «д» произносится «л», поэтому говорят Лакота, а не Дакота, что обозначает содружество и происходит от слова кода – друг (у Титонов – кола).

Оглалы (Рассеянные или Разгоняющие-Сами-Себя) жили на юго-западе и были наиболее многочисленными. Сичанги (Опалённые Бёдра) обитали к юго-востоку от Оглалов; сегодня они часто встречаются под именем Брюль (от французского Brules). Миниконжи (Сеющие Возле Воды) и Охенонпы (Два Кипячения или Два Котла) жили к северу от племени Сичангов. Хункпапы (Стоящие-При-Въезде-В-Деревню), Сихасапы (Чёрные Ноги) и Итажипчо (Не Имеющие Луков) – это наименьшие племена нации; они кочевали по северным районам территории Лакотов.

Каждое из племён Лакотов представляло собой автономную систему, способную действовать совершенно независимо от всей нации. Политическое устройство имело незначительные отличия в разных группах и в основном было представлено властью четырёх избранных вождей, так называемых Носителей Рубах. Основой социальной структуры Лакотов были семейные охотничьи угодья.

С 1700-х годов Лакоты, перебравшись из лесной области на равнины, охотились на мелкую дичь и бизонов. Проживая на одном месте, индейцы должны были обеспечить себе постоянное наличие живности на своей территории. Для этой цели земли были распределены между небольшими семейными охотничьими группами. Возглавлял их обычно патриарх, отец рода, который считался родовым вождём и передавал это звание по наследству. Он учил сынов и зятьёв охотничьим и боевым приёмам. Такая клановая группа, ядро общества Лакотов, называлась тийоспе. Организованная семейная группа под руководством патриарха направляла свои усилия на обеспечение себя большей человеческой силой, столь нужной в охотничьем и военном деле. Отдельная пара – мужчина и женщина – не могла бы устоять перед преимуществами клана, когда речь шла о добывании мяса или собирании ягод и корнеплодов.

Маленький День, представительница Опалённых Бёдер, вспоминала деревню своего детства 1870-х годов, которая представляла типичную схему тийоспе. Например, в летнем лагере на окраине Чёрных Холмов каждое типи стояло на строго отведённом ему месте в лагерном круге, то есть согласно достигнутому семьёй положению. Порядок поддерживался четырьмя Носителями Рубах (Уакичунша). Они, как указывала Маленький День, были хранителями трубок, людьми очень уважаемыми. В их обязанности входило управление движением лагеря. В большом селении (где насчитывалось более тридцати палаток) её отец, важный человек, жил на северо-восточной оконечности стойбища. Типи, стоявшие ближе других к въезду в деревню с восточной стороны, назывались «рогами». В них жили наиболее заслуженные семьи. Маленький День не помнила имена всех семей, но она смогла перечислить тех, кто жил в юго-восточной стороне лагеря, и порядок, в котором стояли типи: Красный Лист (брат её отца), Падающий (дед по линии отца), Отморозивший Ноги (её дядя), Хозяин-Большой-Белой-Лошади (другой дядя). Затем стояла палатка отцовского кузена Как-Оно-Получается, за ним следовало жилище ещё одного родственника по имени Белая Корова. Единственным родственником, жившим на противоположном “роге”, была бабка по материнской линии.