За гранью (СИ) - Механцев Борис - Страница 75

— И какая связь? — спросил он "Серого".

— Простая. Смотрите, мальчишка воспринимал это всерьез, для него это была больше чем игра. Вот и для Вас все происходящее — отнюдь не игра. Но с точки зрения взрослого человека, автора рассказа, действия мальчишек несколько… неадекватны реальности. Поверьте, именно такими кажутся и Ваши действия — со стороны.

— И, тем не менее, мне бы хотелось Вас как-то называть, — Мирон знал, что когда тебя пытаются так вот смять, ошарашить, необходимо найти зацепку и ни в коем случае не отступать. Сейчас он столкнулся с новой силой, возможностей которой он еще не мог точно оценить, но даже на первый взгляд было видно, что сила эта велика. И можно было поддаться ей и позволить тащить себя в нужном ей направлении, а можно — постараться выяснить ее природу и желания и обговаривать возможности сотрудничества. Генерал-майор Службы Безопасности Юго-Западной Федерации Мирон Павлинович Нижниченко не привык плыть по воле волн, каким бы сильным не было течение. И сейчас он намеревался сыграть с незнакомцем, и теми, кто стоял за ним, свою игру.

— Хорошо, — улыбнулся одними губами таинственный собеседник. — Кажется, я Вам показался серым? Ну, так и называйте меня Серым Эм.

— А почему Эм?

— Ох, до чего же Вы любопытны, Мирон Павлинович…

— Это профессиональное…

— Понимаю… Давайте считать, что Эм — это сокращение от слова «молчащий». Вообще-то я довольно молчаливое существо…

Собеседник снова улыбнулся — и опять одними губами.

— Хорошо, итак, господин Серый Эм…

— Просто Серый Эм, прошу Вас. Обращение господин мне немного неприятно.

— Извините. Итак, уважаемый Серый Эм, мне бы хотелось понять…

— Уважаемый Мирон Павлинович, Вам ведь приходилось слышать об Аристотеле, Платоне, Канте, Сковороде, Ломоносове, Галилее, Лапласе, Федорове…

Серый Эм выжидающе умолк. Привыкший анализировать всё и вся Нижниченко подметил, что в ряду широко известных философов был упомянут Григорий Сковорода. Интересно, что это — вежливое упоминание земляка Мирона или же идеи украинского мыслителя оказались гораздо ближе к истине, чем принято думать? Эх, как все же тяжело без информации. Дома бы сразу дал задание подготовить справку по философскому наследию Сковороды, да и сам бы, конечно, попробовал бы вчитаться.

— Приходилось слышать, — кивнул Мирон.

— Неглупые люди, правда?

— Умные.

— И вот все они, Мирон Павлинович, хотели понять… И кое-что, поняли, но далеко не все. А Вы сейчас хотите их превзойти и понять все. Думаете, у Вас получится?

— Вы читаете мои мысли?

— Немного. Поверьте, я не стремлюсь узнать Ваши тайны. Но то, что касается нашего разговора — мне доступно.

— У меня нет желания постигнуть все законы мироздания. Но я хотел бы понять, почему вы назвали поведение Адама "игрой".

— Я попробую Вам объяснить, — Серый Эм вздохнул как-то обречено, словно человек, которому предстоит долгая, нудная и совершенно бессмысленная работа. — Понимаете, со временем у Адама и его сородичей как-то притупилось чувство реальности. Они многое знают, очень многое. Очень многое умеют. Однако, они относятся к своим знаниям и умениям поразительно некритически и склонны преувеличивать свое влияние на события, в которых участвуют. Вы, кажется, беседовали о Трое? Там, в Крыму… Так вот, они действительно принимали в тех событиях некоторое участие. Однако их вклад в то, что то, что случилось, случилось именно так, как случилось — очень невелик. И были другие, те, которых потом называли Олимпийскими богами. Так вот, эти-то под Троей в дела людей вмешались куда сильнее. Собственно, Троя была их делом ничуть не меньше, чем делом людей. А ваш собеседник, Мирон Павлинович, об этом прекрасно знал. Но — предпочел умолчать… Или вот — Балис…

— Что — Балис? — напрягся Мирон.

— Адам говорил Вам, что хотел Балиса подвести к Вам туда, в Федерацию.

— Говорил…

— У него не было на это шансов. В мир Балиса ему и его сородичам прохода практически нет. А если бы и удалось прорваться, то в любом случае он бы не смог вытащить оттуда Балиса.

— Наврал, значит… — грустно констатировал Мирон.

— Нет, в данном случае Адам добросовестно заблуждался, — успокоил его Серый Эм. — говоря Вашим языком — не учел сложность поставленной задачи. Так что, когда в следующий раз с ним встретитесь — не упрекайте его за эту ложь, он и так сейчас переживает.

— Когда встречусь?

— Точнее, конечно, было бы сказать "если встретитесь", но это звучит слишком уж пессимистически, согласитесь. То, что я Вам предлагаю — отнюдь не какая-нибудь смертельно опасная задача.

— А что именно Вы предлагаете?

— Вот, — Серый Эм удовлетворенно кивнул. — Наконец-то мы добрались до сути нашего разговора. Завтра на вашем пути будет развилка: у старого дуба одна дорога идет прямо, а другая сворачивает в ущелье. Мне нужно, чтобы завтра Вы выбрали путь через ущелье.

— Зачем?

— На этот вопрос я Вам не отвечу. Считайте, что Вас играют в темную, как говорят у вас в разведке.

— А если я откажусь?

Таинственный незнакомец снова улыбнулся своей загадочной улыбкой. Мирон поймал себя на том, что улыбка у этого Серого довольно мерзкая. Еще раз попробовал пошевелиться — тело не слушалось. Значит, придется терпеть эту беседу, пока она не надоест незнакомцу. Остается только надеяться, что Эм — действительно означает "молчаливый".

— Мирон Павлинович… — в голосе собеседника звучало явное осуждение. — Вы полагаете, что сейчас начну Вам угрожать? Напрасно. Не свернете — так не свернете, никто Вам мстить не будет. Скажу больше, для меня совершенно безразлично, куда свернете Вы. Когда все планировалось, о Вашем существовании вообще не подозревали. Свернуть должны Балис и Наромарт. Ну и их ребята. Но тут Адам задумал сыграть свою игру, не подозревая о нашей, вот и пришлось, так сказать, приспосабливаться к ситуации на ходу.

— А если я и их уговорю не сворачивать?

— Уговорите — значит, уговорите… Эх, Мирон Павлинович, говорите, что хотите что-то понять, а демонстрируете кругозор прапорщика из богом забытого гарнизона… Не будет никто мстить ни Вам, ни Балису, ни этому дроу. Но Вы должны понимать, что любой ваш поступок приводит к каким-то последствиям. И если последствия потом принесут вам проблемы, то не стоит винить в этом меня. Это не угроза, это предостережение. Но я на этом свете уже несколько тысяч лет по вашему счету и, думаю, к моим предостережениям имеет смысл прислушиваться.

Серый Эм поднялся, давая понять, что разговор окончен. Мирон молча смотрел ему в спину, пока серый пиджак таинственного собеседника не растворился в ночной темноте.

Разговор у костра угас сам собой. Женьке только и оставалось, что молча смотреть на пламя. Впрочем, не больно и хотелось разговаривать: последнее время подросток испытывал непонятное раздражение. Не то, чтобы новые попутчики ему чем-то сильно досадили, но душа к ним почему-то не лежала. Он понимал, что чувство это нехорошее, но ничего не мог с собой поделать и из-за этого злился еще больше. Все время хотелось сорваться, надерзить, и чтобы этого не сделать, приходилось молчать. Так что, возникшая в разговоре пауза Женьку даже обрадовала, и он сосредоточился на наблюдении за огнем.

Почти сразу его внимание привлек непонятный золотистый отблеск. При ближайшем рассмотрении он оказался вещью совершенно неожиданной: солнечным зайчиком. Обычным солнечным зайчиком. Только вот откуда бы ему здесь взяться? Не только отбросившего его зеркальца, но и никакого солнца нигде не было и быть не могло. Солнечный зайчик из ниоткуда? Женьке почудилось в этом что-то знакомое. Еще немного и он вспомнит…

— Ну, вот и свиделись, — жизнерадостно сказал Солнечный Козлёнок (конечно же, это был он) и, подождав немного, добавил. — Ну что ты молчишь?

— С предателями и галлюцинациями не разговариваю, — гордо ответил Женька и отвернулся…

— Ну почему же я — предатель? — обижено спросил Козленок.

— Потому, — разговаривать с повернутой шеей было слишком неудобно, и мальчишка снова повернулся лицом к костру. — Мне про тебя Зуратели все рассказал. Это он тебя наколдовал, чтобы ты заманил меня к нему тем, чего мне больше всего хочется.