Ассирийские танки у врат Мемфиса - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 42

– Все вниз! Отступать в тоннели и не задерживаться в них! Вниз, немху, вниз! И заберите раненых!

Мой голос звучал хрипло, будто глотку мою перебила шрапнель. Еще четыре снаряда ударили в скалу, но пулеметчики – те, что остались в живых, – успели пригнуться. Потом мы ринулись к лестницам. Разбитые ворота лежали на земле, но возведенная за ними баррикада не пострадала и могла прикрыть нас от осколков. У ворот, в груде досок и балок, я заметил неподвижные тела – Пауах, Софра и, кажется, Пенсеба отправились в царство Осириса. Иапет и Нахт тащили Хайла, а попугай, роняя перья, с горестным воплем кружил над ними. Я не разглядел Давида, но вдруг он оказался рядом, обхватил меня, крикнул в самое ухо:

– Кровь, семер! Ты весь в крови! Ты сильно ранен?

– Нет. Помоги другим.

Оттолкнув его, я присел за баррикадой, всматриваясь в проем ворот. Ассиры покинули гряду холмов и приближались к нам за линией неторопливо ползущих машин; стволы пулеметов и трубы на плечах солдат смотрели на наше убежище. Я заметил, что несколько труб валяются на барханах, – очевидно, это оружие годилось лишь на один-единственный выстрел. Сколько еще снарядов было у них?.. Я насчитал четырнадцать или пятнадцать разрывов. Возможно, остался еще десяток или два, но это значения не имело, если они соберутся всей массой на площадке и в пещере. У вас свои секреты, у нас – свои, подумал я, представив загадочный ящик за стальными дверями. Отступить бы только без потерь…

Вспомнив про убитых воинов и гибель Пиопи, я стиснул зубы. Горе меня не терзало, ибо в нашем ремесле смерть идет за человеком по пятам. Я мог хвалить свою предусмотрительность – здесь, на галерее и в пещере, было пятьдесят солдат, а остальные – в трех тоннелях и в бункере владыки. Не столь уж многих я потерял, чтобы наше отступление казалось естественным… Таков закон войны, и он безжалостнее всех судов и приговоров фараона: за все приходится платить, а плата – человеческие жизни.

Если бы Пиопи пригнулся… если б Пауах отошел от ворот… если бы Софра и Пенсеба укрылись за скалой… Я знал, что это ничего не изменит, – им улыбнулась бы удача, но погибли бы другие. Возможно, Давид с Иапетом, возможно, Нахт или Хайло…

– Чезу! – позвали из среднего коридора. – Чезу, мы ждем тебя!

Ассиры затопили площадку, в проем ворот въехала машина, и, прикрываясь за ней, внутрь скользнули солдаты с трубами. Я пополз к заграждению перед тоннелем, протиснулся в узкую щель – Давид и Амени подхватили меня, а Тутанхамон вытер глазницу и щеку мокрым лоскутом. Позади грохотали башмаки, лязгало оружие, гудели моторы машин, и голосами, похожими на собачий лай, перекликались солдаты.

– В нижнюю камеру! – прохрипел я, подтолкнув Тутанхамона. Мы понеслись по коридору; Давид и Амени почти несли пожилого лекаря. За нашими спинами грохнул взрыв, разнесший баррикаду. Жаркая волна опалила затылок, в ушах зазвенело, и на мгновение мне почудилось, что туника на плечах горит. Я перешагнул порог, увидел Хоремджета – его рука лежала на рубильнике, увидел Пианхи, Левкиппа и двух солдат, стоявших у двери. Глядел я на них правым глазом – левый снова заливала кровь.

– Все здесь?

– Да, чезу. Все, хвала богам.

Кто это сказал?.. Пианхи или Левкипп?.. Или Хоремджет?.. Звон в ушах не прекращался.

– Закрывай!

Солдаты навалились на дверь, щелкнули запоры, и я кивнул Хоремджету:

– Во имя Амона!.. Рубильник!.. Вниз!..

Мы не услышали взрывов – дверь была слишком толстой, слишком массивной. Тянулось время, но снаружи никто не ломился, никто не стучал по стальной поверхности прикладом, не пинал ногами дверь, не подвешивал гранат к замкам в форме звериных головок. Выходит, там, наверху, забыли про фараона и тайное его убежище – прочно забыли, навсегда.

Прошла ночь, миновал день. Вечером мы вышли из убежища. Тоннели, пещера и площадка перед ней были завалены трупами до самых дюн. Сотни мертвецов лежали в разнообразных позах, кого и как застала погибель, но предсмертный жест был одинаков: держались за горло или грудь, словно всем им не хватило воздуха. Лица ассиров посинели, рты казались черными ямами, на губах и в ноздрях запеклась кровавая пена. От них тянуло чем-то едким и кислым, и эта вонь была особенно заметна у воронок, в которых валялись синие бочки с выбитыми взрывом днищами. «Дыхание Сета» пахло иначе, пахло горечью. Этот яд был другим, более быстрым и страшным – то ли сжигал легкие, то ли вел к параличу.

Я велел забросать бочки песком. Инстинкт подсказывал мне, что это оружие, коль его использовали, не разбирает своих и чужих, и находиться рядом с ним опасно. День и ночь – минимальный срок, но, похоже, ядовитый газ, умертвивший ассиров, еще держался в воздухе – глаза у нас слезились, и сухой кашель раздирал грудь. Я сделал то, что полагалось сделать, – повел людей с этого гнусного кладбища в Темеху.

В распадке меж дюн мы наткнулись на машину командира. Волна газа докатилась и сюда, убив водителя, двух офицеров-штурмхерцев и человека зрелых лет в генеральской форме – крылатый бык на его тунике был окружен пучками молний, символом власти. Ашшур-нацир-ахи – а это, несомненно, был он – лежал на спине с искаженным яростью лицом, будто гневался на богов, отнявших у него победу, и не мог поверить, что умирает.

В трех шагах от него скорчился мертвый Гимиль-Нинурта. Странно, но он был спокоен и не сжимал горло пальцами; глядел на меня безмятежно и будто говорил: что обещано, чезу, то исполнено.

Мы окружили его – Хоремджет и Левкипп, Тутанхамон, Давид, Пианхи и другие. Хайло, раненный в голову, присел на корточки – ноги его держали плохо. Кенамун, воздев руки к небесам, беззвучно шевелил губами, читал заупокойную молитву, Нахт, так же молча, вторил ему. Тень легла на лицо Рени; должно быть, он хотел что-то сказать, но лишь хрип вырвался из горла.

Сказал Левкипп:

– Ему не удалось убежать. Бык Ашшура держал его при себе.

– Он умер как подобает воину, – произнес Пианхи, но Хоремджет покачал головой:

– Он не был воином. Он умер как благородный муж.

– Как человек чести, – добавил Тутанхамон.

– Если чезу позволит… – начал Давид.

– …мы его похороним, – продолжил Левкипп.

– И воздадим ему почести, – молвил Кенамун. – Кто знаком с погребальным обрядом ассиров? Мумий они не делают… Может быть, сжигают мертвых?

– Он не ассир, он – вавилонянин, – напомнил Хоремджет. – У них хоронят в земле. В особых местах, посвященных богу смерти.

– Мы – в Стране Запада, где царствует Осирис, справедливый и милосердный судья умерших, – сказал Тутанхамон, наш лекарь и жрец. – Здесь его земли, и любое место подходит для погребения.

Я согласно кивнул.

– Копайте яму! И пусть она будет глубока, чтобы буря не мешала ему спать, а сметающий пески ветер не добрался до его тела.

Когда могила была готова, мы опустили в нее Гимиль-Нинурту. Хоть был он в черной тунике СС, но ни к Ассирии, ни к воинству ее не относился; он был шуррукин, египтолог, наставник Вавилонской Академии. Он был наш, ибо сердце его принадлежало Та-Кем. Пусть не в гробнице он упокоился и не в долине Хапи, но все же в нашей земле, и Кенамун с Тутанхамоном пропели над ним заупокойные гимны.

А потом мы подняли оружие и дали залп в темнеющее небо.