Рубин королевы - Бенцони Жюльетта - Страница 17

Маркиз успел уже дойти почти до самых дверей своей комнаты. Морозини в три прыжка догнал его.

– Не сердитесь за мое любопытство, но как вы это сделали?

Тонкая улыбка растянула длинное высокомерное лицо.

– Во дворе есть колодец – портрет там... Надеюсь, моя королева простит мне подобное обращение, недостойное ее величества.

– Любовь – лучшее, главное из извинений. Я уверен: там, где она сейчас, она это понимает. Я сообщу вам новости о рубине... если удастся напасть на его след.

Морозини вышел так же стремительно, как вошел. Полицейские ждали его в нескольких шагах от двери. В полном молчании они добрались до трактира.

– Что вы теперь намерены делать? – хмуро спросил Гутиерес у входа.

– Пойду спать, а завтра вернусь в Мадрид, чтобы попрощаться с их величествами перед отъездом в Венецию.

– Отлично, поедем вместе.

Такая перспектива отнюдь не вдохновляла Морозини. Зато это был шанс наладить отношения с чересчур недоверчивым комиссаром, а значит, предложение следовало принять с хорошей миной. Поезд уходил в девять утра, и они договорились встретиться внизу в восемь, чтобы вместе позавтракать перед дорогой.

Совместное путешествие оказалось менее тягостным, чем предполагал Альдо: полицейский почти все время проспал. Тем не менее на Северном вокзале князь с облегчением пожал ему руку и попрощался, надеясь, что навсегда. Чтобы хоть немного утешить беднягу Гутиереса, выглядевшего очень грустным, он заявил:

– Такую известную картину нелегко продать, и если я узнаю, что ее выставили на каком-то аукционе или что она появилась в чьей-то частной коллекции, я обязательно сообщу вам об этом...

Верх лицемерия, конечно, но ведь, в конце концов, князь-антиквар всего лишь делал свою работу и старался выполнить ее как можно лучше.

В отеле Альдо поджидало письмо от Ги Бюто. Как обычно, когда патрон отсутствовал, верный друг подробно рассказывал ему обо всем, что касается его магазина. Однако на этот раз Ги счел нужным добавить несколько слов о супруге Альдо:

«Донна Анелька покинула нас два дня назад, получив письмо из Англии. Не знаю, отправилась ли она именно туда, нам она ничего об этом не сказала. Но она послала Ванду взять билет в спальный вагон „Восточного экспресса“ до Парижа. Она не сообщила, когда вернется. Чечина целыми днями поет...»

В последнее Альдо сразу же поверил: Чечина делала над собой огромные усилия, чтобы терпеть «захватчицу». И теперь, конечно, счастлива, что хоть временно избавилась от нее. Что же до письма из Англии, он догадывался, чему оно было посвящено. Следствие по делу Романа Солманского должно было закончиться, и, возможно, молодую женщину извещали о том, когда ее отец предстанет перед судом Олд-Бейли... Конечно, со стороны Анельки неосторожно возвращаться в Англию, где у нее больше врагов, чем друзей. Но разве упрекнешь дочь в том, что она хочет быть рядом с отцом, когда он в беде? Это, скорее, говорит в ее пользу. Ладно, что бы там ни было, в Париже, где Морозини собирался задержаться, чтобы рассказать Адальберу о своей находке, он, вероятно, получит более подробную информацию.

На следующий вечер князь-антиквар отправился «Южным экспрессом» в сторону французской столицы.

Часть вторая

Чародей из Праги

Глава 4

Прихожанки церкви Святого Августина

На четвертом перроне вокзала «Аустерлиц», несмотря на ранний час, клубилась толпа встречающих и пассажиров. Однако это не помешало Морозини, передававшему в окно чемоданы носильщику, заметить в самой гуще этой толпы знакомую светлую кудрявую шевелюру. Сомнения были недолгими: глядя поверх голов, он рассмотрел, кроме растрепанных, как всегда, волос, голубые глаза, курносый нос и псевдоангельское выражение лица своего друга и соратника во всех делах Адальбера Видаль-Пеликорна.

Поскольку князь не предупреждал его о своем приезде, он подумал, что литератор-археолог (он же временами и тайный агент) явился на вокзал встречать кого-нибудь другого, тоже прибывшего «Южным экспрессом», и, обрадованный случаем переговорить с другом, немедленно выскочил из вагона и устремился к нему.

– Что ты тут делаешь?

– Естественно, встречаю тебя! Рад тебя видеть, старина! Отлично выглядишь!

Комплимент сопровождался шлепком по спине, способным свалить с ног быка.

– Ты тоже. И одет лучше, чем любой египтолог мира! – отозвался Морозини, искренне восхищаясь безупречным серым фланелевым английским костюмом своего друга и галстуком цвета опавших листьев. – Но как ты узнал, что я приезжаю?

– Мадам де Соммьер сообщила мне об этом вчера вечером по телефону.

– Как я рад! Значит, и она в Париже? Зная, что по весне она предпочитает путешествовать, я послал телеграмму в надежде, что хотя бы Сиприен окажет мне гостеприимство и сообщит новости. Конечно, можно было бы остановиться в «Ритце», но... признаюсь, очень уж люблю особняк моей тетки на улице Альфреда де Виньи...

– Понимаю, но туда ты не поедешь. Поедем ко мне – для этого я и приехал за тобой.

– К тебе? Почему? В доме тетки Амелии идет ремонт, у нее полно гостей или...

– Ничего похожего. Дорогая маркиза была бы счастлива принять тебя, ты это отлично знаешь, но она опасается, что тебе не очень понравится соседство твоей жены...

– Анелька живет у нее?!

– Конечно же, нет! Примерно неделю назад она обосновалась в соседнем доме.

– В особняке ее покойного мужа? Но мне казалось, дом Эрика Фэррэлса продан?

– Он стоит пустой, но все еще числится за наследниками. А наследница – вдова...

– И незаконный сын ее супруга. Ты забыл о Джоне Сэттоне...

– Послушай, у нас еще хватит времени поговорить об этом. И у меня дома это будет гораздо удобнее, чем на вокзальном перроне.

Несколько минут спустя маленький ярко-красный «Амилькар» Адальбера, нагруженный багажом венецианца, уже уносил друзей в направлении улицы Жуффруа. В дороге Альдо предпочел хранить молчание, предоставив шоферу возможность целиком отдаться радостям и трудностям вождения, носившего у него всегда опасно спортивный характер. Весна в Париже в нынешнем году выдалась изумительная, цветущие каштаны выстроились вдоль набережной Сены. Путешественник расслабился, впрочем, не оставляя мыслей о новой возникшей перед ним загадке: почему Анелька остановилась в своем прежнем жилище? Княгине Морозини там нечего делать... Может быть, тетя Амелия и в особенности ее постоянная спутница Мари-Анжелина дю План-Крепен, от которой ничто не могло ускользнуть, сумеют хоть что-то объяснить? Этот вопрос так мучил Альдо, что он отважился прервать молчание, неизменно устанавливавшееся, когда Видаль-Пеликорн садился за руль.

– Мне бы очень хотелось поговорить с тетей Амелией. Предусмотрено ли программой тайное свидание в полночь под деревьями парка Монсо?

– Она приедет поужинать с нами сегодня вечером, – бросил Адальбер, не отрывая глаз от дороги.

Появление со стороны улицы Риволи двух полицейских на велосипедах заставило стихнуть бешеный рев мотора. Адальбер послал им ангельскую улыбку, и она еще сияла у него на лице, когда он обернулся к Альдо:

– Ну, как тебе жилось в Испании? Хорошо? Зачем все-таки тебя туда занесло? Там же, должно быть, дьявольски жарко!

– Возвращал испанской короне одну вещь, исчезнувшую еще в прошлом веке. За это был удостоен чести сопровождать королеву в Севилью на праздник у Мединасели, в то время как ее царственный супруг отправился пошалить в Биариц... Впрочем, благодаря этому мне удалось напасть на след рубина, последнего из недостающих камней пекторали...

Машина вильнула, предательски выдав взрыв эмоций водителя, но тот быстро пришел в себя.

– И ты мне сразу не сказал!

– Чтобы мы очутились в кювете? Ты сам-то хоть понимаешь, на какой скорости едешь?

– Признаю: в хорошую погоду я позволяю себе несколько...

– И в дождь тоже! Да, кстати, о рубине. Не слишком торопись ликовать: я установил его местопребывание лишь до конца ХV века, когда его купили по поручению императора Рудольфа II.