Рубин королевы - Бенцони Жюльетта - Страница 53

– Да, действительно, несколько раз, в те времена, когда она была еще графиней Вендрамин... Но уверены ли вы, что она мечтает о рубинах? Прежде она предпочитала жемчуга, бриллианты и изумруды, которые так шли к ее северной красоте...

– О, она по-прежнему любит их, но вы не хуже меня знаете, как непостоянны женщины. Моя жена, с тех пор как увидела рубины Бегум Ага-Хана, только ими и бредит. Она уверяет, что на ней эти камни будут производить впечатление крови на снегу, – со смешком прибавил Кледерман.

Кровь на снегу! Эта безумная Дианора и ее роскошный муж даже не подозревали, до какой степени этот несколько затасканный романтический образ мог оказаться верным, если только прекрасная датчанка когда-нибудь повесит на свою лебяжью шейку рубин, принадлежавший Хуане Безумной и садисту Джулио...

– Когда вы уезжаете? – неожиданно спросил Морозини.

– Сегодня вечером, как уже говорил вам. Я еду пятичасовым поездом до Инсбрука, там пересаживаюсь на «Арльберг-экспресс» и возвращаюсь в Цюрих.

– Я еду с вами!

Тон был из тех, что не допускает возражений. Увидев по лицу гостя, что тот несколько шокирован, Альдо прибавил уже помягче:

– День рождения вашей супруги через две недели, значит, я должен как можно скорее увидеть ваш рубин. Что касается других камней, я мог бы вам предложить недавно купленное в Риме ожерелье, оно должно вам понравиться.

Вооружившись связкой ключей, Альдо направился к своему сундуку и отпер замки, после чего, приведя в действие потайной механизм, открыл дублирующие внешнюю защиту современные стальные запоры. Он вынул из сундука широкий футляр, раскрыл его, и на пожелтевшем бархатном ложе обнаружилось созвездие жемчужин, бриллиантов, а главное – розовых, очень красивых рубинов, заключенных в типично ренессансный плетеный узор. Кледерман вскрикнул от восторга, и Морозини поспешил воспользоваться случаем:

– Прекрасно, не правда ли? Это украшение принадлежало Джулии Фарнезе, юной любовнице Папы Александра VI Борджиа. Именно для нее оно и было заказано. Не думаете ли вы, что оно вполне удовлетворило бы желания госпожи Кледерман?

Банкир взял великолепное ожерелье, которое едва уместилось в его ладонях. Любовными, удивительно осторожными движениями он ласкал каждый камень – только подлинная страсть к драгоценностям проявляется таким образом.

– Чудо! – вздохнул швейцарец. – Жаль было бы его разбирать. Сколько вы за него хотите?

– Нисколько. Я предлагаю вам обменять его на ваш кабошон...

– Вы же его даже не видели! И не представляете себе, насколько он ценен.

– Да, пожалуй, но мне кажется, я знаю этот камень. Как бы там ни было, ожерелье я беру с собой. Мы встретимся в поезде.

– Что ж, я очень рад. Сейчас же позвоню домой и распоряжусь, чтобы для вас приготовили комнату...

– Ни в коем случае! – запротестовал Альдо, у которого волосы на голове встали дыбом при одной мысли о том, чтобы оказаться под одной крышей с пылкой Дианорой. – Отель «Бор-о-Лак» вполне устроит меня. Я забронирую себе номер. Извините меня, – более любезным тоном прибавил он, – но я – человек нелюдимый и очень дорожу своей независимостью...

– Я вполне способен это понять. До вечера!

После ухода банкира Альдо позвал к себе Анджело Пизани и отправил его с поручениями: сначала в агентство Кука заказать билет на поезд и номер в отеле, после на почту отправить Видаль-Пеликорну наскоро сочиненную телеграмму: «Кажется, я нашел потерянный предмет. Буду Цюрихе, отель „Бор-о-Лак“. Всего наилучшего».

Секретарь ушел, а Альдо еще долго сидел в кресле у письменного стола, глядя, как играет свет на прекрасном ожерелье Джулии Фарнезе. Он чувствовал, как в нем нарастает необычайное возбуждение, лишающее способности ясно мыслить. Внутренний голос нашептывал ему, что кабошон Кледермана не может быть не чем иным, кроме как рубином Хуаны Безумной, и все же он никак не мог понять, почему человек в черных очках отправился продавать камень швейцарскому банкиру, вместо того чтобы отдать его охваченным нетерпением заказчикам. Может быть, он вообразил, что после смерти сообщника может расправить крылья и попытаться сколотить состояние для себя лично? Это объяснение было единственно возможным, и, по всей видимости, мелкий бандит проявил удивительное легкомыслие... Но, в конце концов, это его дело, а главная забота Альдо сейчас – уговорить Кледермана уступить ему драгоценный камень, если только это действительно тот самый.

Углубившись в размышления, князь не услышал, как отворилась дверь, и заметил вошедшую Анельку лишь тогда, когда она встала прямо перед ним. Он тотчас поднялся, чтобы поздороваться с ней:

– Вы лучше себя чувствуете сегодня утром?

В первый раз за последние три недели она была одета, причесана и явно не так бледна.

– Кажется, меня уже больше не будет тошнить, – рассеянно произнесла она.

Ее внимание было приковано к ожерелью, которое Альдо только что выпустил из рук: она схватила его с вожделением, какого муж никогда прежде у нее не замечал. Даже легкий румянец появился на ее щеках.

– Какое чудо!.. Незачем и спрашивать, не подарите ли вы его мне? Я никогда бы не поверила, что вы можете быть настолько скупым мужем...

Мягко, но решительно Альдо отнял у нее драгоценность и положил обратно в футляр:

– Во-первых, я вам не муж, а во-вторых, это ожерелье уже продано.

– Как я предполагаю, Морицу Кледерману? Я видела, как он выходил отсюда.

– Вы прекрасно знаете, что я не желаю обсуждать с вами свои дела. Вы хотели поговорить со мной?

– И да и нет. Мне хотелось бы знать, зачем приходил сюда Кледерман. Он был моим другом, вам это известно?

– Он был главным образом другом несчастного Эрика Фэррэлса.

Молодая женщина отмахнулась, давая понять, что не видит разницы.

– Так, значит, эти великолепные камни будет носить прекрасная Дианора? Жизнь и в самом деле полна несправедливостей.

– Не вижу, каким образом это может относиться к вам. Мне кажется, у вас нет недостатка в украшениях? Фэррэлс буквально засыпал вас драгоценностями. А сейчас, если вы позволите, мы закончим этот разговор... пустой разговор. У меня много дел, но, раз уж вы здесь, я воспользуюсь этим для того, чтобы с вами проститься: я не буду обедать дома, а вечером уезжаю...

Внезапно это прелестное, безмятежное лицо запылало гневом, и Анелька, схватив руку Альдо, сдавила ее с невероятной силой:

– Вы едете в Цюрих, не так ли?

– У меня нет никаких причин это скрывать. Я уже сказал вам: у меня дела с Кледерманом.

– Возьмите меня с собой! Это будет только справедливо, мне очень хочется поехать в Швейцарию.

Альдо довольно грубо вырвал руку:

– Вы можете поехать туда в любое время. Но только не со мной!

– Почему?

У Морозини вырвался тяжелый вздох:

– Не заводите все время одну и ту же ссору! Наше положение – признаю, очень неприятное – таково, каким его создали вы. Так живите своей жизнью и предоставьте мне жить своей! А, Ги, как вы кстати, – прибавил он, обернувшись к своему поверенному, который в эту минуту со своей обычной скромностью вошел в кабинет.

Анелька повернулась спиной и, не прибавив ни слова, вышла из комнаты. Она унесла с собой такой груз обиды и злобы, что Альдо показалось, будто воздух внезапно посвежел.

Остаток дня он провел, занимаясь текущими делами с Ги, затем велел Дзаккарии приготовить чемодан – чемодан с двойным дном, которым он всегда пользовался, когда приходилось перевозить ценные предметы, – после чего отправился утешать Чечину, совершенно убитую известием о предстоящем отъезде своего любимца. Она перекрестила его, потом с жаром обняла.

– Береги себя! – попросила она. – С некоторых пор я очень беспокоюсь, стоит только тебе выйти за дверь...

– Совершенно напрасно, а на этот раз ты и вовсе должна быть довольна: я еду вместе с отцом... Мины. Мы направляемся к нему в Цюрих, но я, разумеется, остановлюсь в гостинице. Как видишь, тебе не о чем тревожиться.