Принц вечности - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 58

Голос Чантара раздался в его ушах:

– Успел ли ты прочитать мой свиток, родич? И все ли понятно, о чем написано там?

– Вполне. Кроме одного: зачем ты сделал эти записи. Ведь у тебя есть сфера…

Сильные пальцы коснулись ложбинки на подбородке.

– Не зачем, а для кого… Ведь дар богов я не покажу всем, а написанное будет прочитано многими. И в первую очередь теми, кто ищет власти над миром, – Чантар язвительно усмехнулся. – Им полезно узнать, сколь он огромен!

– Думаешь, это их остановит?

– Нет. Но вспомни, что я сказал вчера: желающему захватить весь мир стоит примериться хотя бы к одной его части, достаточно обширной и богатой.

– Не слишком ли обширной? И не слишком ли богатой? – Дженнак приподнял бровь. – Ведь ты намерен предложить им всю Дальнюю Риканну?

Чантар кивнул. Казалось, он присматривается к собеседнику, изучает его, не торопясь выкладывать серьезные аргументы.

– Избежав войны сейчас, мы столкнемся с ней в грядущем, – произнес Дженнак. – И это будет страшная война! Ты знаешь, атлийцы пытались ввозить рабов-норелгов, но я послал корабли и затворил дверь в Землю Дракона… А сколько таких драконьих земель за Днепром? И сколько там диких племен, готовых поставлять солдат? И вывозить их примутся через Океан Заката, где дверей не закроешь… Да и вправе ли мы закрывать их, отдав те берега тасситам и атлийцам? А затем, когда минует век-другой, половина мира окажется под их властью, и все богатства ее, и люди, и множество городов… И тогда нам не выстоять! Всем четырем Очагам, и Кейтабу, и Рениге… Не выстоять, даже с помощью Чанко!

– Ты прав и не прав, родич. Правда в том, что войн не избежать, ибо всякий из нас полагает себя сильнейшим, желает почета и власти и не думает о временах, когда, облачившись в убор из черных перьев, окажется на дороге в Чак Мооль… И потому войн не избежать! Но люди разумные ведут их подальше от своих хоганов, либо не ведут вовсе, а смотрят со стороны. Скажи мне, – он вдруг повернулся к Дженнаку, заглядывая ему в лицо, – Коатль – большая страна? А Мейтасса?

– Не меньше наших держав, я полагаю. Сокол и за месяц не облетит.

– Не облетит, согласен! Но так ли они велики, если сравнить с Дальней Риканной?.. Ничтожны, родич, ничтожны! Как же овладеют они великим? Чтобы взять великое, нужно вложить многое; и все это многое будет потеряно, пойдет прахом, коль не удержишь взятого. А как его удержать? Сколько бы ни разевал пасть ягуар, быка он не проглотит!

– Так ты полагаешь… – начал Дженнак и смолк.

– Я полагаю, что надо разделить заокеанские владения, – ровным голосом произнес сагамор Арсоланы. – Пусть Кейтаб берет жаркий край – Лизир, Нефати и все, что лежит южнее; нам достанется Ближняя Риканна, до берегов Днапра и восточных заливов моря Чати. Все остальное пусть берут атлийцы и тасситы… И я полагаю, случится так: многие годы уйдут у них на освоение новых земель, много они прольют крови и много потратят сил, а когда плод созреет, сорвет его иная рука. Не думаешь же ты, что поселенцам из Коатля и Мейтассы, укрепившимся в той земле, породнившимся с ней, захочется вечно служить Одо'ате, Ах-Ширату и их потомкам? Нет, родич, нет! Найдутся среди них жаждущие власти или желающие свободы, и развяжут они войну, и прогонят всех несогласных, и придумают себе новые символы, и примут новые обычаи, и будет в Риканне, как повсюду, множество стран и владений, либо одна большая страна, сильнейшая, а при ней – подчиненные княжества, земли варваров, свои Ледяные Края и Мглистые Леса. Так и будет, родич! И тому уже были примеры – вспомни Кейтаб, Ренигу и Сиркул!

Дженнак безмолвствовал. Теперь план Чантара казался ему поразительным, ибо арсоланский владыка смотрел в такое будущее, которое сам он, провидец-кинну, не смог представить и предугадать. Но Чантар не только смотрел, избрав роль пассивного наблюдателя; наоборот, он рассчитывал и планировал это будущее, он строил его по собственному разумению, он расставлял ловушку, выбирал приманку, готовил охотника, который метнет ловчую сеть… Замысел его был грандиозен – из тех великих начинаний, что определяют судьбы стран и делают бессмертными своих творцов; воистину, тень его была длинна и, падая с арсоланских гор, простиралась на полмира. На ту самую половину, где расставил он капкан для Ах-Ширата!

– Что я должен делать? – спросил Дженнак.

– Предотвратить войну сейчас. Раз нет у нас Пятой Скрижали кинара и не можем мы опереться на волю и советы богов, предложим выкуп. Поднимем знаки мира, сядем на циновку размышлений, развернем карту и свиток, который ты читал, отдадим их Домам Мейтассы и Коатля, заключим договор… Они возьмут свое, мы – свое; и никто не посягнет на Храм Вещих Камней, не будет ломать его стены и доискиваться пророчеств, которых, я думаю, не существует.

– А если они не согласятся?

– Уговори их, родич! Уговори, ибо выхода у нас нет. Угрожай и обещай; яви им на выбор меч и медовую лепешку, сосуд с ядом и чашу с вином… И помни: брат твой Джиллор и я говорим твоими устами! Если хочешь, я вручу тебе послание в знак нашего совета и союза.

Дженнак покачал головой:

– Не нужно. Стоит мне надеть убор из белых перьев и появиться в Лимучати, как про наш совет и союз узнают и Ах-Шират, и Одо'ата. Их лазутчики вьются у одиссарских кораблей, и кто бы ни высадился с них, тащатся следом. Говорил ли тебе о том Чааг Чу?

– Говорил. Пусть вьются… Ах-Шират не глуп и понимает: если подружились гриф и ворон, то соколу с кецалем тоже есть о чем потолковать… Ну, если ты согласен, сегодня пошлю я двух птиц, в тасситские степи и в Коатль; напишу, чтобы отправляли вождей на совет, и чтобы вожди те были из светлорожденных, равные тебе коль не умом, так кровью.

Место встречи обсуждать не приходилось; по давней традиции им являлся Цолан, и близость Храма Вещих Камней напоминала соперникам о богах и о божественных советах хранить мир и достигать согласия. К тому же всякий договор, заключенный на земле Юкаты, почитался священным, и текст его вырубали на гранитных колоннах дворца цоланского правителя. Гранит был тверд, а труд – нелегок, и потому священные договора отличались краткостью, считавшейся большим достоинством: меньше слов, яснее смысл, и нет поводов для уверток.

– Я смогу прибыть в Цолан ко Дню Ореха или Ясеня, – сказал Дженнак, прикидывая, сколько времени займет возвращение в Боро и плавание из Лимучати к кжатским берегам.

– Не торопись! Тасситы будут добираться вдвое дольше, если только их посланец не сидит сейчас в Коатле. Окажи мне честь, будь моим гостем несколько дней, поживи тут, – Чантар широким жестом обвел террасу, – познакомься с моими сыновьями… Мы можем встречаться с тобой каждый день, и я думаю, ты успеешь расспросить меня о многом.

– Но об одном – прежде всего. – Дженнак остановился у пруда и посмотрел вниз. В хрустальной глубине, лениво пошевеливая плавниками, скользили пестрые рыбки, а под камнем, у самого дна, сидел большой краб, будто воин в пунцовом доспехе, вытянувший перед собой двузубые копья клешней. Тень Дженнака упала на воду, и краб проворно юркнул в свое убежище. Он, видно, знал поговорку тайонельцев, лесных воинов: приглядывайся, прислушивайся, принюхивайся и не забудь, где торчат ближайшие кусты.

– О чем же ты желаешь спросить, родич? – Голос Чан-тара прервал затянувшееся молчание, заставив Дженнака поднять голову.

– Почему ты позвал меня, а не брата Джиллора? Ведь он правит в Уделе Одисса, и он из тех владык, коим не отказали боги ни в разуме, ни в силе. Ты мог бы встретиться с ним в Цолане или здесь, в Инкале… Но ты позвал меня, позвал из Бритайи, куда и сокол не долетит! Почему? Ты мудр, старший родич, да и я живу на свете не первый день и знаю атлийцев и тасситов – глядел на них поверх щита и под знаками мира. Однако можем ли мы говорить за всех и решать за всех? За твоих сыновей и наследника Цита-Ка, за Джиллора и Даркаду, за Сеннам и Тайонел, за кейтабцев и Ренигу? Что дает нам такое право?

Лицо арсоланского владыки вдруг изменилось, будто мелькнула на нем тень былого – такая же, какую подмечал Дженнак в глазах старого Унгир-Брена. Теперь они были похожи: странники, одолевшие долгий путь, где гладкие дороги радостей сменялись кривыми тропами неудач, разочарований и потерь. И от этого странное чувство охватило Дженнака; казалось, явился перед ним мудрый аххаль, и скажет он сейчас нечто важное, нечто такое, что объяснит ему, Дженнаку, все тайны, все скрытые цели, все повеленья судьбы и смысл надвигающихся перемен.