«Ворон» - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 71

– Хр-р… Кр-ретин ты, Мор-рти, пустая башка! Наше дело – Стур-ра с пар-рнями отыскать, взять Кар-рамана и девчонку – и смыться по-тихому. А ты – по-шар-рить, пошар-рить… В волосне своей шар-рь и блох лови!

– Стур, девчонка капитанова… отыскать, освободить… Это все очень бла-а-родно, Хрипатый, но отчего не уцепить какую ни есть мелочевку? Колечко там, монету или камушки… Батюшка мой покойный говаривал: от пустых карманцев в душе печаль, а в животе…

– Ведр-ро помоев на твоего батюшку! Если задер-ржишься – бр-росим! Пусть сар-рацины яйца тебе отр-режут и скор-рмят псам!

– Ты, боцман, не горячись, – раздался голос Брюса Кука. – Морти, конечно, трепло, но по большому счету прав. Взять усадьбу – и ничего не тронуть?.. Это не по обычаю! Это…

Конец фразу потонул в гуле голосов:

– Серебро и посуду брать не стоит, но золотишко…

– И камушки, камушки!..

– Все одно, сарацины сами разграбят, моча черепашья…

– Обшарить по быстрому…

– А чтобы в доме не вопили, всех – на нож!

– Всех нельзя. Одноухого капитан трогать не велел.

– Его и не тронем. А остальных…

Серов обернулся, оглядел свою ватагу и произнес:

– Лес тут густой и ветви у деревьев крепкие. Кто хочет на них повисеть? Ты, Мортимер?

Позади воцарилось молчание. Потом Хрипатый буркнул:

– Слышали капитана, недоноски? Ну, так шевелите костылями поживей!

«Как дети малые», – мелькнула мысль у Серова. В его цивилизованные времена алчность рядилась в разные одежды, прикрываясь то благом народным, то заботой о своем семействе или государственными интересами, но здесь она была неприкрытой, как язвы на теле нищего. Высокие понятия о долге, верности и рыцарской чести соседствовали с корыстью, жестокостью и злобой; на одном полюсе был де Пернель, на другом – пожалуй, Тегг, с его советом не доискиваться правды, а стрелять. Самое странное, что оба были дороги Серову. «Контрасты эпохи», – подумал он и вздохнул.

Часа за два до заката, одолев десяток миль, они остановились и принялись обустраивать лагерь. Развьючили мулов и пустили их пастись, развели костер, набрали воды в ближнем ручье, и скоро в лесу запахло жареным мясом и подогретыми над огнем лепешками. Для ночлега Абдалла выбрал прогалину на горном склоне, заросшую травой. С юга, запада и востока ее обступали густой кустарник и могучие кедры, ниже зеленел дубовый лес, а на горизонте темнели скалистые вершины, словно войско марширующих гигантов в причудливых шлемах. Солнце висело над далеким хребтом, от скал и деревьев протянулись длинные тени, накрыв людей вечерним сумраком. Стало прохладнее, и корсары жались к огню.

– Когда-то тут быт равнина, – произнес Абдалла, вытянув руку на север. – Совсэм ровный мэсто до самый морэ. Гора, много гора, стоят в западный край – там, где нынче правит Мулай Исмаил.

– Это невозможно, – возразил Серов. – Тут всегда были горы – по крайней мере, всегда на людской памяти.

– Людской памят – короткий, дон капитан. Суфии сказат: памят – как слэд вэрблюда в пэсках: дунэт вэ-тер, и слэда нэт. – Мавр помолчал, огладил бородку; в его темных глазах мелькали отблески костра. – Давно это случилос… Горы из западный край рэшит поклонится Аллаху, а гдэ это сдэлат лучше, чэм в Мекка? И горы пойти на восток… Одни горы был богаты с золото и серебро, другой – бэдны, и потому нанялис слугами богатых гор, трэтий свэршать хадж благочэс-тия, чэтвертый шэл, чтобы вымолит прощэние за грэхи умэрших гор, тэх, что нэ успэли увидэт свэт божьей истины… Самый могучий горы шагал в чалма из облаков, а впэреди быт Джэбел Загуан, подобный льву – тот, что сэйчас стоит у Тунис.

Легенда, понял Серов, он рассказывает легенду! Должно быть, эта история насчитывала тысячу лет – столько, сколько арабы жили на берегах Западного Сре-диземья.

– Дэн был жаркий, и когда пришла ночь, один гора захотэл совэршит омовений. Долго искал вода, потом найти болото, влэз в нэго и застрял. Нэ выбратся ему! Начал плакат и стонат, и услышат его Загуан и всэ другие горы. Они остановится и думат, как помоч. Но тут спустилас тьма, а джинны – тэ, что почитал нэ Аллах, а Иблис, – послал ужасный холод, и всэ горы-паломник замэрз и погрузился в сон. Вэчный сон, глубжэ смэрт! Так они и стоят вдол морской бэрег, стоят много-много лэт, и будут стоят, пока…

В кустах раздался шорох, корсары вскочили и бросились к деревьям, подальше от света костра. Этот переход от покоя к готовности биться с неведомым врагом был стремителен; миг, и мушкеты глядят в лесную чащу, палаши обнажены, глаза сверкают хищным блеском.

– Кабан, – сказал Жак Герен.

Безъязыкий Джос Фавершем, обладавший отличным нюхом, замотал головой.

– Джос говорит, что от кабана должно вонять, а вони он не различает, – прокомментировал Брюс Кук.

– Тогда баран!

– Горные бараны тоже вонючие. В кустах снова хрустнуло.

– Не звер-рь, человек, клянусь пр-реисподней! – рявкнул боцман. – Звер-рь бы смылся, а этот чего-то высматр-ривает!

– Олаф, Эрик, Стиг, заходите слева, Джо, Алан и Люк – справа, – распорядился Серов. – Остальные будут со мной. Ну-ка, парни, найдите мне этого кабана!

Шестеро корсаров исчезли в зарослях. Послышались шум, ругательства, чей-то сдавленный вопль, и не прошло и пяти минут, как из кустов вылез Стиг. На его плече, отчаянно дрыгая босыми ногами, болтался парень в рваном балахоне, подпоясанном веревкой. Стиг опустил добычу у костра, пленник ринулся было бежать, но скандинав ухватил его за длинные черные волосы. Глаза паренька испуганно блестели. На вид ему было лет пятнадцать.

– Мальчишка, – сказал Серов, приглядевшись к пленнику. Тот не походил на араба: лицо широкое, нос короткий, губы пухлые и кожа заметно посветлее. – Что он тут делает? Ну-ка, Мартин, расспроси парня. И скажи, чтобы не трясся! Мы его не съедим.

Усевшись на землю рядом с мальчиком, Деласкес похлопал его по спине и протянул лепешку и финики. Видимо, то был верный ход: паренек принял еду дрожащими руками, потом впился в лепешку и начал с остервенением жевать – видно, помирал от голода. Мартин заговорил, в ответ послышалось какое-то невнятное бурчанье, мало напоминавшее арабский язык. Но Деласкес вроде бы все понял.