«Злой и прелестный чародiй» (Иван Мазепа, Украина) - Арсеньева Елена - Страница 5

5

В мирные же годы приключилась с Мазепой скандальная история, из-за которой он нажил себе смертельного врага среди своих ближайших соратников, почти родственников.

Богат и славен Кочубей.Его луга необозримы;Там табуны его конейПасутся вольны, нехранимы.Кругом Полтавы хутораОкружены его садами,И много у него добра,Мехов, атласа, серебраИ на виду и под замками.Но Кочубей богат и гордНе долгогривыми конями,Не златом, данью крымских орд,Не родовыми хуторами,Прекрасной дочерью своейГордится старый Кочубей...Так! было время: с КочубеемБыл друг Мазепа; в оны дни,Как солью, хлебом и елеем,Делились чувствами они.

Вскоре они даже породнились: Мазепа стал крестным отцом младшей дочери Кочубея, Матрены, а племянника своего, Обидовского, женил на старшей ее сестре – Анне.

Шли годы. Жена Мазепы умерла, а Матрена подросла и невиданно похорошела. Мазепа вдруг увидел женщину в прелестной девочке – и влюбился. Да, влюбился, забыв о своих годах, забыв о тех годах, что их разделяли, чудилось, неодолимою стеной, забыв о почти родственных узах, которые их соединяли – и разъединяли в то же время.

Он стар. Он удручен годами,Войной, заботами, трудами;Но чувства в нем кипят, и вновьМазепа ведает любовь.Мгновенно сердце молодоеГорит и гаснет. В нем любовьПроходит и приходит вновь,В нем чувство каждый день иное:Не столь послушно, не слегка,Не столь мгновенными страстямиПылает сердце старика,Окаменелое годами.Упорно, медленно оноВ огне страстей раскалено;Но поздний жар уж не остынетИ с жизнью лишь его покинет.

Хитрый обольститель начал издалека. Сначала в шутку, потом всерьез пускал он в ход и куртуазность польскую, незабытую, и «чародiйство» свое пресловутое, называя девушку то «Ваша Милость», то «разлюбезная Мотронько». Галантностью обхождения казаки тех времен – да только ли казаки и только ли тех времен? – не страдали, вот что нет, то нет. К тому же не какой-то там самый обычный козаче ухлестывал за «Мотронькой», а сам гетман! Первый после Бога на Украине! Умен, богат, опытен, выше всех положением... Не первая была «Мотронька» и не последняя, кто не устоял перед его регалиями.

Не только первый пух ланитДа русы кудри молодые,Порой и старца строгий вид,Рубцы чела, власы седыеВ воображенье красотыВлагают страстные мечты.

Взаимные страстные мечты закончились тем, что Мазепа попросил у Кочубея руки его младшей дочери. Преодолев первое потрясение, Кочубей решил и отказать вежливо (ну куда это годно, такой брак благословлять?!), и в то же время сохранить дружбу с гетманом. Он тоже был не чужд образованности и припомнил сватовство Константина Багрянородного к святой Ольге, его крестной дочери Елене, мол: «не может восприемник жениться на обращенной», то есть отец – на дочери, хоть и крестной. Однако Мазепа был непрост. Уж он-то бы не заслал сватов, если бы не рассчитывал, что церковные власти снимут для него запрет (в особых случаях такие исключения делались для высокопоставленных персон). И он понял, что Кочубей ему просто не доверяет. Возможно, прознал о том, что подсылы от нового польского короля Станислава Лещинского становятся все чаще. Возможно, каким-то образом проведал, что иных подсылов Мазепа выдает Москве, а иных, например, некоего иезуита Зеленского, который все чаще хаживал к нему от Дольской, принимает в глубочайшей тайне. Кочубей был беззаветно предан России. Он не хотел быть связанным с человеком, который рано или поздно предаст – в этом он почти не сомневался. Кочубей отлично понимал: мщение Петра будет ужасным, и совершенно не хотел, чтобы мщение настигло и его семью. Довольно и того, что старшая дочь Анна была замужем за племянником Мазепы. На счастье, она уже овдовела, ее брачные узы сам Бог разрушил, а вот заключения новых может и человек не допустить.

Поддерживала Кочубея во всем и жена его, которая и сама-то была младше годами, чем гетман. Ну какой матери по сердцу будет отдать дочь за старика? Чахнет молодость близ старости, зачахнет и Матрена.

Не серна под утес уходит,Орла послыша тяжкий лёт;Одна в сенях невеста бродит,Трепещет и решенья ждет.И, вся полна негодованьем,К ней мать идет и, с содроганьемСхватив ей руку, говорит:«Бесстыдный! старец нечестивый!Возможно ль?.. нет, пока мы живы,Нет! он греха не совершит.Он, должный быть отцом и другомНевинной крестницы своей...Безумец! на закате днейОн вздумал быть ее супругом».

Итак, Кочубей отказал гетману, а Матрене запретил даже мыслить о нем. Однако сделать первое было проще, чем исполнить второе. Мазепа не отступал. Он отправлял своего слугу Демьяна к дому Кочубеев, и тот через пролом в ограде переговаривался с Матреной, условливался, когда она сможет принять гетмана. Затем Мазепа сам приходил на свидание. Все кончилось тем, что Матрена бежала к человеку, который отныне заслонил для нее весь мир.

...Целые два дня,То молча плача, то стеня,Мария[2] не пила, не ела,Шатаясь, бледная как тень,Не зная сна. На третий деньЕе светлица опустела.Никто не знал, когда и какОна сокрылась. Лишь рыбакТой ночью слышал конский топот,Казачью речь и женский шепот,И утром след осьми подковБыл виден на росе лугов.

Эта история всколыхнула Украину. Тайно и неявно Матрену осуждали все, но она была еще слишком юна, эгоистична и неразумна, чтобы понять, какие сокрушительные последствия может иметь ее бегство. Что и говорить, Пушкин облагородил не только имя ее, но и натуру...

Мария, бедная Мария,Краса черкасских дочерей!Не знаешь ты, какого змияЛаскаешь на груди своей.Какой же властью непонятнойК душе свирепой и развратнойТак сильно ты привлечена?Кому ты в жертву отдана?Его кудрявые седины,Его глубокие морщины,Его блестящий, впалый взор,Его лукавый разговорТебе всего, всего дороже:Ты мать забыть для них могла,Соблазном постланное ложеТы отчей сени предпочла.Своими чудными очамиТебя старик заворожил,Своими тихими речамиВ тебе он совесть усыпил;Ты на него с благоговеньемВозводишь ослепленный взор,Его лелеешь с умиленьем – Тебе приятен твой позор,Ты им, в безумном упоенье,Как целомудрием горда – Ты прелесть нежную стыдаВ своем утратила паденье...Что стыд Марии? Что молва?Что для нее мирские пени,Когда склоняется в колениК ней старца гордая глава,Когда с ней гетман забываетСудьбы своей и труд и шум,Иль тайны смелых, грозных думЕй, деве робкой, открывает?И дней невинных ей не жаль,И душу ей одна печальПорой, как туча, затмевает:Она унылых пред собойОтца и мать воображает;Она, сквозь слезы, видит ихВ бездетной старости, одних,И, мнится, пеням их внимает...вернуться

2

Как известно, Пушкин решил несколько «облагородить» слишком уж «простенькое» имя дочери Кочубея.