Высший пилотаж киллера - Басов Николай Владленович - Страница 67

«Эх, – снова подумал я, – и чего они меня так боятся?» Может, мой излишне самоуверенный вид их настораживает? Нужно будет потом с психологом на эту тему проконсультироваться и вытренировать пару приемов подчинения, заискивания, слабости, чтобы они пробовали нагличать. Когда они борзеют, они становятся уязвимей. Но это была проблема завтрашняя. А сейчас мне следовало подождать электричку. Вернее, тот шум, который она производит.

– И все-таки, давай поговорим, – сказал я тоном, в котором уже не было вопроса. Я почти приказывал.

Глава 66

– Ты кого-то ждешь, мент. Кого?

– Я не мент. Я в найме. И ты знаешь, кто меня нанял. Если мне не веришь, спроси его, – я мотнул головой в сторону Березанского.

– Спрошу, и про кое-что другое спрошу. А пока я тебя спрашиваю – ты где сидел?

– Мезеньспецлес.

– Слабо. Это не лагерь, а так, отдых. Там, говорят, даже вольнонаемные подрабатывают.

Это значит, что трудовое воспитание у нас было на недостаточно высоком для уголовника Комарика уровне. Вот ведь угла пошла, прямо хоть в политакадемию записывай.

– Там, где был я, вольнонаемных не видели. А что касается зоны… Как тебе сказать, когда начальник хочет кого-то наказать, он заставляет баланы втроем носить, мало не покажется. У мужиков за сотню килограммов через месяц во-от такая грыжа вываливалась. Так что…

– Ты мне зубы не заговаривай. Ты мне лучше ответь – кто там начальником служит?

Он отложил свой «люгер» и вытащил из кобуры мой «узи». Снял с предохранителя, медленно, любовно взвесил на пальце, проверяя центровку. Перехватил за рукоять. У меня закралось подозрение, что не один я ждал электричку. И сейчас же мне даже немного захотелось, чтобы она не приходила слишком быстро.

Я назвал, кто да что у нас там было. Он еще покачал меня на косвенных. Не знаю, насколько он представлял себе этот лагерь, но вопросы он задавал умные. Сказывалась все-таки выучка. По мере моих ответов он добрел, если так можно выразиться. Он, кажется, начинал верить, что я был там. Но под своим одобрением он подвел черту в лучших традициях углы:

– Не знаю, все сходится, но… все равно не верю. О чем ты, кстати, хотел поговорить?

Я чуть-чуть изменил позу, он тут же выставил вперед мой же «ствол». Судя по всему, обращаться с этим оружием он умел. Да, не тот стал Комарик, каким был когда-то. Больше я не шевелился, я вдруг понял, что стоит мне слишком бурно вздохнуть, и он нажмет на собачку.

– Ты остался один, твоих орлов я сделал. И это доказывает, что я лучше. Тебе нужен исполнитель, я предлагаю помаракать вдвоем. Твоя Прилипала, мои кулаки – нам нет преград, как поется в песне.

– Я тебе не верю. А что касается исполнителей, то мне стоит только свистнуть, их соберется – на изрядную кодлу потянет.

– Я лучше, чем все, кто соберется. И ты это знаешь. А что касается недоверия – испытай меня.

Он отвел в сторону «узи». Нехотя, словно жалел, что не может его проверить сейчас и на полную обойму.

– Я не знаю, когда ты продашь, может, даже до проверки?

– Ну а если так, будь я мент, разве пошел бы я один, без прикрытия, или хотя бы без микрофона?

– Да, микрофона на тебе нет, я сразу проверил. Будь на тебе микрофон, я бы тебя уже давно зарезал как цыпленка.

– Так как насчет сотрудничества?

Вдруг он соскочил с верстака и сделал ко мне шага три. Еще таких же три шага, и я попробовал бы атаковать его даже лежа, даже скованный, даже с моим «узи» у него в руках. Но он остановился.

Лампочка сейчас отбрасывала на него такую тень, что он стал зловещим, как какой-нибудь оживший бес.

– Ты давил и орал на меня с самого начала. Ты даже мне рубашку разорвал! Ты чувствовал что-то, только не знал, что именно. А чувствовал ты во мне тюремную вонь, вот что!

Не исключено, он был прав на сто процентов. Но я не подал и вида.

– У меня такая привычка. Спроси Духовного, как я на него давил?

– Хорошо, а как про него узнал? – он мотнул в сторону Березанского.

– Вычислил. Только он мог поставить микрофончик в кабинет Аркадии. – Так, теперь пришла пора сыграть дурочку. – А вот как ты узнал, что я веду свою игру помимо Аркадии?

Он задумался на мгновение, но вида не подал, что понял меня. Я и сам себя не понял, и другого не понял бы, если бы он задал подобный вопрос, но такой уж у нас получался разговор.

– Ты почему решил, что он ко мне едет?

– Знал бы, что к тебе, разве сунулся бы сюда как последний фраер?

Он купился на это. По крайней мере о чем-то таком подумал. А может, вспомнил о своем наружнике, которому я прострелил колеса. Я почти не сомневался, что это его «шестерка», и ничья больше. Потом он буркнул:

– Все равно не верю.

Разговор, каким бы он ни казался глупым нормальному человеку, был по существу. С его воровской точки зрения, если я был мент, меня следовало мочить и не разговаривать даже. Но если я был настоящий блатарь и он меня замочил бы без веских причин, ему могли это припомнить. Может быть, и не припомнили бы, времена пошли странные не только на воле, но и в зонах, но он был вором старой выучки и с такими вещами привык считаться.

Ему нужно было увериться, что я – мент. Мне следовало маскироваться под Терминатора еще тщательней, чем обычно. И именно под крутого блатняка, потому что даже за битого фраера он ответственности не нес и мог замочить меня без причины. Именно таков был в некоторых аспектах их воровской закон.

Последняя его фразочка давала мне шанс. Я спросил довольно резко:

– Кстати, за что все-таки Веточку замочил?

Он вскинулся:

– Проверяешь? А ведь «пушки» у меня, а не наоборот.

Я скрипнул зубами, выражая сдержанное негодование.

– Придумываю аргумент покрасивее, чтобы открутиться от Аркадии.

– А от нее зачем откручиваться?

– Она все-таки мне должна заплатить.

– Ты рассчитываешь получить эти деньги?

– Ты не первый день живешь. Если что-то между нами будет, тебе придется очень долго объясняться, и не в ментуре, как ты понимаешь, а там, где спрашивают по-другому.

– Ты меня на понт не бери. Кто за тебя спросит?

Это «за тебя» было таким тюремным, что я мог представить, как он кичманом зовет крытку, то есть тюрягу по-вольному. Наверное, это осталось еще от дореволюционных одесских урканов, придумавших половину до сих пор действующего жаргона.

– Нет, – я деланно вздохнул, – не хочешь ты по-хорошему разговаривать.

Он подумал. Прищурил левый глаз. Потом осторожно, одной рукой достал сигареты. «Молодец все-таки, – подумал я про него. – Знал, что дым или огонек выдаст его, и не курил, когда меня ждал. А ведь хотел, наверное».

Он засмолил цигарку, пустил струю дыма под лампу, проговорил лениво:

– Она много узнала про одну операцию, которую я тогда готовил.

– А на Аркадию зачем наезд устроил? Вполне можно было ее за нос поводить и отпустить с миром.

– Ты ее тогда не видел. Она вполне могла дознаться до чего-нибудь и подловить. Денег у нее настоящих не было, а так бы она полгорода на ноги поставила… Что она и сделала на этот раз.

– Плохо сработали, это я как спец тебе свидетельствую.

– Да, Берендей от меня по голове получил за то, что она выжила. Но тогда мне казалось, это уже не важно. А когда она снова поднялась, я ее упустил… Эх, переиграть бы, не сидел бы я тут, да и ты не лежал бы.

– А Запашная? Она-то, овца, в чем виновата?

– Ее затемнили, потому что она письмо написала Брееру. Барчук, хоть лопух, но все-таки догадался посмотреть, что она писала на следующем листе в стопочке бумаги, и там что-то такое отпечаталось… Он позвонил мне, я определенно не понял, но разрешил ему обезопаситься. – Он вернулся к верстаку, но не сел на него, а просто оперся задом. – Я думаю, она вспомнила, каким я появился в Прилипале. Бинты после пластического мордокроя мне уже сняли, конечно, но осталась такая бледность… Знаешь, я ведь крытник.