Полет над разлукой - Берсенева Анна - Страница 65

При одной только мысли об этом Аля вздрогнула и едва не вскрикнула. К тому же память тут же услужливо представила ей Нину Вербицкую…

Нина была на седьмом месяце, а ее живот выглядел таким большим, как будто ей предстояло родить через пару недель. Аля, правда, находила, что Нина выглядит прекрасно и стала гораздо грациознее со своим восхитительно огромным животом. Но сама Нина, кажется, думала иначе. Во всяком случае, Але она сказала однажды после репетиции «Бесприданницы»:

– Эх, Алька, дура я, дура!

Аля всегда ощущала неловкость, когда видела Нину. Хоть она и не приложила никаких усилий, чтобы получить ее роль, но все-таки… И поэтому она тут же принялась горячо доказывать, что ничего страшного не произошло.

– Да ты что, Нин! – восклицала Аля, идя рядом с Вербицкой по коридору к их общей гримерке. – Смотри, ты же уже родишь вот-вот, а потом мама ведь поможет, наверное, она же на пенсии у тебя? И все, и снова играть будешь! Даже лучше: я пока наблатыкаюсь, и будет у нас два состава.

Нина остановилась посреди коридора, словно споткнулась, и посмотрела на Алю полными слез глазами.

– Да что там «лучше»! – проговорила она. – Я ведь совсем не о том… Зачем я это все затеяла? Ведь ничего не изменилось, ничего! Я думала, он узнает про ребенка, все по-другому будет… Ничего не будет, кроме того, что есть! И зачем тогда?..

Что и у нее будет только то, что есть, Аля понимала прекрасно, и иллюзий никаких не строила. Она и до Нины видела женщин, которые надеялись с рождением ребенка изменить свою жизнь, и каждый раз их надежды оказывались тщетными. С первой женой Ильи произошло когда-то то же самое…

Мир не перевернется как по мановению волшебной палочки, останется прежним, и в этом прежнем мире она должна будет бросить театр, если не хочет сделать своего ребенка несчастным.

Бросить театр сейчас значило для Али совсем другое, чем временный перерыв в работе для опытной актрисы. И дело было совсем не в известности или неизвестности. Аля вообще не думала об известности, играя у Карталова, и даже не знала, что говорят о ней в театральных кругах и говорят ли что-нибудь вообще. Она обо всем забывала на репетициях, она видела, что зал во время спектаклей полон – и что могло быть важнее этого?

Но ее театральная жизнь только начиналась, все еще было так хрупко, она так мало умела и чувствовала это каждый день, на каждой репетиции. Даже выпускные экзамены ее отвлекали, не давали сосредоточиться, она едва дождалась того дня, после которого не надо будет тратить время и силы ни на что, кроме театра.

И вдруг – все бросить, все забыть, отказаться от того, за что заплачена такая дорогая цена!

И ведь даже мама далеко, даже на ее помощь рассчитывать не приходится…

Эти мысли могли свести с ума самого спокойного человека, а Аля вовсе не была сейчас спокойна. После отъезда Андрея она только что пришла хоть к какому-то хрупкому равновесию, и лишиться его было так нетрудно!

Всю следующую ночь она не могла уснуть, будущее казалось ей совершенно безнадежным, и сама она была себе противна.

Карталов дал Але три дня на то, чтобы отдохнуть после экзаменов. Он хотел ввести ее в «Бесприданницу» до закрытия сезона, чтобы она впервые сыграла Ларису в сентябре.

И она радовалась этим трем дням передышки, потому что надеялась забыть все, что отвлекало ее целый месяц, – зубрежку каких-то имен, дат и английских слов, свои попытки привыкнуть к одиночеству…

И вдруг вместо передышки – отчаяние, слезы, безнадежность…

Когда вечером ее второго выходного позвонила Нелька, голос у Али был такой, что и менее проницательный, хуже знающий ее человек догадался бы, что у нее что-то случилось.

– Аль, что с тобой? – испуганно спросила Нелька уже после первой Алиной фразы. – С Андреем твоим что-нибудь?

– Нет… – пробормотала Аля. – То есть…

– Ну-ка, погоди, – немедленно прервала ее подружка, – я уже трудовой подвиг завершила, сейчас приеду, расскажешь в спокойной обстановке. Вари кофе, через полчаса буду.

Нелька стремительно перемещалась по городу на маленькой «Таврии», подаренной любящим супругом.

– Та-ак, – сказала она, как вихрь врываясь в тесную прихожую, – глаза зареванные, нос распух – хорошо отдыхаем! Если с мужчиной все в порядке, тогда в чем дело?

Услышав Алино известие, Нелька мгновенно посерьезнела. Удивления было достойно: ведь она никакого отношения к театру не имела, никаких тонкостей актерской работы не понимала, а ситуацию оценила совершенно точно.

– Да-а, – протянула она, насыпая кофе в большую турку с синим гжельским цветочком, – что и говорить, своевременно. Сразу после института, чтоб уж в самом начале, и никаких дальнейших трепыханий!

– В том-то и дело, – всхлипнув, кивнула Аля. – Я же не потому, что вообще детей не хочу, что в себя такая уж влюбленная. Но ведь ничего еще не успела, ты понимаешь?

– Чего ж тут непонятного, – согласилась Нелька. – В твои годы только работницы с Тушинской трикотажки рожают да жены новорусские. Тем более мужик невесть где. Веселенькая картинка! А он что говорит, кстати? – поинтересовалась она.

– Да я ему еще не сказала. Он сейчас не в Барселоне – на неделю в Рим улетел, экзамены принимает на каких-то архитекторских курсах. Что я Карталову скажу, просто представить страшно! – сжав голову руками, проговорила Аля. – Он на Нину такой злой был, так на меня надеялся, а я…

– Ну, тебе-то терзаться нечего, – философски заметила Нелька. – Ты же не специально! Хотя, между прочим, не маленькая уже, могла и головой подумать, – справедливости ради добавила она.

– Нель, я не знаю, что мне делать, – беспомощно сказала Аля. – Я все возможности уже перебрала – и везде тупик.

– Так уж и все? – недоверчиво спросила Нелька. – Знаю я тебя… О чем нормальная баба сразу подумает, тебе в последнюю очередь в голову придет. Если вообще придет. Слушай, Алька, – помедлив, спросила она, – а у тебя что, срок слишком большой?

– Да нет, недели четыре – самое большое…

– Так чего ж ты убиваешься? – поразилась Нелька. – Это ж даже аборт делать не надо, обыкновенного вакуума хватит!

Только тут Аля поняла, что такая простая возможность – и ведь единственная реальная возможность! – до сих пор не приходила ей в голову.

Она впадала в отчаяние от того, что рушатся все планы, что момент выдался самый что ни на есть неудачный, но ни разу не подумала о том, что ведь можно просто не рожать…

Это было тем более странно потому, что она действительно не была наивной девочкой и прекрасно предохранялась, еще когда жила с Ильей.

Но сейчас у нее не было времени удивляться собственной необъяснимой странности.

– Я как-то не подумала… – растерянно сказала Аля.

– Я и говорю: ты в последнюю очередь как нормальный человек подумаешь, – кивнула Нелька. – Конечно, неприятно, я понимаю. Это мне раньше такие штуки были – тьфу, а с Вадиком все-таки… Ну, соображать надо было, что ж теперь-то, – заключила она. – Теперь спешить надо, чтоб поменьше осложнений.

Аля понимала, что Нелька абсолютно права. Она сама должна была догадаться об этом с самого начала и не рыдать в пустой квартире, а бежать к врачу.

После ночей отчаяния и безнадежности эта мысль показалась ей такой простой и спасительной, что она постаралась отогнать от себя все другие мысли.

– В общем, – сказала Нелька, – поскорее надо. У тебя хоть врач-то есть приличный?

– Нет, – покачала головой Аля. – Мне не надо было до сих пор…

– Ты что хочешь сказать, что после Ильи и не жила ни с кем? – хмыкнула Нелька. – Залетела с первого же раза, как девочка? Ладно, Аль, не пудри мне мозги. Ты смотри, по объявлению не пойди дурацкому. Они только деньги драть умеют. Я тебе телефончик дам, сходишь. Врач классный, я с ним всю жизнь контакт поддерживаю. Посмотрит, все скажет. Если вакуум – тут же сам и сделает, если покруче – направит к кому надо.

Аля слушала ее, опустив глаза, машинально записывала телефон. Чем более успокаивающими становились Нелькины интонации, тем большее отвращение она чувствовала к себе.