Слабости сильной женщины - Берсенева Анна - Страница 64

Он мог удовлетворить любую женщину, и он знал это, и был уверен в себе, когда его руки сжимали Лерину грудь, губы впивались в ее губы и все его тело прижималось к ее телу, словно желая впечатать ее в себя.

Лера видела, что он охвачен страстью, она чувствовала его напряженную, двигающуюся плоть внизу своего живота и понимала, как хочет он поскорее скользнуть еще ниже, раздвинуть ее ноги, этим последним движением доказывая свою мужскую мощь.

Это возбуждало ее, горячило еще больше – и одновременно она вдруг ощутила, что туман в глазах развеивается, что голова ее становится такой ясной, словно улетучивается из нее хмель.

Ее тело по-прежнему билось под ним, по-прежнему вжималось в него снизу, изгибалось, отвечая его растущему возбуждению, – но что-то произошло с нею по сравнению с той минутой, когда Стас обнял ее на пороге спальни.

Она была свободна от него! Лера почувствовала это так ясно, как будто кто-то произнес ей на ухо, тихо и твердо: ты свободна! Она едва не засмеялась, услышав эти слова – то ли внутри себя, то ли из незримых губ. Она так отчетливо их услышала, что едва не попыталась отодвинуть от себя Стаса, несмотря на то что желание еще не ушло из нее, что она еще раздвигала ноги навстречу его рвущемуся в нее телу.

Но она была свободна, и этого уже невозможно было у нее отнять, хотя она совершенно не понимала, почему это произошло именно теперь.

Теперь она видела все происходящее словно со стороны. На мгновение ей стало даже противно: неужели это она вбирает в себя тело этого совершенно чужого мужчины, неужели это в ней двигается он сейчас, вбиваясь в нее каждым движением, хрипя и постанывая от удовольствия?

Она не попыталась оттолкнуть его, словно платя ему за то, что все у них дошло до этой черты, словно позволяя ему взять ее полностью, насколько он был способен ее взять.

И он брал ее. Он больше не сдерживал грубости своих движений – зная, что грубость нравится женщинам в такие минуты, что они наслаждаются силой его железных пальцев, ударами его плоти внутри себя, и единственное, чего они желают в эти мгновения: чтобы все это длилось как можно дольше, чтобы еще отчетливее, еще дальше выходил он, мужчина, из своей повседневной, для всех предназначенной оболочки и обрушивал на них всю свою мощь без преград и стеснения.

Его движения, изогнутые удары у нее внутри, стали чаще, едва ли не судорожнее. Лера поняла, что скоро это кончится, скоро он насладится ею окончательно – хотя он действительно был полон сил и долго мог оставаться в ней, то останавливаясь, то снова начиная двигать крепкими бедрами.

И она ждала, чтобы это кончилось, она старалась не прислушиваться к словам, которые начали вырываться из его губ – страстным, бессмысленным и грубым в своей прямоте словам, окликающим ее, каждый изгиб ее тела, призванным возбудить ее еще больше.

Она чувствовала себя легкой, как наполненный воздухом шарик, и ждала только, когда можно будет улететь из этой комнаты, от этих балдахинов и роз на полу… И ничто не могло этому помешать: ни тяжесть его тела – он уже начал биться на ней в судорогах наслаждения, – ни то, что его руки сжали ее так, что в глазах у нее снова потемнело, теперь уже от боли.

«Как хорошо, что он не способен понять всего этого», – подумала Лера, ощутив, что Стас наконец затихает, лишь изредка вздрагивая на ней.

Дернувшись последний раз, он перекатился на спину, оставляя ее лежать рядом с собою; с хрустом потянулся, наслаждаясь отдыхом удовлетворенного тела. И тут же посмотрел на Леру.

– Что это с тобой? – удивленно спросил он. – Неужели не понравилось?

Она улыбнулась. Спрашивает, как будто закончен какой-то экзотический аттракцион, после которого следует высказывать впечатления. Ей не хотелось обманывать его, хотя ничего не стоило это сделать: удалось ведь обмануть его в минуты близости. Впрочем, тогда он не в состоянии был ничего замечать, да и не ожидал от нее ничего, кроме удовольствия.

Но сейчас обманывать не хотелось. Лера почувствовала, как вместе с сознанием блаженной свободы растет в ней какое-то другое, совсем не радостное чувство. И она тут же догадалась – это был стыд! Дикий, невыносимый стыд от того, что произошло, что она позволила сделать с собою.

Она не любила его, у нее и раньше не возникало даже сомнений в этом. Но она ждала, что близость с ним принесет удовлетворение ее телу, – и как же жестоко она ошиблась! Как можно было так обманывать себя, разве когда-нибудь в ее жизни это разделялось, разве было у нее какое-то отдельное тело, живущее по особым, с душой не связанным, законам?

Стыд залил краской ее лицо, и одновременно со стыдом в ее душе возник страх.

«Это не может пройти просто так! – Она скорее почувствовала, чем подумала это. – Так нельзя, этого не должно было случиться, что же я наделала?..»

– Что с тобой? – повторил Стас.

Он повернулся на бок, подпер голову рукой и смотрел теперь на Леру, лежа в позе римского патриция среди вянущих розовых лепестков.

Лера смотрела на него, на эти свернувшиеся, раздавленные лепестки.

– Я не люблю тебя, Стас, – сказала она. – Прости меня, всего этого не должно было быть.

Его ответ прозвучал неожиданно для Леры.

– А я знаю, – сказал он. – Я всегда это видел, с самого начала. Что ж я, по-твоему, совсем уж кретин?

– Тогда зачем же… – начала было она.

– А затем же, – оборвал он. – Затем же, что мне на это плевать, понятно? Я тебя хотел, я тебя и сейчас хочу, хотя только что кончил. И я тот мужчина, который своего добивается, понимаешь? Не любишь – полюбишь, куда ты денешься? В тебе же огонь горит, ты вот даже сейчас – хотела, не хотела, а сама загорелась и меня подожгла. Думаешь, найдешь по себе мужика, кроме меня? А любовь… Эх, Лерочка, да какая она вообще, любовь, есть она разве вообще-то? А главное – да нужна ли она, вот ведь в чем дело! Мы с тобой хотим друг друга, мы друг другу подходим по всему, и по жизни тоже, разве не так? Так какого ж черта тебе от меня шарахаться? – Он сел на постели, взял Леру за плечи и, заставив тоже сесть, с силой повернул к себе. – Любишь ты или не любишь – этого я не знаю, – повторил он. – И знать не хочу. А будешь ты моя, это точно. Я тебя не выпущу, поняла? Ты как раз для меня женщина, мне бледных всяких цыпочек не нужно. Я тебя что сегодня, не удовлетворил разве? Ну, и дальше так будет, не сомневайся.

Он был уверен в своей власти над нею, потому что думал, что овладел ее телом. Он не знал, что это не так, не знал, что это просто невозможно.

– Стас, я не люблю тебя. Не люблю и не хочу, – повторила Лера, поводя плечами, стараясь освободиться от его рук. – И лучше всего нам обоим забыть о том, что произошло. Дай мне одеться, и я уйду.

– Так, значит, ты думаешь? – процедил он, не выпуская ее плеч, а, наоборот, крепче их сжимая. – Думаешь, значит, мною можно вертеть, как тебе в голову взбредет? Хочу трахнусь, хочу – на хер пошлю? Не на того напала, милая!

В его голосе теперь слышалась не вальяжная самоуверенность, а клокочущая угроза. Но, расслышав ее, Лера тут же успокоилась окончательно.

– Пусти, Стас, – сказала она. – Что тебе объяснять, все равно ты не поймешь. Ну, можешь меня изнасиловать – дальше что? Сколько ты меня будешь держать в этой постели? Думаешь, от этого что-нибудь изменится? Я тебя не люблю и твоя не буду, как ни старайся.

Она почувствовала, как ослабевает его железная хватка.

«Синяки на плечах останутся», – мимолетно подумалось ей.

Лера встала с кровати, подняла с пола свое платье, отряхнула его от розовых лепестков и быстро натянула; все туалеты Наты Ярусовой сидели на ней как влитые. Потом надела туфли с прозрачными каблуками, валявшиеся тут же, на ковре.

– Дай машину, – сказала она.

– Да? – усмехнулся Стас. – Еще какие будут распоряжения?

Он полулежал на подушках – голый, весь поросший курчавыми светлыми волосами, с закинутыми за голову руками и темнеющими подмышками.

– Лучше бы оставалась, – сказал он. – Все равно придешь сюда, учти. Ты себя переоцениваешь, Леруся. Или меня недооцениваешь…