Путь Мури - Бояшов Илья Владимирович - Страница 28

И было лето 1995 года.

В середине июля кашалот разметал попавшиеся на его пути сети и серьезно повредил лебедку рыболовецкой шхуны. Если бы команда, включая капитана-хозяина, оказалась умнее, случившееся представилось бы как досадная случайность – мало ли что бывает во время путины. Но уплывшие с порванным тралом деньги заставили людей мгновенно забыть о разуме – киту пришлось уходить от трех мстителей, погнавшихся за ним на моторном баркасе. Вскоре к жажде мести примешался охотничий азарт – чувство, которое рано или поздно погубит все человечество. Пули двенадцатого калибра пробуравливали в спине кита целые воронки, выбрасывая фонтанчики крови. Увеличивший скорость Дик не мог уйти от двух первоклассных моторов и вынужден был повернуться рылом к врагам. Чувство меры полностью изменило преследователям. Они встретили поворот кашалота ликованием – самоуверенные отпрыски двадцатого века, в новеньких гидрокомбинезонах, с рациями в карманах. Вновь, в который раз, они дали дружный залп из всех стволов. Они не сомневались в убийственности винтовки «Бур-12», последнего детища лучшей оружейной фирмы, – поэтому самонадеянно подпустили кита на самое близкое расстояние. Наивные идиоты! Весь в кровавых разводах, первым же ударом кашалот обрушил на жалкое подобие почвы под ногами этих несчастных лопасти своего хвоста. Мгновенно треснуло днище, взвыв, разметались моторы – всех троих выкинуло в океан, и винтовки тотчас пошли на дно. Результатом следующего броска стало полное уничтожение баркаса. Выброшенные за борт охотники мгновенно скисли и, цепляясь друг за друга, завопили самыми дурными голосами. Они впали в настоящую панику, когда перед ними на очередном гребне внезапно выросла голова с впечатляющей пастью, закрывшая небо и надежду на спасение. Образовалось еще одно цунами, которое накрыло всех троих. Горе-китобои принялись пускать пузыри.

Со шхуны вовремя заметили трагедию баркаса – капитан проорал «Самый полный!», чем немало удивил машинистов, которые не догадывались о разыгравшемся наверху балагане. Теперь было не до сетей и лебедок. Шхуна чуть не рассыпалась от напряжения – давно она так славно не бегала. Отплясывала посуда на камбузе, вибрировала палуба, и тряслись надстройки. Команда с баграми, палками и спасательными кругами рассредоточилась по бортам, потрясая бесполезным оружием. Чуть было не проглотивший сигарету капитан свирепо ворочал штурвалом. Этот бледный от ненависти новоиспеченный Ахав направил свою скорлупу прямо на ухмыляющегося гиганта и совершил еще одну, теперь уже фатальную ошибку. Истошно завопил дозорный с правого борта, первым поняв гибельность маневра. Но было поздно. Кит, который и не собирался обращаться в бегство, уже поднырнул под корпус. На какое-то мгновение все стихло. Рыболовы раскрыли рты и тотчас услышали скрежет, а затем впечатливший даже самых толстокожих морских волков треск – словно кто-то провел железякой по огромной стиральной доске. Этот звук рассыпающегося шпангоута каждый из них не забудет до конца жизни! Судно завалилось на бок, щедро черпнуло водички и на какое-то время выровнялось, однако у наложивших в штаны «китобоев» сомнений не осталось – посудине пришел конец.

Тотчас наверх с воплями выскочила машинная вахта: два перепуганных до немоты малайца и трясущийся индус. Теперь они были в курсе дела и первыми сиганули в море. Следом посыпались остальные. Последним вытащили из рубки совершенно ошалевшего капитана. Надо отдать ему должное – палуба уже подалась куда-то в сторону, а он успел чиркнуть зажигалкой и запалил еще одну сигарету. Так, пуская ароматный дымок, хозяин несчастного корабля, окруженный подельниками, оказался в прохладной воде Тихого океана на расстоянии двухсот тридцати миль от ближайших рифов и пальм.

На месте торпедирования всплыл и лопнул огромный пузырь. Дик продолжал кружить возле потерпевших кораблекрушение. Вздымался горб, открывалась пасть, щелкали челюсти. Так была наказана людская жадность – на поверхности, кроме пятнадцати сжавшихся от ужаса микроорганизмов в жилетах, которые вообразили, что могут все, болтались какие-то доски, кастрюли и радиобуй – единственный гарант их спасения. Однако все глаза неотрывно следили за кашалотом. Каждое его появление в наступившем сумраке, каждое шлепанье его хвоста вызывали прилив ни с чем не сравнимого отчаяния и, как следствие, диареи.

Наконец кошмар закончился – кит отбыл в неизвестность. Ему было что залечивать – не менее дюжины здоровенных пуль застряло в подкожном жире, еще долгие дни вызывая воспаление и, как следствие, лихорадку. Спину искромсали листы лопнувшего железа. Что касается людей, впоследствии незадачливые рыбаки вспоминали – акулы, зашнырявшие после исчезновения кашалота на месте драмы, вызвали тогда у них чувство всеобщего облегчения.

Шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, любимец Аллаха, владелец жен, портов и танкеров, 15 июля 1995 года в 10.00 поднялся на самолете, имя которого было «Надежда». Крылья робкой «Надежды» шейха размахнулись на сорок семь метров. Восемь моторов на этот раз бережно подняли ее, пронесли над морями и океанами, над яхтами и прогулочными катерами, над пахотными и бесхозными землями, над резервациями индейцев сиу и наивных бушменов и не менее бережно опустили в родной стране. Поднявшись с одной стороны своего аэродрома, там, где, обозначая границу взлетной полосы, и по сей день пылится несколько пальм, благодаря безграничной милости Бога, преподавшего урок смирения, 17 июля в 18.00 Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим посадил «Надежду» с другого конца, провисев на планетой чуть более двух суток. Осуществив мечту, он излил благодарность свою Аллаху, Всемогущему и Милосердному, отправившись в мечеть и не выходя из нее три дня и три ночи, – а разве могло быть иначе? Оставим в покое шейха!

В середине лета 1995 года на пути кота оказался литовский хутор.

Хозяйку каменного дома и ладных построек, здоровую молодую крестьянку, звали Мартой. Грабли, ведра, топор, лопата и лейка в ее руках не знали покоя. Постоянно скоблились и до белизны отмывались полы в доме, обметались конюшня и коровник, навоз выбрасывался далеко в сад. Благодушный мерин, осовевший от постоянной еды поросенок, корова, собака и куры благословляли свою участь. Со всеми своими хозяйственными хлопотами богатырша справлялась легко и весело: носилась то здесь, то там, вытряхивала, гладила, убирала, косила, варила и парила. И каждый день выставляла в огороде на июльский солнцепек свой крепкий, обтянутый юбкой зад.

Посреди двора воткнулась в утоптанную землю столетняя береза. В ее кроне обосновался старый дух. Именно с ним и столкнулся Мури, как только сунул во двор свой нос. Но прежде кот убедился, что огромный кобель, взорвавшийся при кошачьем появлении до припадка, до клочков рваной пены, бессилен разгрызть свою цепь, хотя в отчаянии собирался это сделать. На глупого сторожа можно было не обращать никакого внимания. Мури не спеша направился к жилищу здешнего правителя.

– Ну, ты и тощ, братец! – подал свой голос Патриарх, свесившись с ветки и рассматривая гостя до кончиков усов, до мельчайшей царапины на его потресканной морде.

– Не скрою – нужно отлежаться недельку-другую, – мирно сказал кот. Затем он поведал о своем путешествии через Европу.

Дух, внимательно выслушав пришельца, в свою очередь ознакомил кота со здешними правилами и высказал уверенность в том, что хозяйка ничем его не обидит.

– Располагайся на сеновале! Ты настолько исхудал, что у Марты не возникнет даже мысли прогнать тебя.

– Что верно, то верно, – согласился Мури. – Лапы в кровь стерлись. И желудок пуст вот уже несколько дней – немного молока и мяса будет в самый раз.

Между прочим, вот о чем спросил он благожелательного Патриарха:

– В пути я встречал многих одиноких старух. Но почему эта молодая и сильная двуногая живет одна, не могу понять.

Дух двора ответил:

– Один механик приходил к ней свататься. Да вот только Марта, как и полагается всякой женщине, заартачилась, когда почуяла, что ее нешуточно любят! Верно, хотела набить себе цену! Слово за слово – вышла размолвка. Мужчина взбесился и поклялся, что больше не переступит порога этого хутора. Да так психанул, что пиджак забыл – видишь, висит по-прежнему возле крыльца! Этот Витас Сенчявичус – сильный человек. Но только, мне думается, он рано или поздно вернется.