Запомни мои слова (рассказы) - Чейз Джеймс Хедли - Страница 47

Она проговорила очень напряженно:

– Мы должны расстаться.

Он расплескал напиток по полированной поверхности стойки.

– Мы должны расстаться? – повторил он. – Вы имеете в виду, что не хотите меня больше?

– Я так старалась сказать вам об этом помягче, но вы так уверены в себе. Вы всегда были таким самоуверенным.

– Нет, вы ошибаетесь во мне, если действительно так думаете. Я никогда не был уверен в себе, но я был уверен в вас. Это не одно и то же. Я думал, что ваша любовь ко мне так же прочна, как моя к вам. Вы не должны говорить, что я был уверен в себе. Я верил в вашу любовь. Я нуждался в чем-то таком, чтобы не нужно было сомневаться. Разве вы не понимаете? Во всем этом мире ужасного хаоса, лжи, зависти и грязных дел я цеплялся за что-то единственное, что меня не предаст.

Она сказала:

– Мне очень жаль.

– Разумеется. – Он провел рукой по волосам. – Я понимаю, что вам жаль. Когда это случилось? Недавно?

Она ответила ему:

– Теперь, когда я вам все объяснила, мне не хочется больше говорить об этом.

– Вы не можете бросить меня так. Я безумно вас люблю. Вы же знаете, я от вас без ума. Я сделал что-то, заставившее вас принять такое решение?

Она опустила голову.

– Я плохая, – произнесла она очень тихо. – Я думала, что смогу найти с вами счастье, но не нашла. Я должна жить своей жизнью. У меня нет мужества притворяться. Вы же не хотите, чтобы я притворялась, не правда ли?

– Почему нужно говорить мне, что вы плохая? Потому, что есть кто-то другой?

Она на миг поколебалась, потом сказала:

– Да, да. Я не хотела говорить вам, но я должна. Вы обязаны это выслушать рано или поздно.

С нечистым интересом, присущим зеваке при уличном несчастном случае, Мандель пристально наблюдал за большим мужчиной. Он заметил, что тот внезапно очень побледнел и с трудом владел собой.

– Я понимаю, – сказал он.

– Нет, – быстро возразила она, – вы не понимаете. Это невозможно. Вы думаете, что я нанесла рану вашей гордости. Я понимаю, что чувствуют мужчины, когда такое происходит. Но это не должно ранить вашу гордость. Я рада этому, потому что вы были так ласковы со мной. Это так, и я оценила...

– Пожалуйста, – попросил он. – Не надо так говорить. Моя любовь в ваших устах превращается в нечто вроде благотворительного взноса в фонд больницы. Это было не так. Я отдавал вам все, только полагаю, что этого было недостаточно.

Мандель увидел, что ее передернуло, и одобрительно поднял брови. Он подумал, что этот большой детина одерживает верх. Эта дамочка просто бьет на эффект. Он презрительно фыркнул. Вся эта болтовня насчет волшебной страны и обтрепанных краев – все это лишь красивые фразы.

– Я уезжаю с Маргарет Уитли, – сообщила она ему спокойно.

На лицо большого мужчины вернулся румянец. Лицо его постепенно наливалось кровью.

– Кто это? – спросил он, глядя на нее в упор.

– О, я знаю, что вы хотите сказать, но я думала, и думала, и думала. Я должна была принять решение.

Теперь он, казалось, вполне овладел собой. Когда он с ней заговорил, это был раздражающе утешительный тон, словно он обращался к ребенку:

– Моя дорогая, теперь вы наверняка преодолеете эту чепуху.

Она покачала головой.

– Пожалуйста, не старайтесь и проявите понимание, – сказала она. – Я понимаю, что вы чувствуете, но я приняла решение раз и навсегда.

Он закурил сигарету и задумчиво покачивал в руке тяжелый золотой портсигар.

– Знает ли Маргарет о нас? Понимает ли она, что делает с нами?

– Она ждала меня. Она знала, что это ни к чему не приведет. Она предупреждала меня еще год назад. Она ждала, и, видите, она была права.

– Вас просто совратили? Разве это не подлость так поступать?

– Я знала, что непременно услышу такие слова. Но это меня не остановит. Мы с Маргарет не можем больше жить в разлуке.

– Я было подумал, что это мужчина.

Она нахмурилась:

– Нет, вы догадывались. Вам не удалось бы воспринять это так, как вы воспринимаете сейчас. Вы не проявили бы терпения. Вы пришли бы в ужасную ярость и захотели его убить.

Лицо его искривила гримаса.

– Я полагаю, что так, – признался он. – Это мне вообще чуждо. Я ощущаю такое отвращение к этому, что не имею желания что-либо предпринять.

Она протянула руку и взяла свою сумочку.

– Прощайте, Гарри, – сказала она. – Спасибо вам за все.

– Не уходите, – произнес он поспешно. – Вы не можете оставить все так. Ради Бога, подумайте, что вы делаете.

Она соскользнула с табурета.

– Но, право же, больше ничего нельзя сделать. Все наконец улажено. Я просто не хотела вас обидеть. Мне очень жаль.

Он проговорил с большой горечью:

– Значит, прошедший год ничего не значит? Все это лишь пыль... ничто.

Она прикусила губу, потом положила руку на его плечо:

– Вы теперь видите, почему я должна уйти как можно скорее. Мы наговорили бы друг другу жестокие слова, а потом сами бы жалели об этом. Прощайте, Гарри... – Она быстро вышла из бара легкой и грациозной походкой.

Мандель посмотрел ей вслед с сожалением. Разговор его позабавил. Как раз когда она скрылась, за дверью, в бар вошла девица и остановилась, оглядываясь по сторонам. Мандель поджал губы. Он немедленно распознал, кто перед ним. Этого в своем баре он не допускал. Он сказал большому мужчине:

– Вы меня извините, если я вас оставлю, сэр. Там вон ворвалась дама, которая выглядит весьма сомнительно. Я только попрошу ее убраться отсюда.

Большой мужчина посмотрел через плечо на девушку. Он встал с табурета.

– Сомнительно, вы говорите? – спросил он. – Ну, вы, оказывается, ханжа. Она чертовски несомненна.

Он направился к девице, которая встретила его профессиональной улыбкой, и они вышли вместе.

Намалеванный ангел

Слэг Мойнихен привалился к фонарному столбу и засунул руки в карманы брюк. Резкий свет фонаря освещал его квадратную челюсть, а глаза оставались в тени. На нем был легкий спортивный пиджак поверх белого свитера для игры в поло. Его поношенные фланелевые брюки заметно обтрепались у отворотов.

Проходившие мимо люди посматривали на него с любопытством, а потом, когда он поворачивал голову, поспешно отводили взгляд. Слэг был крутой и не любил, когда на него смотрели. Он состоял в команде третьеразрядных боксеров, устраивавших бои в салуне Хенклестьена дважды в неделю. Денег он зарабатывал немного, а ударов получал немало. Ему не было еще и двадцати пяти, поэтому он считал, что удары на него не влияют. Однако это все же его беспокоило, он видел, как боксеры постарше постепенно становятся психами. Он понимал, что такое впоследствии случится и с ним.

Но в данную минуту его беспокоило вовсе не это. Его беспокоило кое-что другое. У него на уме была Роза Хэнсон. Слэг был в общем-то равнодушен к женщинам. Когда ему требовалась женщина, он находил ее, брал, а потом забывал. Обычно он получал то, что хотел, без особого труда. Главным образом потому, что он был осторожен в выборе. Находилось множество туповатых блондинок, падких на боксеров. После физической близости Слэг выбрасывал их из головы. Но когда появилась Роза Хэнсон, все переменилось. Слэг не осознавал этого, однако он закачал Розу в свою кровеносную систему самым дурным образом. Он начал с ней свою увертюру обычными словами:

– Послушайте, милочка, нам с вами надо бы найти уютное местечко. Как насчет того, чтобы провести время вместе в постели?

Обычно это оказывалось эффективным. Но Роза посмотрела сквозь него, словно он был пустым местом. Она даже не доставила ему удовольствия увидеть, как она смутилась, что сделала бы более благоразумная дама. Она просто не обратила на него внимания, словно он ничего ей не говорил, и это задело его за живое.

Впервые он увидел ее на танцплощадке у Сиро на углу Сорок третьей улицы и Западной авеню. Она танцевала с высоким худощавым парнем, выглядевшим так, будто у него много грошей. Слэг задумал было начать ссору, но потом решил, что это лишь представит его в дурном свете перед Розой. Тем не менее у него чесались руки накостылять этому худощавому по шее, и искушение было так велико, что он вышел из зала и отправился домой.