Солнце цвета стали - Казаков Дмитрий Львович - Страница 61

Над дорогой поднялась волна возмущенных криков. Какой-то осел, получив плетью по толстой серой заднице, заревел так, что посрамил бы дракона, и ловким движением сбросил хозяина со спины. Свалившись в придорожную канаву, тот разразился громогласными проклятиями, в которых поминался Аллах, все его родственники, а также родственники тех вислоухих, слабоумных шайтанов, которые бесчинствуют на дорогах хуже разбойников.

– Шайтаны – это мы? – вопросил Нерейд, с блаженным выражением на лице слушавший хулительную речь.

– Кто же еще? – ухмыльнулся Ингьяльд. – Ты вон и вислоух, и умом не вышел…

– А ну цыц! – грозно нахмурился рыжий викинг, но глаза его смеялись.

Выбранный Мануилом способ передвижения оказался, несмотря на некоторые неприятные последствия, весьма эффективным. Караван быстро продвигался по дороге. Неожиданным препятствием стало разве что большое коровье стадо: на удары плетьми неповоротливые животные отреагировали грозным мычанием и мотанием головами, на которых красовались острые рога.

Стадо сочли благоразумным объехать.

В клубах пыли и вони нарисовались распахнутые ворота.

– Куда прешь? – выскочила сбоку толстая фигура в сверкающем шлеме и при длинной сабле. – Все в очередь, сукины дети, в очередь!

– Перед тобой, дурья башка, сам посол цесаревны императрицы из Константинополя! – грозно рыкнул Бузислав, а Мануил расправил плечи и напустил на лицо надменность. – Что он, будет вместе со всякими пастухами и горшечниками ждать, когда его пустят в город?

Смуглое лицо стражника чуть побледнело, а черные глаза шустро пробежали по одежде Мануила, скользнули по снаряжению светловолосых воинов – явно наемников с севера, оценили количество слуг и вьючных лошадей.

– Э-э… – промямлил страж, безуспешно пытаясь втянуть объемистый живот и придать себе горделивую осанку, а потом сказал: – Проедемте к воротам! Там сотник разберется!

Расположившиеся у самых ворот стражи, которых тут было больше чем пчел на цветущем лугу, занимались важным делом: досматривали товары и вещи всех въезжающих в город.

– Не везешь ли ядов, дабы злоумыслить против халифа, да благословит его Аллах и приветствует? – допытывался длинный, как глист, стражник, у пожилого крестьянина, морщинистого, точно ссохшееся яблоко.

– Помилуйте, господин! – В голосе старика звучал испуг. – Я приехал продавать финики!

– А это что у тебя? – вопрошал другой воин, жадным взглядом окидывая купеческие повозки, груженные тюками ткани.

– Это? – с притворным изумлением отвечал их хозяин, дородный купец в оранжево-желтом халате. – Драный ситец для продажи старьевщикам!

– А мне сдается, что это первоклассный шелк! Пошлина – по динару за тюк! – осклабился стражник.

– Нет, вам почудилось! – В руках купца на мгновение мелькнуло нечто маленькое, туго набитое, приятно звенящее. И тут же исчезло с непостижимой скоростью, словно перехваченное непонятно откуда явившимся джинном. – Это именно ситец, пошлина – по медяку за тюк…

– Ах, как же я мог ошибиться! – всплеснул руками страж. – Должно быть, ииблис отвел мои глаза! Вай-вай!

Подобных разговоров вокруг происходило множество. Гомон стоял как в улье, а от мельтешения людей можно было заработать пожизненное головокружение.

– Сейчас, обождите!.. – И пузатый страж, поклонившись, исчез в толчее. Вернулся он спустя мгновение, ведя за собой, по-видимому, сотника. Тот был важен, усат и широкоплеч.

– Рад приветствовать дорогих гостей в славном городе Багдаде! – сказал сотник, несколько вымученно улыбаясь. – Хотелось бы взглянуть на верительные грамоты уважаемого…

Мануил небрежно дернул бровью, и один из его помощников извлек из поклажи небольшой ларец, инкрустированный золотом. Скрежетнул ключик в замке, и на солнечный свет явились верительные грамоты, большие, украшенные алыми сургучными печатями.

В руки сотнику их, естественно, никто не дал.

– Ага, – путаясь и запинаясь, зачастил тот, – немедленно будет отправлен гонец во дворец, дабы известить… сообщить… донести весть… эээ…

Тут язык усача, привыкшего собирать пошлины и следить за воротами, а вовсе не общаться с посланниками иных государей, окончательно отказался повиноваться. Лицо сотника покраснело.

– Вы правильно решили! – пришел ему на помощь Мануил. – Сообщи, что мы остановимся в караван-сарае у Толстого Мухаммеда.

– Да, мой господин. – Сотник подобострастно склонился.

– Это еще в каком сарае мы остановимся? – пробурчал Нерейд. – Что, больше негде, что ли?

– Караван-сараями здесь называют постоялые дворы… – прыснул Лычко.

Повинуясь приказам сотника, стражники заработали древками копий и лужеными глотками. Крестьян, купцов и нескольких недовольных этим верблюдов оттеснили в сторону, освобождая проход для посольства. Мануил, величественный, точно сам император, въехал в ворота первым.

Внутри было так же людно, пыльно и грязно. Улицы заполнял народ, шустрый и горластый. Шныряли нищие, наряженные в такие невообразимые лохмотья, что казалось, будто эти тряпки держатся на телах их незадачливых владельцев только на честном слове. Все что-то покупали, продавали, обменивали или просто крали. Всадники плыли над целым морем из человеческих голов в тюбетейках, чалмах и тюрбанах разных видов и форм.

– За вещами смотрите! – распорядился Мануил. – А то тут и подковы с копыт коня украдут!

Предупреждение оказалось своевременным. Гудрёд, который пялился по сторонам, очень вовремя опустил взгляд, и дошлый паренек, уже пристроившийся снять с седельного крюка щит, получил пинок в грудь и с обиженным воем исчез в толпе.

К счастью, столпотворение вскоре закончилось, караван выехал на чистую и широкую улицу. Дома тут стояли большие и добротные, не было видно нищих и бродячих собак.

– Вон и караван-сарай, – с заметным облегчением проговорил Мануил.

Его серый и невзрачный конь первым ступил в раскрытые ворота, ведущие на широкий двор. Выкрикнул что-то гортанно-радостное темный, почти черный слуга. Дверь с треском распахнулась, и навстречу путникам явился тот, кого наверняка звали Толстым Мухаммедом.

Из хозяина постоялого двора можно было вполне сотворить троих обычных людей. Он оказался настолько тучен, что все встреченные до сих пор в Багдаде толстяки выглядели рядом с ним изможденными доходягами.

– Вах! – всплеснул ручищами (каждая из которых была мощнее бычьей ляжки) Мухаммед. – Воистину сегодня прекрасный день. Аллах послал мне встречу со старым другом! Как идет торговля, Мануил-ака?

– Я более не купец, дружище, – ответил Мануил, слезая с седла. – Я теперь на императорской службе!

– Велик Аллах над нами! – Глаза хозяина постоялого двора выпучились, сделав его похожим на рака. Очень большого рака. – И кто же ты теперь?

– Посол! – улыбнулся Мануил. – Но это не важно, в твоем караван-сарае не постыдно остановиться и самой правительнице Константинополя. Разместишь нас?

Мухаммед быстро оглядел караван, мгновенно прикинул, сколько комнат, стойл, продуктов и лошадиного корма понадобится, затем вычислил выгоду и только после этого обидчиво замахал руками, чуть не зашибив стоявшую рядом лошадь.

– Вах, обижаешь! – сказал он. – Всем место найду! Сам на улицу выселюсь, жен, детей выгоню, но вас размещу! Всех баранов зарежу, только чтобы плов вкусный получился! Заходите, гости дорогие!

Щедро поливаемые потоком из слов, воины слезали с коней, а вокруг уже суетились расторопные слуги.

Где-то на заднем дворе жалобно заблеяли, предчувствуя собственную незавидную участь, овцы.

Проснулся Ивар от мелодичного, призывного крика, упавшего будто с небес. Сквозь узкие оконца с трудом протискивались золотистые солнечные лучи, утробу все еще тяжелил вчерашний плов, а горло горело – так остер он оказался. Запивать сытное и жирное блюдо пришлось сладким напитком, именуемым шербет. Вино и пиво в этих местах, как объяснил Мануил, были запрещены. Даже для чужеземцев.