Обыкновенная прогулка - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 8

– Корабль! – почти одновременно воскликнули Программист и Помощник Командира.

– Корабль, – повторил Эдгар.

Бурая листва колыхалась на ветру, неуловимо меняя оттенки, пылевые чертики мчались над тропинкой, длинные тени обелисков лежали на холмиках, освещенных припавшим к горизонту чужим солнцем.

Экспедиция возвращалась из многолетнего полета к дальним мирам. (Это уже были мысли-рассуждения Командира-Эдгара. Они никак не отражались на экране, который долго показывав цветную панораму инопланетной равнины). Совсем немного по космическим меркам оставалось до зеленых земных лугов, когда из-за неполадки в маршевых двигателях Штурману пришлось срочно прокладывать новый курс к ближайшей звездной системе. Неполадка была не из самых тяжелых, хотя ее устранение и требовало немало времени и труда роботов и людей, но не она тревожила Командира. Ведь в конце концов нашлась планета, где можно было, не торопясь, заняться ремонтом, планета давно известная, изученная, описанная и занесенная в земные каталоги под соответствующим порядковым номером, самая заурядная, подобная сотням планет, разбросанных по Вселенной.

Командира и весь экипаж тревожило другое. Их тревожило долгое отсутствие связи с Землей. Радист потерял покой, десятки раз проверяя и налаживая аппаратуру, но безрезультатно – Земля не отзывалась на послания межзвездного корабля.

Молчание в рубке нарушил Планетолог.

– Там должен быть поселок. – Он указал на бурую рощу. – Убежден.

– Посмотрим, – отозвался Командир.

Он одобрительно взглянул на Планетолога, потому что понял ход его рассуждений. Они совпадали с рассуждениями самого Командира. (А вообще это опять рассуждал Эдгар, который одновременно находился на экране и в комнате). Звездолет, косо воткнувшийся в неяркое небо за рощей, и кладбище могли означать одно: когда-то сюда прибыла земная экспедиция. Люди жили здесь долго и было их много, судя по количеству холмиков, и жить они могли только в поселке, расположенном в роще, потому что вокруг, до самого горизонта, то слегка понижаясь, то плавно уходя в небо, тянулась голая бурая степь. Поселок должен был находиться в роще – тесниться в звездолете не имело смысла, потому что воздух планеты почти не отличался от земного. Оставалось неясным, почему никто не спешит по тропинке из бурой рощи, почему не привлек никого гром двигателей и пылевая буря, почему равнодушны остались жители поселка к посадке космического корабля. И это кладбище...

Командир медленно расстегнул скафандр. Остальные тоже расстегнули скафандры. Он еще раз обвел взглядом сидящих в креслах людей, делая выбор. Врач. Механик. Инженер. Программист. Биолог. Лингвист... Потом сказал:

– Пойдут четверо. Я, Планетолог, Врач... – Он запнулся, поймав взгляд Лингвиста. Лингвист пока не мог похвастаться практикой – дальние миры оказались необитаемыми. – Лингвист, – поднимаясь, закончил Эдгар.

Четверо человек в одинаковых голубых комбинезонах и прозрачных шлемах поочередно спустились по узкой лесенке, ведущей из люка корабля. На шлемах настоял Врач, настороженный обилием могил. Тяжелые ботинки звездолетчиков утонули в сером пепле сожженной при посадке травы. Командир махнул рукой и первым двинулся к холмикам с желтыми угловатыми обелисками.

Да, это все-таки были могилы.

Люди медленно шли по пыльной тропинке между холмиками, поросшими бурой травой, и читали имена, выбитые на желтых камнях. Камни были мягкими и надписи проступали нечетко, как старинные письмена.

«Юджин Питерсон»... «Роберт Шервуд»... «Гедда Свенссон»... «Шарль Домье»... «Ричард Адамс»...

И много, очень много других имен.

Они переглянулись, молча прошагали по тропинке и вступили в бурую рощу, в хаос изогнутых стволов, покрытых шероховатыми красными наростами. Ветви начинались почти от самых корней и тянулись вверх, расталкивая друг друга растопыренными бурыми листьями. Листья хорошо были видны на экране цветного «Рубина» – гладкие, широкие, с зазубренными краями, они постоянно мелко-мелко дрожали, и то темнели, словно наливаясь бурым соком, то светлели, так что глазу было трудно привыкнуть к этой перемене цвета. Кто-то шумно завозился в сплетении ветвей над тропинкой и сверху посыпались листья. Четверка вскинула лучевые карабины и застыла, вглядываясь в бурый полумрак над головой. Возня утихла и только листья продолжали падать на тропинку, покрываясь на лету лабиринтом белых изломанных линий.

– Стрелять в крайнем случае, – напомнил Эдгар и двинулся дальше, внимательно глядя по сторонам.

Хотя какой случай считать крайним?

Тропинка делала крутой поворот налево. Командир отвел ветви, осторожно шагнул вперед и махнул своим спутникам. Перед ними открылся неглубокий карьер, заполненный знакомыми желтыми глыбами. Возле одной из них, на горке каменной крошки, лежал отбойный молоток. Они постояли немного у края карьера, опять молча переглянулись и направились дальше.

Тропинка все вела и вела их в глубь рощи и привела, наконец, к ручью. По темной воде плыли, кружась и натыкаясь на берега, широкие бурые листья. А на другом берегу стояло обыкновенное ведро. А еще дальше выглядывала из-за деревьев оранжевая стена домика.

...Да, они были первыми гостями заброшенного поселка, вспоминал потом Эдгар, возвращаясь с товарищами к кораблю и одновременно сидя у телевизора. Да, они были первыми гостями маленького уголка Земли, очутившегося в головокружительной дали от зеленых земных лугов. За два часа они многое увидели и поняли. И то, что поняли они, было печально. Сжималось сердце при виде уютных оранжевых домиков среди незнакомых деревьев, перехватывало дыхание от клумб, заросших астрами и георгинами, и земная сирень сплеталась с бурыми ветвями деревьев чужой планеты, и на картофельных грядках лежали странные бурые листья, исчерченные лабиринтом белых линий, и такие домашние ромашки качались над бурой травой...

Они бродили по поселку и смотрели, смотрели, смотрели...

Глубокое противоперегрузочное кресло, атрибут рубки управления космического корабля у одного из домиков и в кресле – вязальные спицы. Приоткрытая дверь и у порога – стоптанные домашние туфли. Военный гусеничный вездеход, уткнувшийся в узловатый ствол. Веревка, протянутая между деревьями, и на веревке – выцветшая мужская сорочка. Заброшенные огороды. Лопата, лежащая у грубо сколоченной скамейки под кустом сирени. Внушительный желтый куб корабельного синтезатора и рядом – покосившаяся копна бурой травы. Застрявший в ветвях полосатый пакет. Еще одно кресло у клумбы.

Домиков было двадцать или двадцать пять, стандартных, с одинаковыми столами и стульями, и кроватями, и тумбочками, и занавесками, и стенными шкафами. В домиках были книги и вазы с давно засохшими цветами, были пыльные пустые бутылки и пакетики жевательной резинки, игральные карты и шахматы, армейские автоматы и сигареты, женское белье и гитары, флаконы с духами и старые-престарые газеты... А за окнами лежала на клумбах и грядках чужая бурая листва.

...Через два часа они нашли то, что искали. В домике, приютившемся на пригорке у края поселка. Потом они, не сговариваясь, сели на покосившуюся скамейку неподалеку от той последней двери. Кто-то вырезал ножом едва заметные буквы на серой доске. «Р. А.» Ричард Адамс. Или Роберт Апстайн. Или Рональд Андерс. Или еще кто-нибудь из тех, превратившихся в невысокие холмики с желтыми обелисками.

В том последнем домике лежали двое. Их некому было похоронить. Последние двое.

– Попробую определить причину, – сказал Врач, кивая в сторону двери, которую он только что осторожно закрыл, и было видно, что ему не хочется возвращаться туда.

– Это можно будет сделать и потом, – отозвался Командир. На то он и был командиром, чтобы уметь понимать других. – Лучше поищем бортжурнал.

Они шли по едва заметной колее от гусениц вездехода в сторону давно покинутого земного корабля и тихо переговаривались, не решаясь вспугнуть тишину мертвого поселка.

– Судя по оборудованию, они стартовали позже нас, – сказал Командир, поддевая носком ботинка застрявший в траве кусок упаковки.