Призрачный сфинкс - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 45

А когда утреннее солнце отразилось в глазах дракона, прямо из сияющего солнечного диска с ревом вылетел диковинный крылатый зверь. Он несся по небу со страшной быстротой, хотя крылья его были неподвижны. Дракон заревел, пытаясь оторваться от земли, чтобы грудью встретить врага, но привычно заныло и бессильно обвисло крыло, и зверь с рокотом скользнул в синеве и пропал вдали, не желая принимать боя.

И опять потекли годы, заполненные привычным сном. Прошлое стерлось, почти не оставив следов, но память о том, что дрожь земли предвещает поживу, осталась.

Вновь начала содрогаться земля – и вот, наконец, он решился ползти туда, где днем раздавался грохот. Он покинул пещеру и двинулся в путь через поле. Свет далеких окон был неприятен дракону, но чувство голода заставляло его медленно двигаться к домам.

И не мог он, конечно, знать, что это город вел наступление на древнюю степь, ежедневно и неустанно забивая сваи для новых зданий – новых частей своего постоянно растущего тела.

Дракон полз по осенней жиже, и свет фонарей, укрепленных на башенных кранах, сиял в его глазах. Он нетерпеливо шевелил ушами, но не было в городе страха, а если не было страха – не оставалось надежды на добычу.

На балконах домов стояли люди, говорили, смеялись, курили – и никому не было дела до старого дракона, с опаской ползущего по дороге, разбитой колесами самосвалов.

И только маленький мальчик, разглядев внизу дракона – узкую ушастую голову, чешуйчатую спину, огромный хвост и тяжелые крылья, – восторженно крикнул:

– Мама, смотри! Настоящий дракон ползет!

Женщина вышла на балкон, поправляя пушистые волосы, всмотрелась в улицу. В лужах сверкали осколки лунного света.

– Какой дракон, сынок? Опять трейлер на стройку что-то везет.

Женщина махнула рукой в сторону громоздящейся на недалеком холме железобетонной коробки и вернулась в комнату. Мальчик перегнулся через перила, повторил разочарованно: «Трейлер…» – и задумчиво подпер рукой щеку, провожая взглядом мощную машину, с ревом ползущую в гору.

А парень, идущий с троллейбусной остановки, отошел на обочину, пропуская ревущую громаду, ослепившую его светом фар, посмотрел на забрызганные грязью брюки и погрозил кулаком шоферу…

– Дракон… Дракон… – беззвучно шептал он, и тело его лежало на кровати в запертой больничной палате.

– Ты что это? Ты что? – хрипло повторял, нависая над ним, проснувшийся Левченко. – Ты что?..

Ковалев его не видел и не слышал. Он уже видел совсем другое, он словно бы существовал одновременно сразу в нескольких ипостасях.

Длинный коридор. Дверь…

…Стражники втолкнули арестованного в просторный кабинет и застыли, ожидая дальнейших распоряжений.

– Оставьте нас, – сказал, поднимаясь из-за стола, высокий худощавый человек в черной сутане. – Я вас вызову.

Раздался дружный стук каблуков, негромко хлопнула, закрываясь, дверь – и в кабинете стало очень тихо. Человек в черной сутане, стоя у стола, пристально глядел на того, кого доставили сюда стражники, и от этого сверлящего взгляда у арестованного было холодно на душе, и у висков копилась едкая боль.

Наконец Главный Дефенсор отвел взгляд в сторону и медленными шагами приблизился к окну. Сказал, не оборачиваясь:

– Повтори-ка все то, о чем ты беседовал с лицензионными торговцами, в чем убеждал на вечеринке членов товарищества менял, что разъяснял отстраненным и чему учил бездельников-запоминателей. Повтори, а я послушаю.

Арестованный молчал, уставившись в пол.

– Я жду, – с угрозой произнес Главный Дефенсор, пересек кабинет и остановился напротив арестованного. – Мое терпение не беспредельно. Помнишь, как сказал поэт? «Всему на свете есть конец. Терпенью тоже…» – Главный Дефенсор любил цитаты.

Еретик, наконец, шевельнулся.

– А еще он сказал: «Не стоит рассуждать о том, что очевидно». – Он в первый раз поднял глаза. – Ведь содержание моих бесед вам известно.

– Безусловно, безусловно, – покивал Главный Дефенсор. Его темные, с проседью, волосы блестели от благовонного масла. – И все-таки хотелось бы услышать не от посредников, а, так сказать, из первых уст. Откуда ты взял столь бредовые идеи? Мне доводилось беседовать здесь и с сумасшедшими, и с бунтовщиками – такие были и, увы, будут, вероятно, во все времена, как бы ни была крепка и нерушима держава, – но ты ведь, кажется, не сумасшедший, и уж, тем более, не бунтарь. Ты наследственный устроитель садов. Ну не цветы же нашептали тебе всю эту ересь?

Арестованный едва заметно улыбнулся:

– Труд садовника хорош тем, что не препятствует размышлениям. А размышляя, невольно задумываешься над разными вещами и стараешься самостоятельно найти ответы на возникающие вопросы.

Главный Дефенсор поднял брови:

– Выходит, садовники потенциально опасная часть населения?

Еретик опять улыбнулся:

– Это вряд ли. Далеко не каждый, я в этом уже не раз убеждался, склонен к размышлениям. К сожалению, очень и очень многие живут, ни о чем не задумываясь…

– И ты решил им помочь, – прервал арестованного Главный Дефенсор. – Решил облагодетельствовать запоминателей и торговцев, менял и отстраненных. И на этом бы, безусловно, не успокоился, если бы мы тебя не остановили. Подумать только, каким извращенным воображением надо обладать для того, чтобы измыслить самому и пытаться убедить других в том, что наш мир, наша единственная объективная реальность создана какими-то сверхъестественными высшими существами! – Главный Дефенсор, заложив руки за спину, начал ходить от стены к стене. – Выходит, мы не более чем игрушки в руках неведомых нам могущественных создателей? Сегодня держава прочна и несокрушима, а завтра создатели поменяют свон планы – проснутся, например, в плохом настроении – и обратят в прах все наше величие? Так тебя понимать?

– Я этого не говорил, – возразил арестованный. – Да, нас создали высшие силы. Создали – и удалились, и больше не вмешиваются в нашу жизнь. Они просто дали толчок, заложили основы…

– Бред! – вскипел Главный Дефенсор. – И очень опасный бред! Ты замахнулся на наше научное мировоззрение, и я, наверное, поспешил признать тебя не сумасшедшим. Ты просто болен. Только больной может пренебречь единственно правильной аксиомой о бесконечности нашего мира во времени, не предусматривающей никакой возможности сотворения, только больной может усомниться в теории эволюции на основе борьбы за выживание и естественного отбора, только больной может вообразить себе некие высшие силы, стоящие вне рамок законов природы. – Главный Дефенсор вздохнул. – Не болтать бы тебе об этом, где попало – и ты бы проходил не по моему ведомству.

– Хорошо, – тихо произнес еретик. – Возможно, с вашей точки зрения я действительно больной. По крайней мере, не такой, как другие. Но ответьте, пожалуйста, на один вопрос: почему окружающий мир так хорошо приспособлен к нам?

– Это не мир приспособлен к нам, а мы приспособилась к миру. Как гласит теория эволюции, развитие началось…

– Именно мир приспособлен к нам. Потому что высшие силы создали одновременно и нас, и мир для нас. Наш мир вместе с нами – их следы. Следы ушедших. «Мы – забытые следы чьей-то глубины», – такие слова я когда-то прочитал.

На некоторое время Главный Дефенсор потерял дар речи. Он не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь осмелился перебить его. И все-таки он сумел сдержать рвущийся гнев – стоило ли гневаться на того, кто явно был ненормальным?

– Мы с тобой говорим на разных языках, – Главный Дефенсор с сожалением взглянул на сумасшедшего. – В мире нет ничего, кроме движущейся материи. Ни-че-го. Никаких высших сил. Это аксиома. Жаль, что ты попал в мое ведомство.

– Почему?

– Потому что ты не в своем уме. Но говорил ты свои безумные речи не бессловесным цветам, а менялам, запоминателям, отстраненным. Ты нарушил закон и поэтому…

– Чем я нарушил закон?

Главный Дефенсор решил не обращать внимания на вопиющую дерзость арестованного. В конце концов, тот был обречен.