Ворота из слоновой кости - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 38

«Коньяк?» – подумал Кононов, попытался протянуть руку к брату – и понял, что не успеет. И почти в то же мгновение исчез из мира...

13

Что-то слегка кольнуло его в левую руку, у локтевого сгиба, и по телу почти тут же растеклось умиротворяющее тепло...

...Он стоял на берегу, среди вылизанных волнами больших гладких камней, и смотрел на волжскую воду. Их компания – пять-шесть пацанов – частенько ходила сюда, под обрыв за роддомом, купаться по утрам, это было гораздо ближе, чем городской пляж. Колышущаяся солнечная дорожка золотилась на воде, лениво кружили поодаль молчаливые с утра, полусонные еще чайки, а у противоположного берега красовался на фоне речного вокзала белый как в песнях теплоход «Фридрих Энгельс», собираясь с силами, прежде чем отправиться от калининского причала в далекий путь по Волге до Астрахани – и обратно. Теплоход становился все прозрачнее, уподобляясь сказочному кораблю-призраку, таял вместе с деревьями набережной и колоннадой речного вокзала, проступали сквозь него какие-то иные контуры, и только солнце оставалось неизменным, утреннее, еще невысокое солнце... нет, не солнце – лампа дневного света на стене...

– С возвращением, Андрей Николаевич, – прозвучал откуда-то сбоку знакомый голос. Голос Сулимова.

В десятом классе Кононову довелось пережить несколько приступов аппендицита – и дело в конце концов завершилось операцией в железнодорожной больнице на улице Коминтерна; только там были свободные места. Операцию делали под общим наркозом, и когда Кононов очнулся в палате, ощущения его были весьма специфическими; во всяком случае, ранее ничего подобного ему не доводилось испытывать. Сейчас он чувствовал себя примерно так же, как тогда, двадцать пять лет назад, в калининской больнице.

Впрочем, это странное теперешнее состояние, как показалось ему, длилось всего несколько секунд, а потом окружающее обрело устойчивость, стало четким, и словно сильным порывом ветра враз выдуло туман из головы, и он окончательно ощутил свое тело и вновь осознал себя частью привычного мира.

Он сидел в высоком кресле с мягкой удобной спинкой, и затылок его упирался в упругий подголовник, а вытянутые ноги – в наклонную подставку. Согнутые руки расслабленно лежали на широких, с выемкой, подлокотниках. Над ним, выдаваясь вперед, нависал белый купол; Кононов знал, что этот сильно вытянутый по вертикали, чуть изогнутый купол, напоминающий ему головы нехороших дроидов-стрелков из киноэпопеи Джорджа Лукаса «Звездные войны», почти достает до высокого потолка. Кононов уже сиживал в этом кресле, установленном в одном из подземелий седьмого отдела, когда проходил подготовку к перемещению в прошлое. Дон Корлеоне еще объяснил тогда, что этот агрегат – супернавороченная, причем не американская или там японская, а самая что ни на есть отечественная аппаратура для комплексного анализа мозговой деятельности. Разной замысловатой аппаратуры, находящейся в распоряжении Сулимова и компании, Кононов к тому времени уже насмотрелся – готовили его как космонавта, стартующего, по меньшей мере, к соседней галактике, – поэтому особых эмоций в этом кресле не испытал. Посидел, поскучал, пока вся эта машинерия неведомо каким образом копалась в его мозгах (он надеялся, что мозги у него действительно есть), – да еще и задремал, кажется, под тихий гул, доносящийся сверху, из куполообразной «лукасовской» головы.

Сейчас напротив него светился на нежно-розовой стене длинный горизонтальный белый плафон лампы дневного света. Под лампой стоял белый стол – достойный представитель современной офисной мебели – с аккуратными стопками компакт-дисков, и возле стола сидел боком к Кононову молчун Иванов Алексей Дмитриевич, соратник дона Корлеоне. На Кононова он не смотрел. А сбоку от кресла и купола стоял сам «дон»; в отличие от Иванова, взгляд его «итальянских» глаз был устремлен на хрононавта.

– Вы меня слышите, Андрей Николаевич? – сделав шаг вперед и чуть наклонившись к Кононову, спросил Сулимов. Кононов почему-то отметил, что на руководителе седьмого отдела та же рубашка – светлая, с едва заметными желтоватыми полосками, – в какой он был при первом посещении будущим хрононавтом этой комнаты для просвечивания мозгов – или как там это у них называется...

Кононов, посильнее упершись подошвами кроссовок в подставку, приподнялся повыше в кресле и ответил:

– Конечно, слышу, Сергей Александрович.

Он никак не мог понять, с чего вдруг оказался здесь, в этом подземном помещении, только что пребывая в компании с братом на берегу Лазури, но кое-какие подозрения на сей счет у него уже начали появляться. Время для эмоций пока не настало – уж слишком неожиданным и молниеносным оказался переход с берега Лазури семьдесят второго года в московские подземелья две тысячи восьмого. Эмоции, казалось, просто не успевали за событиями.

– А как себя чувствуете? – задал новый вопрос Сулимов.

Кононов неопределенно повел головой:

– Да вроде, как обычно. Все системы функционируют нормально.

– Вот и отлично, – сказал Сулимов и бросил взгляд на Иванова. Тот по-прежнему сидел у стола, чуть наклонив голову, и рубашка его была традиционно измята. Между прочим, вновь отметил Кононов, все та же рубашка, что и в тот день, когда он, Кононов, впервые забрался под этот «лукасовский» колпак. – Мы ввели вам один препарат, очень эффективный. Надо еще немного посидеть.

«Ага, вот потому-то я, наверное, и не дергаюсь, – сообразил Кононов. – Антишоковый укольчик, все продумано. Да, фирма веники не вяжет...»

Никакого воздействия выпитого с Сергеем коньяка он теперь не ощущал, будто и не пил ничего. Голова была ясной, как утреннее безоблачное небо, а эмоции по-прежнему оставались запертыми в надежной клетке.

– Значит, вы были со мной не совсем искренни, Сергей Александрович, – негромко и спокойно произнес Кононов, подняв глаза на Сулимова, продолжавшего неподвижно стоять в двух шагах от кресла. – Значит, все-таки есть способ вернуться? Подозреваю, что машинка изначально так и была запрограммирована. Закинули удочку в речку времени, а в заранее намеченный момент – хоп! – и подсекли. И выдернули меня из прошлого. Я правильно разобрался в ситуации, Сергей Александрович?

Сулимов, не ответив, направился к столу (безмолвствующий Иванов теперь индифферентно созерцал пространство перед собой – или дальнюю стену с закрытой дверью, обитой чем-то вроде коричневого допотопного дерматина); прихватив черное креслице на колесиках, какие в ходу у компьютерщиков, дон Корлеоне покатил его по бежевому линолеуму к дроидоподобному агрегату, в котором покоился Кононов. Эмоции у хрононавта по-прежнему отсутствовали.

Развернув свое креслице «тылом» к Кононову, Сулимов оседлал его задом наперед, сложил руки на выгнутой спинке и начал говорить, глядя чуть мимо Кононова, медленно и с расстановкой, словно тоже находясь под воздействием препарата, нейтрализующего эмоции:

– Когда я сказал: «С возвращением, Андрей Николаевич», – то имел в виду не ваше возвращение из прошлого... а ваше возвращение к реальности. Той самой, объективной, данной нам, как сформулировал классик, в ощущениях, отображающейся нашими ощущениями и существующей независимо от них. Понимаете, Андрей Николаевич?

Голова у Кононова по-прежнему была свежей, словно он только что, хорошо выспавшись, совершил утреннюю пробежку по зеленому июньскому парку, переполненному кислородом, и мысли были четкими, не ускользали полутенями, – но ему все-таки понадобилось некоторое время для того, чтобы осознать смысл произнесенных Сулимовым слов.

– Возвращение к реальности... – повторил он сказанное Сулимовым, невольно прислушиваясь к себе, вслушиваясь в себя, уже полностью понимая содержание только что прозвучавшей информации. Ни гнева, ни радости, ни печали он не испытывал. – Выходит, до этого я в реальности как бы не присутствовал, – он не спрашивал, он констатировал.

– Совершенно верно, – подтвердил Сулимов, подкрепляя свои слова кивком. – Исходя из вполне объяснимых соображений, мы не совсем точно объяснили вам назначение этого комплекса, – дон Корлеоне дугообразным движением руки обвел дроидоподобную установку. – Это не просто аппаратура для анализа деятельности головного мозга. Скажу просто, не злоупотребляя специальными терминами – вы же гуманитарий: на основе ваших воспоминаний, той информации, что хранится в вашей памяти, она создала виртуальную реальность – вам, безусловно, этот термин знаком, – в которой вы, Андрей Николаевич, и пребывали в течение трех с половиной часов. Там, где воспоминаний ваших не хватало, о Кишиневе, например, или о Душанбе – вам ведь в действительности не приходилось бывать в тех краях, – вводилась дополнительная информация. В общем, тут много чего намешано, Андрей Николаевич... Такой у нас суперагрегат... И получилось все точь-в-точь как в фантастических фильмушках среднего пошиба. В виртуалке вы были, Андрей Николаевич, а не в прошлом.