Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 80

– Молчи, террорист… Поехали, Глеб!

– Ну… если это можно… – Глеб снял очки и почесал ими затылок.– Как-то всё неожиданно… И не хочется так сразу расставаться.

– Ура… – шёпотом сказали Алька и Тик.

– А я?! – завопил бормотунчик. – Бросаете одного, да?!

Машина опять рыскала и ныряла, а снег летел в жёлтом луче. Глеб сидел рядом с Яром. Тик и Алька мотались сзади. Бормотунчик устроился между ними. Он ворчал, когда на ухабах мальчишки валились друг на друга и прижимали его.

– У меня теперь квартира при школе, – рассказывал Яр. – Вполне приличная… Правда, её оккупировали вот эти пираты. Но мы запрём их в комнате, а сами засядем на кухне. У меня есть бутылочка "Вероны", очень подходящая для встречи земляков.

– "Верона" – это вещь, – серьёзно согласился Глеб. – Только вот что, Яр… Хочу уточнить сразу. Мы с тобой всё-таки не земляки. Не совсем земляки.

– То есть… – озадаченно сказал Яр. – Ты же рассказывал про Старогорск.

– Я жил там, правда. Не очень долго… Я не больше месяца был на в а ш е й Земле. Моя Земля – другая. Они в чём-то беспокойнее, неустроеннее и, наверно, моложе… Впрочем, теперь это не имеет значения. Потом я расскажу всё подробно…

– А всё-таки… Что же случилось?

– Поезд. Странный поезд, идущий до станции Мост…

– Опять эта станция Мост…

– Слышал?

– Да… Значит, этот поезд бежит через все пространства? Интересно, зачем?..

– О господи, – сказал Глеб. – Если бы это было единственное "зачем"… Кстати, мы тридцать пять лет назад пытались найти этот Мост и взорвать его.

– Для чего?

– Трудно объяснить. Мы знали, что он для чего-то очень нужен и м, значит, вреден людям… Найти не смогли. А во время стычки на рельсовых путях погибла моя жена.

– У тебя была жена?.. Ох, прости за глупый вопрос.

– Была… Недолго.

– А… дети? – осторожно спросил Яр.

– Нет… Знаешь, Яр, я до сих пор жалею, что не отговорил своего попутчика, когда он решил вернуться. Понимаю, что правильно сделал, а всё равно жаль.

– Какого попутчика?

– Юрку… Это был мальчик двенадцати лет. Мы вместе ушли из Старогорска… искать неведомое. Но через час он вернулся. У него в городе остались друзья. Он сперва шёл со мной, а потом вдруг говорит: "Нет, не могу оставить Гельку…" Это когда нас догнал бумажный голубок с искоркой…

Яр сказал немного виновато:

– Знаешь, я ничего не понимаю.

– Конечно. Я потом расскажу все детали.

– Я не про детали… Я про главное: что за мальчик? Тоже с т в о е й Земли?

– Нет. Он-то как раз был бы твой настоящий земляк.

– А почему он пошёл с тобой?

– Долгая история. И странная… Он рос без отца и ничего про него не знал. А потом вдруг решил, что отец у него был звездолётчиком. И говорит: "Где же его искать, как не в этой путанице пространства и времени". Я не точно его слова передаю, но мысль такая… В чём-то он был прав. По крайней мере, здесь, на Планете, есть один скадермен… Яр! А у тебя были дети?

Яр крутнул баранку, объезжая снежный бархан. И вдруг почувствовал, как прилипли к пластмассе вспотевшие ладони.

– Нет… – медленно сказал он. – Нет. Т а м не было. – Он спиной почувствовал взгляды Игнатика и Альки.

Глеб задумчиво проговорил:

– Хороший был Юрка. Только немного сумрачный…

– А откуда он узнал, что его отец – скадермен?

– Да ничего он не узнал. Это была его фантазия. Мать как-то сказала сгоряча: "Никто на Земле не знает, где этот барабанщик…"

– Яр-р, осторожнее! – сказал сзади бормотунчик. – Не дёргай руль.

Яр с трудом вывернул машину с обочины в заснеженную колею.

– Почему барабанщик? – тихо спросил он.

– Юрка увидел у матери фотографию. Там были ребята. В одном Юрка угадал отца. Уловил сходство с собой…

– Глеб… Ты видел фотографию?

– Нет. Но Юрка рассказывал… Старый двор, девочка, а по бокам от неё мальчишки с деревянными саблями. И ещё один, чуть в стороне…

Яр усилием воли растолкал почти остановившееся сердце. Тогда оно взорвалось отчаянным ритмом.

– С барабаном? – сипло спросил Яр.

– Да… Яр, значит, мы встретились не зря?

– А барабан… он из старой кастрюли?

– Да.

СНЕЖНАЯ ПОЛЯНА

После вьюжной ночи утро было тихое, только воздух позванивал от колючего морозца. Да ещё шуршали и поскрипывали лыжи. Ярко горело солнце.

На старые, покрытые льдистой корочкой пласты лёг свежий снег. Он был сухой и мелкий. На солнце он казался ярко-жёлтым, а в нетронутых лучами ложбинах лежала густая синева. От разбросанных по склонам сосёнок и пней тянулись лиловые тени. Яр часто мигал от блеска – снежинки, будто крошечные зеркальца, били по глазам голубыми, малиновыми и белыми вспышками.

Путь лежал среди пологих, покрытых редколесьем холмов. По неглубокому свежему слою лыжи скользили отлично. Данка, Чита и Алька убежали вперёд и мелькали разноцветными пятнышками на краю широкой вырубки. Яр, Глеб и Тик неторопливо шли по их следам. Яр и Глеб – рядом, Игнатик чуть позади. После бессонной ночи у Яра чуть кружилась голова. Но дышал он легко, и усталости не было. Только и радости он не чувствовал. Вчерашняя резкая печаль слегка улеглась, но осталось ощущение потери и тревожной неизвестности. И желание скорее эту неизвестность разорвать, и понимание, что сделать это едва ли удастся…

У Глеба ярко блестела седина, он шёл без шапки. В школьной кладовой ему подобрали лыжи и ботинки, Яр дал свой свитер. Глеб был похож на бодрого и сильного пенсионера, у которого в прошлом немало спортивных побед. Яр подумал, что у него красивое лицо: обветренное, узкое, с чётким узором глубоких морщин. Решительное лицо. Только глаза, смотревшие сквозь толстые стекла, казались немного неуверенными. Но, скорее всего, это лишь сегодня.

Глеб улыбнулся и сказал:

– Целый век не вставал на лыжи, а вот помню ещё кое-что.

– Ты отлично держишься, – сказал Яр. – Глеб…

– Что?

– Глеб… А какой он был?

– Юрик?

– Да… Хотя ты, наверно, не очень помнишь. Сорок лет…

– Нет, я помню, Яр… Тощенький такой парнишка, темноволосый. Немножко сумрачный. Иногда казалось, что обижает своего друга Гельку… но вот вернулся же к нему… Яр, было в нём какое-то одиночество, я про это уже говорил. Правда, в последнее время он стал веселее. Был в Старогорске детский праздник, Юрика взяли в барабанщики, он ходил в голубой форме с галунами и аксельбантами. Ладненький такой стал, гибкий и какой-то… ну, будто решил для себя важное.

– Решил… – медленно сказал Яр. – Сперва решил идти с тобой, потом вдруг вернулся…

– Ну что же… Это ведь тоже надо было решить. Если трезво подумать, не было у него никакой надежды отыскать тебя. А там оставались друзья… Яр, я хорошо помню, как он уходил от меня, ему закат светил в спину, а он шёл по рельсу, как по воздуху, и только один раз посмотрел назад…

– Всё-таки посмотрел…

– Посмотрел и помахал рукой… Когда я эту песню писал… ну, о барабанщике… – я почему-то всё время думал о Юрке. Хотя он никакого отношения не имел к восстанию…

– Спасибо, Глеб, – сказал Яр.

– За что?

– Так… – вздохнул Яр и услышал сзади:

– Яр, подожди…

Он тут же оглянулся. Игнатик стоял, упираясь подбородком в палки, и лицо у него было… Яр знал, когда у Тика такое лицо. Он очень хорошо знал. Когда рядом беда. И не просто беда, а такая, которая грозит расставанием. "Этого ещё не хватало", – тоскливо подумал Яр. И все другие тревоги тут же затерялись в страхе за Игнатика. Яр глазами сказал Глебу: "Иди вперёд", и тот понял, сразу понял, умница Глеб. Яр круто развернулся, и они с Игнатиком съехались вплотную – так, что лыжи одного прошли между лыжами другого.

Яр увидел у Игнатика слезинки и сел перед ним на корточки.

– Ну? Тик, что случилось? – Он крепко взял его за маленькие красные варежки. – Тик… Не молчи.

Игнатик посмотрел в сторону, часто замигал и сказал полушёпотом: