Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 87

– Нам теперь и телефона не надо, – улыбнулся Янка. – Можем на этих листах переписываться – самая быстрая и тайная связь.

– Ага… А то тётушка вечно локаторы настораживает, когда я по телефону говорю…

Дома Гелька сразу попробовал новый вид связи. Написал:

"Янка, приходи, как договорились. В 21.00".

И под этой строчкой невидимый красный фломастер вывел :

"Ладно".

Гельке показалось, что слово неуверенно дрогнуло.

"Янка, может быть, ты не хочешь?"

"Я хочу. Только…"

"Что?"

"…Ты не смейся, я сейчас объясню".

"Я не буду смеяться!" – торпливо написал Гелька и очень встревожился.

"Я почему-то стал бояться высоты. В прошлый раз полезли на крышу, и я весь обмер. А сегодня на шведской стенке опять".

"Янка! Тогда не надо!"

"Нет, я приду. Это надо перебороть".

"Янка, а ты не заболел? Я, когда лежал с вирусом 7-ж, всё видел во сне, что лезу на колокольню Капитанской церкви, а потом падаю, падаю. Тоже было страшно".

"Нет, Гелька, тут что-то другое. Ты не бойся, я приду"…

Янка поднялся на крышу быстро, без остановки, но там сразу сел у кожуха энергосборника и прижался к нему поплотнее. Неловко сказал:

– Что же со мной такое? Сроду не боялся… В Приморске на такие скалы лазил…

– Может, пройдёт… – утешил Гелька.

– Может быть… А если не пройдёт, я всё равно себя переборю… Открывай зонт…

…Почти каждый вечер они забирались на Гелькину крышу и раскрывали зонт, оклеенный изнутри шелестящей фольгой. Это был маленький самодельный локатор. Провод шёл от него к микроприёмнику "Турист", подключённому к двум парам наушников. Локатор шарил по звёздам и горизонту. В наушниках трещало и попискивало, иногда пробивались обрывки передач. А Гелька и Янка ждали: не проклюнется ли какой-нибудь сигнал от Юрки и Глеба. Слова какие-нибудь или песенка знакомая…

Ни о каких сигналах они с Юркой и Глебом не договаривались. Как их можно послать, никто не знал. Но пока зонтик-локатор выхватывал из эфира непонятные звуки, была хоть какая-то надежда.

Очень крошечная, но всё-таки надежда…

Вот и сейчас Гелька медленно водил по небу ручкой зонта, на котором тонким штыком торчала антенна. Янка, уже отдышавшийся от страха, наугад крутил ручку настройки. Вякала в наушниках музыка, перемешивались разные языки, потом наступала шелестящая космическая тишина…

Наконец Гелька отложил зонт, снял наушники. Посмотрел вверх.

Сентябрьскийпоздний вечер был чёрным, звёзды в зените казались громадными и раскидывали голубые лучи.

– Янка, а почему Глеб написал, что на будёновке голубая звезда? Звёзды же всегда были красные.

– Конечно, красные. Они были блестящие такие, эмалевые. А под них нашивались ещё звёзды – большие, их из сукна вырезали. У каждого рода войск – звезда своего цвета. У пехоты – малиновая, у артиллерии – чёрная, у конников – голубая… Конники в те времена были самой быстрой армией.

– Я два года назад ездил в лагерь "Ласточка", там жили две лошади. Одна настоящая и одна робот. Мы на них катались, только не быстро, конечно…

Янка улыбнулся в темноте:

– Может, нам на Ваське покататься?

– На нём покатаешься. Так лягнёт, что не захочешь… Интересно, почему они с Листиком не пришли? Раньше каждый вечер прибегали…

– Может, костюм Ваське перешивают…

– Или обоих дома засадили за школьные приключения.

Янка сказал:

– Васька вчера опять у меня выпытывал: какой был папа Ерёма, и как мы жили раньше, и какой был "Курятник"… Для него, для Васьки, это такая давняя давность…

– Мне тоже иногда кажется, будто всё давно-давно было, – признался Гелька. – И иногда наоборот: будто вообще ничего по было.

– Ага! Кажется, что прибежишь на станцию, а там "Курятник", а в нём Ерёма, Глеб, Юрка…

– Зря начальник велел сломать вагон, – сказал Гелька. – Знаешь, Янка, я иногда думаю… Это, конечно, чушь, но бывает такая мысль: если бы "Курятник" остался, Юрка и Глеб скоро вернулись бы… По крайней мере, Юрка…

Гелька не знал, конечно, что Юрка хотел вернуться и не смог.

Когда тоска по Гельке, по Янке, по Старогорску вдруг сжала его и не пустила дальше, он виновато и быстро попрощался с Глебом. Скомканно сказал:

– Гелька думает, что я его бросил. Наверно, так нельзя…

И он пошёл назад.

Он шёл долго, но огни Старогорска, которые казались близкими, вдруг растаяли, и впереди, над пустым степным горизонтом, встал быстрый рассвет. Юрка оглянулся. Глеба сзади, конечно, не было. А впереди… Что было впереди?

Юрка постоял на шпалах. На прямом рельсовом пути посреди поля, где в траве начинали посвистывать птицы. Он был один и вполне мог заплакать от этого одиночества и от неизвестности. Но он не стал.

– Раньше надо было думать, – сказал он себе. – Теперь шагай.

Он поднял сухой стебель сорняка и, щёлкая им по рельсу, пошёл навстречу утреннему ветерку. И даже тихонько засвистел сквозь зубы. Он шагал быстро, и плетёный аксельбант барабанщика хлопал его по форменной рубашке…

ВТОРОЙ ВИЗИТ МАГИСТРА

В конце марта на теневых сторонах улиц ещё лежал грязный комковатый снег, а на солнечных пробивались у заборов зелёные кулачки лопухов и цвела мать-и-мачеха. И время от времени мелькали коричневые бабочки. Это, конечно, если погода была солнечная и безветренная.

Но сегодня солнца не было. С ночи небо затянули скучные облака. Они были серенькие, невзрачные, но от них веяло такой безысходностью, что хотелось лечь и закутаться с головой.

Занятия в классах шли кое-как, а после второго урока Яр велел распустить ребят. Он объявил, что весенние каникулы начинаются на два дня раньше. В другое время школа содрогнулась бы от радостных воплей, а нынче ребята разошлись тихие и насупленные – будто у каждого не меньше трёх двоек за четверть. Нет, кое-кто шутил, конечно, и баловался по дороге домой, но как-то нехотя, через силу…

Чита не подчинился директорскому приказу. Он не пустил домой подшефных третьеклассников. Он собрал их в спортзале, устроил им крепкую разминку с прыжками и упражнениями, а потом затеял состязания метателей мячика. Самая трудная задача была попасть сразу в три качающихся кольца…

Яр прислушивался к смеху и топоту третьеклассников со смесью удовольствия и тревоги. Чита, конечно, молодец. Но что будет дальше?

Неизвестность выматывает. Чувствуешь, как злые силы готовят удар, а какой он будет и как от него защититься – не имеешь понятия. К тому же эта сегодняшняя неизвестность смешивалась с другой – давней и постоянной: почти три месяца от ветерков не было вестей. Тик отводил глаза, будто он виноват. Яр тоже отводил глаза. Словно тоже был виноват – тем, что мучил Игнатика невысказанным вопросом: "Не вернулся ли Денёк?"

Впрочем, беспокойство беспокойством, а хлопотная директорская жизнь затягивала Яра с головой: планы занятий, совещание ореховских учителей и выборы единого школьного совета (наконец хоть какая-то власть!), грипп в первых классах, ремонт отопления. Да ещё уроки математики у шестиклассников и семиклассников…

Яр, хмурясь и тревожась, прошёл в левое крыло школьного здания – здесь было его жильё. Данка на кухне звякала тарелками, хотя он тысячу раз просил не соваться в его хозяйство. Во-первых, сам справится, не инвалид. Во-вторых, тётушки-учительницы и так шепчутся чёрт знает про что…

– Дарья, ну сколько раз я говорил…

– Помолчи уж, – отозвалась Данка. – Вечно сидите с Глебом до ночи, а стаканы вымыть не можете. – В последнее время она стала спокойно-дерзкой и очень независимой. "Ах, как быстро взрослеет девочка", – сказал однажды Глеб.

В комнате торчал, конечно, Алька. Он сидел у подоконника и смотрел на небо. Оглянулся на Яра. Тоскливо сказал:

– Гадость какая. Просто не могу…

– Что?

Алька кивнул на облака.

– Переживём, – сказал Яр.