Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 48

Прохладный ветерок прошел над солнечным двором – словно дыхание тайны.

– Тише… – опять шепнул рядышком Мик. Хотя никто не мог их услышать, пусто было вокруг, даже трофейный мотоцикл уже не торчал на дворе.

Мик опять потрогал крестик на Заовражной улице.

– Симка… а давай покажем деду?

– Я это и хотел!

По крутой и стонущей лестнице (почти как в Симкином доме) они поднялись в мезонин. Оказались в коридорчике, где пахло жареной рыбой. Мик толкнул узорчатую дверь с медной ручкой, потянул за собой Симку. Дед сидел на узкой кровати. Он быстро спрятал под подушку синюю папиросную пачку.

– Опять дымил! – Мик подбоченился, как строгая тетушка. Симка не ощущал ничего, кроме лекарственного запаха, но у Мика его нос-сапожок был, видать, натренирован.

– Ничего я не дымил! Просто… посмотрел, сколько осталось.

– Маме скажу.

– Ябеда.

– Ну и пусть ябеда… Ладно. Дед, смотри, что у нас есть.

– С ябедами не разговариваю.

– Да смотри же! – Мик взял у Симки план, шагнул, расстелил шелестящую бумагу на зеленой клеенке стола (потрескавшейся и прожженной).

Станислав Львович со скрипом встал. Нагнулся над столом, над картой, над мальчишками. Непонятно и долго молчал. Симка и Мик оглянулись. Дед широко улыбался, показывая прокуренные зубы.

– Дед, ты… знаешь, что это такое?

Станислав Львович за плечи развел Мика и Симку в стороны, согнулся сильнее, погладил бумагу длинными, с опухшими суставами, пальцами.

– Конечно, знаю… Это наша с Женькой Монаховым карта. Где вы ее взяли?

Разумеется, Симка тут же рассказал, как отыскал карту. Но про бутылку говорить пока не стал. Не потому, что хотел скрыть, а чувствовал: надо обо всем постепенно, по порядку. Чтобы не запутаться.

– Значит, ты живешь в Нагорном переулке, – обмякшим голосом уточнил Станислав Львович. Он все улыбался и мелко кивал. – Ну, ясно, ясно… Женька там как раз и жил. С матерью. Отца у них не было, а мать была модистка, портниха то есть. Довольно известная, без заказов не сидела, вот и жили. Снимали там комнаты у купца Красильникова. Сам-то он в том доме не обитал, сдавал жилье внаем…

«Я правильно догадался!» – радостно прыгнуло в голове у Симки. А Мик ему объяснил:

– Женька Монахов друг деда в детстве. Самый лучший. Они вместе учились в реальном… – Видно, Станислав Львович немало рассказывал внуку о школьных годах.

– Да… карту эту мы нашли в приложении к старому журналу и потом путешествовали с ней по городу. Как водится, искали приключений. Ну-ка, давайте сядем…

Он опять уселся на кровать, а Симка и Мик с двух сторон от него, на пропахшем папиросами кусачем одеяле. Мик нетерпеливо поерзал.

– Дед, с двумя крестиками ясно, это ваши дома. А третий-то… Может, там клад?

Станислав Львович снова покивал и посмеялся:

– Ну, всё как водится. Все мальчишки одинаковы… Нам тоже везде чудились зарытые сокровища. Но в этом месте никакого клада не было… Хотя…

– Что? – напряженно сказал Мик.

И Симка напрягся молча.

– Если выражаться слегка высокопарно, то можно сказать: там клад души. Или клад памяти…

– Это как? – нетерпеливо дернулся Мик. – Дед, ты запутанно говоришь…

– Ничего не запутанно… Просто однажды летней ночью мы с Женькой дали на этом месте друг другу клятву. В конце июня, как сейчас. И было это… братцы мои, да ведь ровно полсотни лет назад! Надо же, какое совпадение! Просто мистика…

«Одно совпадение за другим, – запрыгали Симкины мысли. – В самом деле волшебство». Он знал, что мистика и волшебство – похожие вещи…

– А про что клятва? – требовательно сказал Мик. Видимо, он привык не церемониться с дедом.

– Про что, про что… Про все на свете. Что дружить будем по гроб жизни, врать не будем и подлостей не будем делать. И чтобы людям была от нас польза…

– Как Герцен и Огарев на Ленинских… на Воробьевых горах, да? – не удержался Симка.

– М-м… похоже. А ты что, читал «Былое и думы»?

– Не читал еще… – вздохнул Симка. – Мне… тетя рассказывала, когда в прошлом году были в Москве.

– Да… Мы в ту пору Герцена тоже не читали. Было нам тогда по одиннадцать-двенадцать лет, вроде как вам нынче. Может, чуточку побольше… Ночевали мы тогда в летней кладовке, там, в Нагорном переулке. Была в ней у нас «каюта». Читали по ночам Майн Рида и Жаколио и мечтали о дальних странах. Были не разлей вода… И вот однажды в полночь подняло нас этакое вдохновение, пошли бродить по улицам, вышли к реке. Встали над обрывом, обнялись за плечи и… излили друг другу души… И верили тогда, что все так и будет, как обещаем.

«А было не так?» – чуть не вырвалось у Симки. Он прикусил губу. А Станислав Львович покашлял и заговорил опять:

– Помню, ночь была светлая-светлая. Шлепал по реке буксир «Добрыня» с огоньками… А мы стояли на обрыве и казались себе большими и сильными. Хотя с виду и внутри были, конечно, взъерошенные собственным волнением мальчуганы. В парусиновых косоворотках… вроде как штаны у Мика, только не в таких перемазанных… в фуражках, почти таких, как у Серафима, только не с якорями, а с буквами Тэ, Эр, У…

Симка запоздало сдернул фуражку, положил на колени.

Теперь самое время было спросить про бутылку: откуда она и что в ней?

Но Станислав Львович сказал сам:

– Там еще мы совершили такое дело… некий обряд. Нашли в беседке пустую бутылку (видать, пьяницы оставили), спустились к воде, вымыли посудину и закупорили глиной. А когда вернулись в каюту, сменили глину на сургуч, и Женька запечатал пробку своим пятаком. Пятак, помню, был новый, того года выпуска…

– А зачем это? – спросил Симка с непонятной опаской.

– Зачем… Женька сказал: сохраним навсегда воздух этой ночи. На память о детстве, которое когда-нибудь кончится… Он был такой, с некоторой… торжественностью в душе, что ли…

– Ты мне про это не рассказывал. Про бутылку… – ревниво сказал Мик.

– Разве? Значит, не пришлось как-то…

– А где та бутылка? – не отставал Мик.

– Ох, ты и спросил… Полвека прошло. Знать бы, где сам Женька Монахов, живой ли… – И Станислав Львович повернулся к Симке. – Раскидало нас в разные стороны, когда началась Гражданская. Он учился в Москве, в университете, хотя поступить туда после реального училища было ох как непросто. Историком думал стать. А я – в технологическом, в Петербурге. Когда начались военные события, потеряли мы друг друга, не виделись больше…

Симка встал, нервно почесываясь (то ли от возбуждения, то ли от одеяла). Он – знал! Ну, конечно, не про Женьку Монахова, но про бутылку-то знал! И желание выложить все про разгадавшуюся тайну жгло язык… Но открылась дверь, и в комнату просунула голову широколицая веснушчатая девица с косой.

– Эй, мальчишки! Там осталась еще куча жареных карасей. Хотите?

– Хотят, хотят, Алёнушка! – почему-то обрадовался Станислав Львович. – Забирай этих друзей к себе. А я вздремну…

Мик подозрительно посмотрел на деда. А Симка… он вдруг понял, что да, очень хочет жареных карасей. Обед тети Капы был, как всегда, скудноват и, кажется, успел перевариться. А бутылка… никуда она не денется за полчаса, если ждала полсотни лет!

Они съели в похожей на кухню Алениной комнатушке карасей, сказали спасибо, вытерли о штаны пальцы, и тогда наконец Симка решительно заявил:

– А теперь ко мне!

– Зачем? – удивился Мик. – Мы же все принесли.

– Нет, не все.

– А что еще?

– Придешь – увидишь. Это такая тайна, что просто… ты обалдеешь

– Симка, скажи! – взвыл Мик.

– Придешь – увидишь, – опять пообещал Симка.

– Снова в такую даль тащиться… – заныл Мик.

– Зато не пожалеешь!

Пока они босиком (обувь все еще сохла) торопливо шагали по логу вдоль ручья и Туреньки, Мик стонал, чтобы Симка немедленно рассказал про тайну. А Симка делал таинственный и дурашливо важный вид. Мик даже надулся слегка, но сразу засмеялся. И бросил в Симку мячом, который снова тащил с собой:

– Ладно. Ты меня это…