Стеклянные тайны Симки Зуйка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 52

– Тебя не надо отмывать. Лучше докрасить окончательно. И получится настоящий черный Мик.

– Лучше тебя выкрасить…

– Меня-то зачем? Это ведь ты Мик , а не я.

– Я не настоящий, – вздохнул Мик.

– Покрасить, и будешь настоящий. Сразу можно в Африку…

– Тогда уж поскорее. От маминой взбучки… Тебе хорошо, мамы дома нет…

– Уж куда как хорошо, – сразу опечалился Симка.

Мик тут же увял:

– Ну, я это… я не так хотел сказать. Сим, не обижайся…

– Да ладно, – великодушно простил его Симка. – Смотри, Станислав Львович идет.

Дед Мика подошел, оглядел «маляров», подбоченился. В его взгляде не было теперь никакого намека на «бельмастость», а было веселое ехидство.

– Жил когда-то в Голландии знаменитый художник Иероним Босх. Страсть как любил живописать сцены ада. Вы бы ему очень пригодились для натуры.

– Зато мы покрасили внутри трубу! – похвастался Мик.

– Понятно. Дело ваше – труба… Стоять и не двигаться. Ждать меня. За попытку к бегству кара будет двойная… – И Станислав Львович удалился.

– Интересно, что за кара? – спросил Мик, пряча за беспечностью тона беспокойство.

– Адекватная обстоятельствам, – пожал плечами Симка. И тоже постарался сохранить беззаботный вид.

Станислав Львович вернулся с четвертинкой и куском ваты. Уловив брошенный на четвертинку взгляд Мика, он усмехнулся:

– Это не то, что ты думаешь. Это скипидар.

– Я больше не буду! – изобразил панику Мик (чтобы скрыть панику настоящую).

– Цыц!.. Если будете стоять смирно, щипать не станет. А если попадет под хвост – сами виноваты. Ну-ка…

Дед оттирал их минут пятнадцать. Потом закупорил остатки скипидара комком ваты и скомандовал:

– А теперь брысь на запруду! Смывать все ароматы!

Хорошо, что на запруде никого не оказалось. А то бы их наверняка прогнали за скипидарную вонь. Симка и Мик отмывались долго. А потом еще плескались и бултыхались просто так, для удовольствия. Перекидывались мячом…

Выбрались наконец, отжали на себе трусики, разлеглись на песчаном пятачке. Солнце жарило спины.

Оно стояло высоко, горячее июньское солнце, но время было уже послеобеденное. Это и понятно. Ведь проснулись-то Симка и Мик поздно, а потом, до «телескопных» забот, было еще немало дел. Во-первых, позавтракали пшенной кашей, которую Симка принес от тети Капы в кастрюльке. Затем навестили маму и Андрюшку в больнице. Узнали от мамы, что «теперь уж совсем скоро», и по дороге Симка забеспокоился:

– Мама вернется, а в доме… будто после Куликовской битвы. Знаешь что? Ты иди домой, займись там всякой подготовкой с трубой, а я приду, когда приберусь. Лучше заранее порядок навести, чем в последний момент… – Он не любил, если что-то виснет на душе.

Мик сказал, что приберутся они вдвоем, это будет быстрее в два раза.

Взяли дома канистру и тележку, отправились на колонку. По дороге встретили Фатяню. Такое вот совпадение – он попадался на пути чуть ли не каждый день, будто по заказу!

– Ну, как? – спросил Симка по-приятельски.

– Зачислили. Куда надо…

– Нашими стараниями! – Симка выставил вверх палец с бледным следом чернил. – Мик, тоже покажи.

Показал и Мик.

Фатяня сказал с серьезностью:

– Вы, парни, молотки. Не забуду. С меня магарыч.

– А это что? – не понял Мик.

– Это… Ну по-восточному вроде как гонорар. То есть вознаграждение за труды.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Симка. – Палец макнуть что за труд…

Фатяня увесисто пообещал:

– Стану стармехом, буду вас бесплатно возить на своем теплоходе.

Он сходил с Миком и Симкой до колонки, помог довезти канистру, отнес ее по лестнице до самой двери. Потом сбежал по ступеням и окликнул снизу:

– Зуёк, на минутку!..

Скатился вниз и Симка.

– Чего?

Фатяня сказал вполголоса:

– А этот твой Мик, он откуда и кто? Что за пацан? До вчерашнего дня я его не встречал.

– На Заовражной улице живет.

– Видать, вы друзья?

– Ага… то есть да, – машинально сказал Симка и неловко замолчал. Можно ли называться друзьями после такого короткого знакомства?

– Повезло вам… На вас на двоих глядеть хорошо.

– Почему? – скованно сказал Симка.

– А вот… Вы шагаете рядышком, будто один человек, дружно так. Будто на одном моторе… Всегда мне хотелось такого вот дружка, чтобы рядом. Да все как-то… Ладно, удачи вам…

На кухне Мик спросил:

– Почему он зовет тебя так? «Зуёк»?

– Прозвище такое, из-за фуражки. Значит «северный юнга»…

– А-а! Хорошее прозвище.

Но после Мик никогда не звал Симку Зуйком. Это имя оставалось для школы и для улицы…

Да, Мик был человек умелый и работящий. Они лихо вымыли в комнатах и на кухне полы, а потом и посуду – две тарелки, два стакана и ложки. Протерли на столах клеенки, смахнули пыль с подоконников, разложили по местам раскиданные вещи. Мало того, Мик предложил сбегать в лог за цветами. Там вблизи Туреньки были лужайки, где росли крупные, как на лугах, ромашки.

Симка засомневался:

– Мама ведь еще не сегодня…

– Ну и что? Ромашки целую неделю стоят как свежие!

Сбегали, нарвали, поставили в литровую банку. И лишь тогда отправились к Мику – возиться с трубой.

…Пришло время обеда, и сейчас, у запруды, они оба ощутили, что голодные до жути.

– Я готов съесть моржу . В невареном виде, – сказал Симка.

– Если Алёна не даст нам чего-нибудь, я сглодаю трубу, – пообещал Мик.

Алёна дала окрошку и яичницу. А потом еще по кружке молока. Такое молоко с краюхой уже само по себе – целый обед.

Они вывалились из-за стола и, постанывая от сытости, спустились на двор. Конечно, работать не хотелось. Но работать было надо. Мик сказал, что через два-три дня (то есть ночи) Луна «превратится в сплошное новолуние, и тогда фигушки что на ней разглядишь».

– У нее такой характер, я ее знаю…

Луна и сейчас демонстрировала свою готовность «превратиться в новолуние». Она висела над забором среди бела дня, в солнечном небе, и размером была меньше половины.

К счастью, появился Станислав Львович, начал помогать. На ходу придумывал, что как устроить. Одно слово – инженер. Прибил к внутренней стороне у среза трубы несколько брусочков, чтобы закрепить на них объектив. Ручной дрелью просверлил в них дырки, а потом – и в пластмассовой рамке линзы. Отыскал в кладовке несколько болтов с гайками. И вот объектив заблестел на трубе, словно это был настоящий телескоп в обсерватории.

Сложнее обстояло дело с окуляром. Но Станислав Львович и здесь нашел выход. Полукругло опилил и приладил на другом конце трубы кусок доски, просверлил в нем отверстие сантиметров пять шириной. В него вставил отрезок дюралевой трубки от оконного карниза. Иначе бы не хватило фокусного расстояния и нельзя было бы его регулировать.

Мик и Симка всадили в трубку Сонино стеклышко, закрепили бумажными прокладками. А дед в это время заделал кусками картона пустые места рядом с доской.

Вот и все! Можно было испытывать новый астрономический прибор!

Бревно снова положили на козлы, а поперек бревна – телескоп. Решили навести его на Луну. Хотя и бледная, дневная, но все-таки… Однако Луна – то ли от смущения, то ли из вредности – уже спряталась за кромкой забора. Тогда направили объектив на верхушку высоченного тополя, что рос далеко за логом. Сперва ничего не было видно. Но Симка шевелил, шевелил окуляром, и вдруг в обрамлении радужных пятен возник яркий тополиный лист! Будто перед самым носом!

– Смотрите!

Мик посмотрел. Восторженно выдохнул:

– Вот это да… Дед, погляди.

Тот поглядел и покивал:

– Впечатляет. Ночью можно будет, наверно, разглядеть и что-нибудь космическое. Особенно при некоторой доле воображения…

– Дед, еще бы подставку какую-нибудь… – Мик, пританцовывая, смотрел на Станислава Львовича. Дед и на этот раз не подвел.

– Помнится мне, друзья мои, что с давних пор валяется где-то на чердаке оправа от разбитого зеркала. Круглая рама с винтами, чтобы можно было поворачивать. На крепких чугунных лапах… Эй, постойте! Осторожнее на лестнице!