Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 62

– Человеком?

– Конечно. Большим человеком, чем многие человекообразные. Много ли стоящих людей попалось нам?

– Много, – сказала Саня упрямо. – Мне – много.

– А что там было ещё?

– Они все относились ко мне, как бабушки и дедушки к единственной внучке. Баловали… знаешь, даже неловко до сих пор…

– Даже передо мной?

– Перед тобой особенно. Боже, какие они были хорошие… А потом прилетели эти, на птицах…

– И только тогда ты подула в дудочку.

– Да. Я вдруг вспомнила о ней. Точнее – я вспомнила, для чего она. Я помню – она иногда начинала играть как бы сама по себе…

– Это я тебя звал. Эх, Ларисса! Всё-таки женщины, даже самые лучшие – чуть-чуть ведьмы.

– Даже не чуть-чуть. Расскажи мне о ней.

– О Лариссе?

– Конечно.

– Что сказать… Она было очень красивая. Всё время, сколько я её помню – она просто светилась красотой. Нас сговорили, когда мне было семь, а ей четыре. Мы знали, что будем мужем и женой, и старались заранее к этому подготовиться. Но очень долго ничего друг к другу не испытывали – кроме дружелюбия. А потом что-то случилось… это была страсть. Недавно подавили мятеж Дедоя, всё лежало в руинах, но люди – выжившие – будто опьянели… Почему-то в такие времена все теряют осторожность. Потеряли и мы. И опекунши Лариссы – к тому времени она была сирота, её опекали две внучатые тётушки, блюстительницы нравов… они узнали о нашей связи. По обычаю это карается смертью девушки.

– Девушки? И только?

– Да. Наши обычаи иногда трудно понять… Могу я не рассказывать дальше?

– Ох, ну, конечно же… А почему ты вспомнил её сейчас?

Алексей помолчал.

– Тогда, у Оракула… когда нас разлучило…

– Да…

– …она пришла ко мне. Как… хранительница судьбы.

– И что…

– Ф-ф… Она пообещала, что поможет нам выйти. Но для этого, как ни смешно, я должен был… как бы сказать правильно… дать что-то вроде клятвы.

– В чём?

– Трудно объяснить.

– Ты попробуй.

– Хорошо, попробую. Примерно так: я выведу тебя, а потом вернусь за нею и попробую ей помочь… – Алексей неслышно выдохнул. Ему удалось почти не солгать. – Её ведь не просто убили тогда. Её сделали Частью.

– Чем?

– Частью. Я не настолько силён в некрономике, чтобы даже самому понять как следует, что это такое. Есть Пустота – мир живых. Есть Целое – туда уходят те, кто просто умер. И есть Части – оставшиеся между Пустотой и Целым. Некоторые – как Железан, например – до срока или до дела. А некоторые – навсегда. Ларисса – навсегда. Если ей не помочь.

– С нею так поступили… только за то, что она любила тебя?

– За то, что она была моей невестой и не соблюла себя. С нею так поступили за то, что она изменила мне…

– Изменила тебе – с тобой же?!

– Да. Если бы мы не были сговорены – то даже в самом худшем случае отделались бы штрафом.

– Какой бред…

– Бред. Старый опасный бред.

– А что ждёт меня?

– Но ведь ты не невеста. Тебя не успели сговорить.

– А должны были?

– Да. Дедой помешал.

– Как много успел наделать этот Дедой… А с кем меня должны были сговорить, не знаешь?

– Не помню. С кем-то из молодых Паригориев.

– Значит, мы отделаемся штрафом?

– В худшем случае.

– А в лучшем?

– В лучшем… В лучшем – ты выйдешь замуж, быстро овдовеешь – твой муж падёт на войне, или на охоте, или на дуэли, – и тогда я буду иметь полное и законное право просить твоей руки.

– У кого?

– У твоего батюшки. К тому времени ты разрушишь чары Астерия, вторгшиеся войска сложат оружие, ты проедешь на белом коне по вражеским знаменам – гордая, с поднятой головой, – а суровые славы по обе стороны от тебя будут древками копий оттеснять ликующую толпу, готовую на всё, чтобы только прикоснуться к тебе, дотронуться до подошвы твоего сапога – и даже удары тех копий будут принимать за благословение…

Саня закрыла глаза и стала смеяться. Она смеялась, из-под век текли слёзы, и Алексей, чувствуя, что падает, рушится куда-то, гибнет в огне – повернулся к ней и начал целовать её глаза и губы – до тех пор, пока она не обмякла вдруг в его руках и не стала отвечать на поцелуи…

Степь. Побережье

Когда над городком Анет ударил в небо столб белого огня и одновременно перестали быть и три чиновника, странствующие по делам государства, и мёртвый наместник провинции, по традиции управлявший всем из катакомбы храма, и жрецы, опекающие наместника, и многие жители городка, которым не повезло, – в этот самый момент глазам Валентия предстала Башня.

Он вздрогнул от вспышки и посмотрел назад, на быстро темнеющий огонь – и, сразу потеряв к нему интерес, вернулся взглядом к Башне. Никто не поверил бы, что такое чудо можно возвести за какой-то месяц…

Башня была не высока, саженей двадцать пять, много – тридцать. Кривоватые, но отнюдь не карликовые сосны, растущие неподалёку, были ей в четверть. Но казалась башня исключительно высокой.

Башня была не белая, а цвета старой кости. Расширенная рупором у основания, она плавно сужалась к вершине, напоминая поставленную на землю фанфару. Внизу, у земли, основание прорезали три арки, сквозь которые виден был кусочек берега. Почти на самой вершине, подобно фонарю маяка, блестел стеклянный шар – но, в отличие от фонарей, просто шар, без металлического переплёта. И уже из шара в небо тянулась, истончаясь до невидимости, блестящая игла…

Валентий заставил себя прекратить любование и заняться делом.

Итак: четыре сторожевые вышки. Частокол, частокол, частокол – без тени просвета. Ров. За частоколом, вероятно, тоже ров; по крайней мере, сам Валентий сделал бы так. И, скорее всего, множество ловушек в кустах на подходе – иначе почему они не вырублены, эти кусты?

Он двадцать минут изучал местность, потом жестом послал две пары разведчиков по самым непригодным маршрутам: по краю осыпи, лишь чуть прикрытому жалким кустарником, и по гребню длинной низкой горки, по самой границе терновника…

Мелиора. Бориополь, столица северного края

Арий Аристион заканчивал завтрак, когда прибежал отрок Вельф, один из адъютантов.

– Доместик, – торопливо наклонил он голову и дёрнул рукой в ещё более торопливом приветствии, – там – послы! Там – парламентёры!

– Идут к воротам? – поинтересовался Арий, стирая с усов остатки сметаны вышитым полотенцем.

– Стоят у ворот.

– В тени или на солнцепёке?

– На солнцепёке, доместик.

– Пусть их постоят. Как выглядят-то, на кого похожи?

– Степной тысячник и конкордийский тысячник, а с ними по три адъютанта.

– Значит, не людоеды. Ладно. В ворота их не пускать, а ставить шатёр у моста. Передай Бранимеру, что я хочу его видеть.

– Понял. Бранимер сейчас там, у ворот…

– Пусть возвращается. Я его к воротам не посылал.

– Понял! – ещё раз поклонился отрок и исчез.

Арий локтем отодвинул миску и потянулся к зеленоватому каменному кубку. И вдруг задумался. Ворох неопределимых сомнений мягко обрушился на него… и тут же запульсировало на безымянном пальце железное кольцо.

Вот как… вот, значит, как… Он тяжело поднялся. Кольцо это только вчера вручил ему посланец Якуна, тощий белобрысый человечек без возраста. Кольцо ни от чего не защищало, но давало знать, когда на человека оказывается направленное чародейство. Переговоры, значит… хотели сделать из меня предателя? Сейчас поглядим…

– Клим! – рявкнул он и грохнул кубком по столешнице.

Вбежал Клим, писарь.

– Слушай внимательно! Послов – впустить! Говорить с ними нам не о чем. Всех обезглавить! Тулова бросить в ров, головы выставить на пиках! Всё! Нет, не всё. Кто из своих вякнет против – повесить. Вот теперь всё…

– Это… записать?

Арий заметил паузу, но предпочёл не цепляться. Клим был верен до дрожи.

– Записать. А я подпись положу… и печать…