Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 66

И даже потом, когда птицы в один миг исчезли, оставив обильные потеки помета, Костяной ловил себя на том, что сторонится темных углов и вглядывается в тени.

Сейчас, на совершенно пустой автостоянке перед спортзалом, он испытал вдруг чувство запредельного, последнего одиночества. Просто все люди... друзья, враги, лохи, менты, биржевики, женщины, коты, строчки, акробаты, бывшие первые секретари, ломовые, быки, бакланы, черножопые, шировые, мажоры, жлобы, доктора, бухари, татары, базарные торговки, шоферня, ведущие телевидения, комелки... – все они исчезли, и вон за теми шторами не прятался никто, а звуки машин на проспекте возникали из тайных динамиков, поставленных специально для обмана... Он постарался стряхнуть с себя наваждение. Никого вокруг нет. Ну и что?

До назначенной встречи осталось три минуты. Прошел молодой кособокий бич, издавая звук невыключенной рации. Козлы...

Костяной вновь занервничал. Он вспомнил ночь. Похоже, впервые братва столкнулась с чем-то, заведомо превосходящим ее силами. До братвы это еще не дошло, но он, Костя – он был умнее. Много умнее.

Именно поэтому ему вдруг безумно захотелось сорваться. Не так... он вдруг понял, что ему все утро безумно хочется сорваться. Бросив все. Сейчас. Он посмотрел на часы. Тик в тик. Никого нет.

Лечь на дно... Просек, гад. Просек засаду. Это конец...

– Костя! – громко сказали сзади. Вернее, так... «Ка-астя!» Он обернулся.

Там не было никого.

– Ка-астя! Ка-астя! Ной!

Пусто. Никого. Стеклянная стена фойе спортзала, с той стороны занавешенная вертикальными жалюзи, похожими на противомушинные полоски.

Дверь, блестящие стальные ручки, стилизованные под половинки штурвала.

Бетонная мусорная урна, хранящая следы подошв...

– Ка-астя-ной!

Голос от урны.

Костяной пошел на этот голос, как завороженный. Наверное, зря, подумал он. Это опять то, ночное...

В урне шевельнулось темное. Потом из нее высунулась маленькая голова с разинутым клювом.

– Ка-астя-ной!!!

Он сделал еще три шага. На дне урны сидела ворона. Глаза ее были подернуты пленками, крылья жалко топорщились. Только клюв раскрывался неимоверно широко, острый язычок трепетал.

– Кааа...

Ворона вдруг заткнулась. Глаза ее мигнули и остекленело уставились на него. В этом выпуклом стекле полыхнул ужас. Птица замерла на миг, потом захлебнулась карканьем. Забила крыльями, прыгнула, взлетела. За лапой ее тянулась бечева...

Костяной все понял, но не успел даже зажмуриться. Мир стал черным, и лишь на месте урны возникла ослепительная звезда.

Алексей кивнул сам себе, отметив долетевший хлопок и шарик белесого дыма, поднявшийся над крышами. Тронул машину и, придерживая руль одной рукой, другой поднял к глазам кусочек мелового камня...

Откинул голову. Глаза на протяжении какого-то мига – именно так... на протяжении мига, – словно проходили сквозь зеркальную поверхность. Отдаленно это напоминало медленное всплытие со дна с открытыми глазами.

Он был в мире, где обитали липкие монстры. Рядом с городком, который они потихоньку высасывали.

Крыши окраинных домов виднелись метрах в сорока – правда, за лощиной, заросшей непроходимым колючим кустарником.

Алексей надел рюкзак, воткнул за пояс «шерифф» – круг для него замыкался – проверил, хорошо ли захлопнулась дверь... Уже отойдя довольно далеко, он почувствовал, что ему не по себе.

Земля под ногами будто бы чуть пружинила – как пружинит толстый травяной ковер поверх трясины.

Похоже было на то, что процесс здесь зашел дальше, чем он рассчитывал... Все равно – следовало убедиться.

Примерно через час неторопливых блужданий он наткнулся на следы людей. Свежее кострище, недогоревший кусок грубой ткани...

Алексей сел, привалился спиной к дереву. Вначале – прослушал окрестности. Ненормально тихо. Мелкие звери не прячутся – их просто нет. Птицы ведут себя несвободно...

Из кармана рюкзака достал баклажку с остатками «жабьего меда». Сделал полглотка. Отдышался. Оставалось... он встряхнул баклажку над ухом... оставалось еще глотков пять. Надо экономить.

Потом он постарался увидеть то, что произошло здесь недавно. Наверное, этой ночью.

Он увидел, но не понял. Трое мужчин с оружием сидели у костра. Потом двое ушли и через некоторое время вернулись с небольшим свертком.

Развернули его, содержимое рассовали по карманам, упаковку бросили в костер.

Когда стало светать, все они ушли. В сторону города.

Он посидел еще, собираясь с духом.

Не страх, но омерзение мешало ему.

Она не считала дни. Пыталась считать вначале, но потом бросила эти попытки.

Возможно, здесь просто-напросто повторялся один день. По крайней мере, эта олениха с олененком... они принимали одни и те же позы, делали одни и те же движения...

Аски плакала по ночам. Но, разбуженная, либо все забывала, либо не желала делиться.

Первое время Отрада судорожно сидела на месте... без надежды ждала, что откроется дверь. Потом так же судорожно пыталась куда-то уйти, уверяя себя, что ищет что-то.

Она нашла...

После этого Аски и стала плакать ночами. А Отрада... Отрада бросила поиски – и, однажды найдя старую полуразвалившуюся хижину у водопада, осталась там.

Искать больше нечего было.

А тогда она обрадовалась чрезвычайно, до взвизга, увидев знакомую резную арку над входом в пещеру, дикий плющ на склоне...

Провал зиял в полу, ближе к задней стене, и трон Диветоха валялся расколотый пополам, и никто не убрал трупы, кости обсыхали в углах, прикрытые клочьями придворных фартуков... она нашла и самого Диветоха – по массивному каменному браслету на руке и по знакомой серьге. Диветох, уже мертвый, тянулся к железному кольцу, вделанному в скалу. Отрада расстелила его царский красный кожаный парадный плащ и сложила на этот плащ все косточки царя... все, которые смогла найти. Потом она посидела над его могилой. Но как она рыла эту могилу и как закапывала Диветоха – это из памяти исчезло. Осталась только грязь под ногтями. И осталась память о яростной вспышке в глазу – когда она лишь попыталась коснуться железного кольца...