Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 47

47

– А как хозары относятся к тем женщинам, с которыми сталкиваются по работе? – лукаво спросила Катя.

Профессор улыбнулся:

– Лично я – отношусь с уважением. А что касается общей массы хозар… Кажется, Катя, вы так ничего о них и не поняли. Хозары никогда не будут иметь дела с женщиной. Женщину можно жалеть, кормить, охранять. Даже любить ее можно. Но вотвести с ней дела – нельзя. Знаете, какое изречение Конфуция знает каждый хозар?

Катя с минуту подумала и процитировала:

– У обыкновенной женщины – ум курицы. У НЕобыкновенной – двух куриц.

– Вы угадали, – улыбнулся профессор.

А Катя гневно подумала: «Значит, хозары думают, что мы с Дашкой – курицы. Думайте, думайте. Мы вам таких куриц покажем!»

Уроки профессора Бахтиярова дали Калашниковой многое. Она уже не напрягалась, когда профессор или Альмира обращались к ней по-хозарски. Более того, в те часы, когда Катя оказывалась на подъеме, она даже не задумывалась, на каком языке говорит. Просто отвечала – и все. Плюс к тому Катя потихоньку начала понимать психологию хозар.

– Москва для них – враждебный город, враждебный мир, – втолковывал ей профессор. – Хозарам здесь тяжело, маетно. Чужой язык, чужие люди. Они все время на взводе. А постоянный дискомфорт рождает агрессию. Вот почему хозары часто заводят ссоры.

– Пусть уезжают, если им у нас не нравится! – едко сказала Катя. Спохватилась и быстро добавила: – Ой, извините!

– Каждый «черный хозарин» – может быть, кроме меня – только об этом и мечтает, – уверил ее профессор. – Но… Все они хотят уехать – с деньгами. Без денег на нашей родине делать нечего. В Хозарии же работать и зарабатывать негде. Но там – и мера богатства другая. Иная, нежели в России. Если, по московским меркам, ты просто нормально обеспечен, то в Хозарии с этими деньгами станешь богачом, элитой, человеком-богом. Многие мои соплеменники мечтают стать выше других. А этого возможно добиться, только имея, как это сейчас говорят, бабки. Потому все хозары более всего чтят деньги. Pecunia est nervus rerum.[25]

– Разве у этого, что на «Брабусе»… Что, у него нет денег? Да наверняка – куры не клюют! – горячо возразила Катя. – Чего же он не уезжает к себе в горы?

– Упивается властью, – пояснил профессор. – «Черные хозары» мечтают только о деньгах, «белые» – о деньгах и власти. Нашу нацию слишком долго угнетали. Хозары слишком часто теряли земли, дома, утварь. Рядом с нашей землей и сейчас идет война. И хозары считают, что только за деньги можно получить и мир, и свободу, и счастье. А власть, возможность повелевать дается только тому, кто имеет деньги. Quaorenda pecunia primum, virtus post nummos. Так говорил Гораций.

Катя поспешно перевела – с латинского на хозарский:

– Сначала домогайся денег, потом – добродетели.

Бахтияров внимательно взглянул на нее и добавил:

– Акцент у вас еще тяжеловат. Так что сегодня ночью спать опять не придется, будете учиться. А насчет денег… я просто хочу убедить вас в том, что ваш племянник будет жив и здоров, пока вы не соберете выкуп. Большие деньги ведь дают только за целого заложника. Так что вам сначала предъявят его – целым и невредимым. И убьют лишь тогда, когда получат свое богатство.

– Богатства они не получат. И Ленчика – не убьют, – горячо заверила профессора Катя.

Уж она-то постарается, чтобы уроки профессора принесли Ленчику пользу!

Павел Синичкин

Москва – мой город. Я люблю гулять по нему. Если, конечно, прогулка не подразумевает посещение загса, клеток с тиграми или хозарских кафе.

Городская застройка близ кинотеатра «Мечта» к таким местам не относилась, и я прохаживался здесь с некоторым удовольствием. Меня подогревала мысль, что где-то рядом, возможно, находится наш Ленчик. Но… Я гулял по дворам вокруг «Мечты» почти три часа – и все без толку. Искомое не обнаруживалось.

В бумажнике у меня лежала полезная фотография – точнее, давешняя компьютерная распечатка с изображением желто-черно-красных занавесок. И сегодня, прогуливаясь по дворам близ кинотеатра, я искал в одном из окон сей узор. Оперативное чутье подсказывало мне: эти шторы должны быть закрыты – даже днем.

Задача сначала казалась мне несложной. Но вышло, что не все так легко. Поблизости от кинотеатра имелись пятиэтажные, при этом трех– или четырехподъездные дома. Окон, значит, в каждом насчитывалось около ста. А всего – восемь пятиэтажных домов. Значит, около восьмисот окон.

Однако тимуровцы семидесятых почти сплошь обсадили дома тополями. Теперь многие деревья вымахали выше крыш и мешали обзору. Чтобы рассмотреть занавески, приходилось то отходить от домов метров на пятнадцать, выискивая щели в кронах, то приближаться вплотную к стенам и задирать вверх голову.

Оделся я подчеркнуто по-рабочему: брезентовые штаны и куртка, плюс чемодан из тех, что носят сантехники. На работяг из городских служб на улицах мало кто обращает внимание. Впрочем, определенный интерес я все же вызвал. Однажды ко мне подошел бравый дедок и по-хозяйски спросил: «Планируете двор асфальтировать?»

– Служба газа, – сухо ответил я. – Возможны небольшие утечки.

– Ага, ага, – покивал тот и отошел.

Если даже версия Кати правильна, невозможно понять: как Ленчик узнал, что находится возле кинотеатра? Увидел его из окна своей тюрьмы? А может, заметил в тот момент, когда хозары вытаскивали его из машины и вели в подъезд? А может, он обратил внимание на неоновую вывеску, когда его везли на авто в плен?

Кроме того, не исключено, что Катерина ошиблась и кинотеатр «Мечта» не имеет отношения к Ленчиковой тюрьме. И я только напрасно теряю время.

Если бы в РУБОПе не оказался хозарский шпион – тогда искать было бы намного проще. Раздать пяти-семи курсантам фото с занавесочками – пусть шныряют по дворам. Или подключить на кратковременную прослушку все квартиры в округе. Или, проще всего, поговорить с участковым: какие квартирки здесь пользуются нехорошей репутацией? Но теперь мне рассчитывать на ментов нечего. Если сообщить в тот же РУБОП о «Мечте» и о занавесочках – вряд ли Ленчик надолго останется в той квартире.

Мне приходилось действовать в одиночку, обходиться собственными силами.

К концу третьего часа прогулки я отчаялся найти проклятое окно в непосредственной близости от кинотеатра и решил расширить круг поисков. Мне оставался последний дом, самый дальний от культурно-развлекательного комплекса. Я подошел к нему ближе и тут издалека вдруг увидел в одном из окон на третьем этаже знакомый узор. Я ускорил шаг. Очень похожие шторы! Вытащил свою фотографию-распечатку. Да, это они: те самые желто-черно-красные занавески!

* * *

Я отошел к своей «восьмерочке». Прикинул по подробной карте столицы, какой точный адрес у интересующей меня квартиры. Достал сотовый. Набрал номер ЦАСа. Назвал пароль. И через пару минут девушка-оператор сказала мне телефон искомой квартиры.

Я набрал этот номер. Сердце делало не шестьдесят, как обычно, а, пожалуй, все восемьдесят ударов в минуту.

Мне ответили быстро.

– Ал-ле? – сказал голос с восточным акцентом.

– Кто это? – спросил я.

– Кто тибэ нужен? – акцент говорившего, похоже, был хозарским.

– Услана мне.

– Куда ты звонишь?

Я назвал номер.

– Нэт здесь таких! – гаркнули мне и бросили трубку.

Теперь сомнений не оставалось: в квартире на третьем этаже, за желтыми занавесочками с черно-красными цветами, обитают «лица кавказской национальности».

Но там ли Ленчик?

* * *

В машине я переоделся. Надел вместо брезентухи белую рубашечку с коротким рукавом. Мои рабочие штаны вполне могли сойти за новомодные джинсы. Сантехнический чемоданчик я, впрочем, взял с собой.

Подъезд дома, где свили свое гнездо хозары, никем – ни консьержем, ни домофоном – не охранялся. Я поднялся на второй этаж. Позвонил в квартиру, расположенную ровно под хозарской. Если здесь меня не поймут, имелось еще три запасных варианта: квартира над вероятной темницей и две квартиры сбоку от нее: справа и слева.

вернуться

25

Деньги – нерв вещей, сущность всего (лат.).